Альфонсо Диас в один момент разрушил надежды встречавших «Ла Маделену» амстердамцев. Он приказал вывесить на корме белый вымпел. Людям сведущим этот клочок материи подсказывал, что товара для продажи на судне нет и что каравелла зашла в порт для того, чтобы пополнить припасы. Толпа значительно поредела; остались лишь те, кто надеялся на кружку пива от щедрот команды «Ла Маделены», и упрямые евреи перекупщики. Они подметили, что судно загружено под завязку, и им очень хотелось побеседовать с владельцем груза.
Но тут раздались воинские команды, и на причале появился небольшой отряд испанцев, сопровождавший плешивого монаха-доминиканца. Подхватив полы своих длинных одежд, — чтобы не мешали бежать — евреи бросились врассыпную. За ними последовали и калеки, в памяти которых еще были свежи воспоминания о застенках инквизиции. Лишь солдаты-ветераны и матросы, большей частью бывшие пираты, не торопились очистить причал. Они глухо роптали, а во взглядах, обращенных на испанцев, плескалась ненависть.
Монах поднялся на палубу каравеллы и, смиренно опустив голову, сказал, обращаясь к Альфонсо Диасу, в котором сразу угадал капитана:
— Я рад, что вы благополучно добрались до Амстердама. Господь милостив… Меня зовут отец Игнасио. Если у вас появятся какие-то пожелания или возникнут трудности, обращайтесь ко мне. Мне предписано помогать вам во всех вопросах, которые могут возникнуть в связи с вашей миссией.
Фернан Пинто, стоявший немного поодаль, невольно поразился: каким образом святая инквизиция сумела опередить каравеллу и подготовиться к прибытию «Ла Маделены» в Амстердам?! Он переглянулся с Антонио де Фариа; бывший пират в недоумении поднял брови. Ему тоже показалось невероятной такая прыть отцов-инквизиторов. Мало кто в мире знал, что святая инквизиция (как и Общество) нередко прибегает к голубиной почте. Для этого в монастырях были построены большие голубятни, и крылатые гонцы доставляли донесения тайных агентов, а также разносили приказы Великого инквизитора и генерала Общества Иисуса по всей Европе.
Пожелание пока было лишь одно: встретиться с человеком, который может составить миссии протекцию в Московии. Фернан Пинто уже знал, что иноземцам торговать с Москвой не так-то просто. Увы, Филипп II совершил большую ошибку, когда состоял в браке с английской королевой Марией Тюдор. Своим королевским указом они освятили в 1555 году существование Московской торговой компании, которая захватила почти всю торговлю с Московией.
Великий князь московитов дон Хуан даровал английским купцам право свободного въезда, передвижения и беспошлинной торговли в русских землях, а также подарил им дом в Москве, где они организовали Гостиный двор. Англичане всеми силами препятствовали появлению в Москве купцов из других стран, не гнушаясь подкупом великокняжеских дьяков и подьячих, возводивших на конкурентов-иноземцев напраслину.
Среди купечества бытовала поговорка: «Поехал в Московию по шерсть, а вернулся стриженным». Оболганных купцов нередко обвиняли как иноземных шпионов и, отобрав товары, выгоняли из Московии взашей. Хорошо хоть головы не рубили — дон Хуан понимал важность торговли с другими странами. Поэтому торговать в Москве решались немногие смельчаки. Зато прибыль у них была весьма существенной — не в пример тем, кто боялся иметь дела с Московией и за бесценок отдавал свои товары англичанам…
Фернан Пинто ушел вместе с отцом Игнасио, а де Фариа стал терпеливо дожидаться, пока Альфонсо Диас исполнит все то, что предписано морскими законами капитану судна по прибытии в порт. Он непременно хотел посетить район Де Валлен, чтобы выпить там кружку-другую дженевера[45], о котором был немало наслышан, и пообщаться с местными красотками.
Тем временем Фернан Пинто вышагивал в сопровождении испанских солдат по улицам Амстердама. Видимо, его приняли за очередную жертву инквизиции, потому что со всех сторон он ощущал на себе сочувственные взгляды. А в одной улочке на солдат обрушился град камней, но догнать инсургентов и наказать их испанцы даже не пытались — это были подростки, которые мигом, как горох, рассыпались среди домов, проскальзывая в немыслимо узкие щели, через которые только коты могли пролезть.
Наконец небольшая кавалькада остановилась возле трехэтажного дома с двором, окруженным высоким забором. Судя по внушительному фасаду с фигурами наяд и лепнине, здесь жил богатый негоциант. Их встретил привратник — вооруженный до зубов детина, и отца Игнасио вместе с Фернаном Пинто пропустили во двор; солдаты остались за воротами.
— Отец Игнасио! Какая честь! — воскликнул дородный купчина; в его грубом голосе слышалась явная фальшь, смешанная с душевным трепетом. — Я рад приветствовать вас в моем скромном жилище!
Купец встретил инквизитора и фидалго на пороге, что указывало на великое почтение к гостям.
— Мир дому сему, — вежливо ответствовал монах. — Герр Ламберт! Я привел к вам друга, которому нужно оказать посильную помощь. Церковь будет вам очень признательна, мин герр.
— Всенепременно, святой отец! — с воодушевлением воскликнул голландец; похоже, он мысленно прочитал благодарственную молитву святому покровителю своей семьи — визит инквизитора обычно не сулил богатому негоцианту ничего хорошего. — Сделаю все, что в моих силах! Прошу вас в дом, у меня как раз накрыт стол, отобедаем.
— Премного благодарны, — постным голосом ответил доминиканец. — Однако прошу извинить меня, мин герр, — дела. Мне пора к мессе. Я оставляю вам этого достойного господина. Надеюсь, вы найдете общий язык.
С этими словами монах поклонился и выплыл за ворота. Герр Ламберт облегченно вздохнул и украдкой смахнул пот со лба; слуга широко распахнул дверь, и Фернан Пинто оказался в просторной зале с большим изразцовым камином, стены которой были сплошь увешаны картинами и златоткаными гобеленами.
Сквозь высокие узкие окна с перегородками, делящими окно на квадратики, виднелась зелень сада. Дверцы посудных шкафов напоминали окна на фасаде дома, а по бокам их украшали резные колонны и башенки. Каминная полка была уставлена расписными декоративными тарелками и небольшими скульптурами из белого фаянса. Рядом с картинами висели охотничьи трофеи — головы диких кабанов и оленей, старинные географические карты, оправленные в черные деревянные рамы, — бережное отношение к картам было в генах у потомков отважных мореплавателей.
Посреди залы и впрямь был накрыт стол, который ломился от еды. Видимо, у Маринуса Ламберта (так звали негоцианта) намечался не просто обед, а празднование какого-то события. Пинто почувствовал себя неловко, особенно когда из глубины дома послышался звонкий смех и в залу впорхнули две прелестные девицы, юноша, очень похожий на Ламберта, — видимо, его сын, а за ними вошла чопорная матрона и несколько мужчин, скорее всего, представители купеческого сословия.
— Я представлю вас как испанского купца, с которым веду дела, — шепнул ему на ухо герр Ламберт. — О ваших проблемах поговорим позже.
Фернану Пинто ничего другого не осталось, как согласно кивнуть…
Быстро выяснилось, что герр Ламберт праздновал день совершеннолетия старшей дочери. Она была помолвлена с представителем знатной купеческой фамилии, и Маринус Ламберт с огромным нетерпением дожидался этого дня, потому что замужество дочери сулило объединение с домом зятя, а значит, расширение дела и увеличение доходов семьи.
Против каждого места для гостя лежали столовые приборы — ложка, двузубая вилка, нож, а также стоял серебряный кубок. Еду подавали на широких металлических блюдах. Когда гости сели за стол, слуги внесли кувшины с водой и полотенца, чтобы они могли помыть руки. После этого все приступили к еде. Подносили блюда к столу и прислуживали гостям слуги.
Первым блюдом был жареный олень с острым соусом. Кроме оленя на столе были колбасы из мяса каплуна, жареные бараньи ножки с шафраном, мясо кабана со сливами и изюмом, жареная зайчатина с ароматными травами, домашняя птица, зажаренная на вертеле. И естественно, сельдь во всех видах — соленая, копченая, жареная и под соусом. Спустя какое-то время подали пироги и десерт — финики, яблоки и пирожные. После десерта сильно оживившиеся гости вновь принялись за мясные блюда, приправленные большим количеством пряностей — перцем, толченым мускатным орехом, имбирем и гвоздикой. Все это острое изобилие вызывало большую жажду, и вина текли рекой.
Фернан Пинто больше налегал на еду; он опасался, что выпив лишку, может потерять контроль за своим языком. Все яства были очень вкусными, и вскоре плоский живот фидалго сильно округлился. Почувствовав, что еда уже не лезет в горло, он украдкой мигнул Маринусу Ламберту; негоциант понял этот тайный знак, и они уединились в его кабинете.
Он был обставлен довольно скромно, в строгом голландском стиле: несколько шкафов с книгами, большой стол, пять кресел, обитых кожей, шторы в мелкую клетку, ажурная бронзовая люстра и обитый фигурными железными пластинами массивный шкаф в углу, предназначенный для хранения ценных бумаг и денег. Несколько мрачноватый интерьер кабинета украшало большое зеркало в резной деревянной раме и полки, уставленные статуэтками, декоративными блюдами, дорогими чеканными кубками и застеленные белыми кружевными салфетками.
Фидалго рассказал голландцу, что желает наладить торговые отношения с Москвой и просит у опытного, всеми уважаемого негоцианта, который давно торгует с русскими, содействия в этом деле. Уговаривать Маринуса Ламберта не пришлось. Еще бы: когда просит святая инквизиция, отказ для него мог значить лишь одно — костер и конфискацию имущества…
— Герр Пинто, — сказал Ламберт, — у меня есть человек, который будет служить вам проводником в купеческом мире Московии. Он знает языки, сведущ в торговом деле и имеет связи среди бояр и дьяков великого князя Московского. Только вам придется взять его на содержание и выплатить заранее оговоренные комиссионные.
— Это само собой понятно, — легко согласился Фернан Пинто; все равно деньги он будет платить не свои. — Когда я могу встретиться с ним, чтобы заключить договор и наметить день отплытия из Амстердама?