В предшествовавшие полету дни Дуайер познакомился с моим профилем Франклина и накануне позвонил мне в Куантико – посоветоваться, что и как сделать во время полета, чтобы использовать его с максимальной пользой.
Частный самолет как альтернатива коммерческому рейсу – отличная идея. Я посоветовал Дуайеру составить с пилотами такой план полета, чтобы они оставались в воздухе как можно дольше. Мы знали, что Франклин всегда чувствует себя некомфортно, когда не может контролировать ситуацию.
Подтверждением этому могло служить то, как он обставлял свои преступления. Во время полета его уровень стресса будет высоким с самого начала, следовательно, он будет искать эмоциональную поддержку у тех, кто рядом, в самолете. Единственная сложность заключалась в требовании штаб-квартиры, согласно которому любой разговор о преступлениях должен быть инициирован Франклином добровольно и, если это случится, задокументирован, то есть записан на магнитофон.
Я предложил, чтобы Франклина сопровождал серьезный, авторитетный белый агент из отделения ФБР в Тампе. Сам Дуайер идеально подходил на эту роль. Я посоветовал ему надеть классическую «униформу» ФБР – накрахмаленную белую рубашку, черный или темный костюм, черные туфли. Полный набор. Держаться ему следовало строго и уверенно, как и надлежит представителю власти. Он также должен иметь при себе некий реквизит, дающий основание предполагать, что мы знаем о Франклине гораздо больше, чем показываем. Мы знали, что специалисты в Тампе создали такой инструмент, как Визуальный следственный анализ (ВСА), в таблице которого отражены все известные действия Франклина за последние два года. Для Дуайера это была бы идеальная подпорка, способная убедить Франклина в высокой степени профессионализма Бюро и предполагающая даже всеведение.
Первоначальный план Дуайера состоял в том, чтобы ударить по самолюбию Франклина и попытаться запугать его и сломить. Мне нравилась идея с запугиванием, но подход к нему виделся иначе. Тема ограбления банков, на мой взгляд, не повлияла бы на Франклина в нужной мере, поскольку для него это был всего лишь способ заработать на жизнь, а не смысл существования. Я не хотел, чтобы Дуайер инициировал разговор – в любом случае начальство уже исключило такой вариант, – но думал, что в условиях долгого полета, под стрессом и в той атмосфере, которую мы планировали создать, Франклин сам не выдержит и начнет говорить.
Я предложил Дуайеру, как только это случится, попытаться усыпить его бдительность разговором в духе «мы против них». Не соглашаться с тем, что нацисты или куклуксклановцы хорошие люди и приличные организации – такую игру Франклин бы разгадал, – но использовать то, что мы уже знали о его отношении к ним.
Важным компонентом поведенческого профайлинга является экстраполяция на основе известных фактов. Мы знали, что он присоединялся к различным группам ненависти и впоследствии расставался с ними. Мы знали, что он ожесточился и выбрал в качестве мишени афроамериканцев, и, следовательно, вышел из этих групп не из-за изменения личной философии. Мы знали о его параноидальных наклонностях. Из сообщений агентов, инфильтрованных в экстремистские группы, мы знали, что деятельность многих ограничивалась разговорами о ненависти и негодовании.
Поэтому, хотя лично от Франклина мы ничего такого не слышали (это будет позже), логично было заключить, что причина, по которой он стал одиноким волком, заключалась в том, что он был сыт по горло пустой болтовней и бездействием и/или боялся стукачей и тайных агентов. Позже выяснилось, что мы были правы по обоим пунктам.
Я предложил Дуайеру высказать мнение, что группы, в которых состоял когда-то Франклин, становятся все менее и менее эффективными именно по той причине, что среди них слишком много обычных болтунов, пьяниц или нытиков, которые на самом деле не готовы к каким-либо действиям для достижения целей. Таким образом, не одобряя явно убийства, агент мог намекнуть, что восхищен самоотверженностью и преданностью миссии Франклина.
Такой подход мы с Бобом Ресслером только что использовали, когда брали интервью у Дэвида Берковица в тюрьме «Аттика» в Нью-Йорке. Мой отец, Джек Дуглас, был журналистом в Нью-Йорке, а потом возглавлял профсоюз печатников на Лонг-Айленде. Для интервью с Берковицем он снабдил меня экземплярами местных таблоидов с большими заголовками об убийствах «Сына Сэма». Я взял «Нью-Йорк дейли ньюс» и передал его через стол Берковицу.
– Дэвид, через сто лет никто не вспомнит Боба Ресслера или Джона Дугласа, но люди будут помнить Сына Сэма, – сказал я.
Я процитировал тогдашнее дело BTK в Уичито, штат Канзас[9], и сказал, что он писал хвастливые письма в полицию и СМИ и упоминал в них Сына Сэма.
– Он хочет быть похожим на тебя, потому что у тебя есть эта сила, – добавил я.
Я знал, что в глубине души Берковиц хотел признания и славы за свои убийства, и вот так мы сумели его разговорить. Тактика сработала. Когда он сел на своего любимого конька – мол, это трехтысячелетний демон, действовавший через черного лабрадора его соседа Сэма Кара, приказал ему убивать, я сказал:
– Эй, Дэвид, прекрати нести чушь. Собака была ни при чем.
Он рассмеялся и признал, что я прав и что он просто выдумал все ради красного словца, чтобы повысить свой статус.
Я думал, что то же самое может сыграть и с Франклином, если мы найдем к нему правильный подход.
Самолет вылетел из Санкт-Петербурга, Флорида, в шесть утра, в ноябре в этот час там полная темнота. Мы думали, это добавит немного жути и тревожности.
Дуайер сыграл свою роль идеально, прибыв к самолету в черном костюме-тройке, белой рубашке с длинными рукавами и строгом галстуке. Начиная работать с серийными убийцами, мы прекратили записывать наши сеансы с ними, когда поняли, насколько они параноидальны и как сильно влияет на них сознание того, что их слова записываются. Но, зная, что магнитофон необходим, мы попросили Дуайера взять его с собой – показать, что он готов ко всему. Агент также прихватил номер «Нью-Йорк таймс» и «Ньюсуик» с репортажами о Франклине, а также темно-бордовую папку с печатью ФБР на лицевой стороне. На самом деле такие папки раздавали студентам Академии ФБР, но выглядела она очень официально. В нее Дуайер положил несколько чистых листов с логотипом ФБР, которые тоже выглядели очень солидно, выглядывая из папки и «светя» фирменным бланком.
Франклин был скован по рукам и ногам, из-за чего чувствовал себя беспомощным. Мы хотели, чтобы Дуайер и Франклин сидели друг напротив друга и их общение больше походило на беседу, чем на допрос, но устройство салона исключало такой вариант, поэтому они сидели бок о бок, с магнитофоном между ними.
Молчал Франклин недолго. Едва узнав Дуайера, он упомянул об интервью в отделении Бюро в Тампе несколькими днями ранее, а когда они взлетели, начал расспрашивать Дуайера о его прошлом и нынешней работе. Агент сказал, что служил в морской пехоте, и это произвело впечатление. Франклин вспомнил журнал «Солдаты удачи», и Дуайер сказал, что знаком с ним. Воспользовавшись шансом, агент упомянул, что знал людей, сражавшихся в Родезии в то время, когда, как мы знали, туда же хотел попасть и Франклин.
Заметив у Дуайера журнал и газету, он попросил почитать. Дуайер не отказал. Прочитав их, как мы и надеялись, Франклин сказал, что хотел бы поговорить о преступлениях, в которых его обвиняют.
Агент ответил, что они могут это сделать, но только если Франклин разрешит записать разговор на пленку.
Он согласился. Дуайер нажал на кнопку и, включив запись, произнес:
– Допрос: уведомление о наличии прав.
Прежде чем продолжить, агент попросил подписать бланк, что Франклин и сделал.
Далее Дуайер перешел к стратегии «Сын Сэма» и пощекотал самолюбие Франклина, заметив, что статьи показывают, какой значительной, представляющей национальный интерес фигурой он является, и что его деятельность повлияет на многих людей. Франклин, казалось, приободрился, проникнувшись гордостью и осознанием собственной значимости. Дуайер достал карту его перемещений, что тоже произвело на Франклина сильное впечатление – оказывается, ФБР проявило такой активный интерес к его путешествиям и деятельности.
Как мы и договорились, Дуайер не стал поднимать тему ограблений банков и сосредоточился на убийствах. Франклин признал, что бывал во многих городах, где произошли убийства, и знаком с Парком Свободы в Солт-Лейк-Сити и рестораном быстрого питания в Джорджии, где был застрелен еще один афроамериканец. В ходе беседы Франклин согласился, что использовал многочисленные псевдонимы, красил волосы, покупал парики, автомобили, огнестрельное оружие и бронежилеты.
Единственным эпизодом, к которому Франклин не проявил интереса, была атака на Вернона Джордана. Дуайер охарактеризовал его реакцию как «безразличие» и добавил, что он продолжал смотреть в окно. Агент даже задумался – может быть, Франклин и впрямь не имеет никакого отношения к этому преступлению.
Излагая свои примитивные, лишенные всякой оригинальности взгляды, Франклин повторил то, что уже говорил на допросе в Тампе: все его высказывания, даже на посторонние темы, были полны расистскими оскорблениями и отражали самые отвратительные убеждения. Ненависть, казалось, пропитывала все его мировосприятие.
В отчете Дуайер писал, что как бывший член партии Диксикратов[10] Франклин на дух не переносил евреев. Он твердо верил, что евреи контролируют как американское, так и советское правительства. Он рассказал, что в Вашингтоне дважды побывал на экскурсии, посвященной ФБР, и во второй раз – вероятно, после того, как экскурсия был перенесена из Министерства юстиции в здание Дж. Эдгара Гувера, – заметил, что стенд под названием «Преступление века», рассказывавший о деле Розенбергов, передававших СССР секретные сведения об атомных разработках, отсутствует.
Он прокомментировал это так: все обвиняемые были евреями, и евреи помешали ФБР восстановить экспонат.