Кейс поставил передние лапы на подоконник и, высунув голову наружу, глубоко вдохнул пока еще чистый воздух.
— Он, наверное, был пьян той первой ночью, — задумчиво произнесла Азиель. — Тогда дрейк был ужасно неуклюжим. Теперь он куда лучше управляется со своими лапами и крыльями.
— Куда вы направляетесь? — снова спросила Сиель.
Эрик пристально посмотрел на нее:
— Блейн ведь сказал нам, что следует предпринять в первую очередь. Я это сделаю. Мы едем в замок.
— И что, во имя пепельного пламени мертвого бога, ты намерен делать там?! — с ужасом спросил Луп.
— Думаю, можно сказать, что мы отправляемся на свидание с одним известным волшебником, Луп. — Эрик печально улыбнулся Сиель. — Я не Тень, — просто произнес он. — Но мне очень жаль, что я так на нее похож. Вперед, Кейс. Полетели.
— Ну уж нет, никуда вы без меня не полетите!
— Луп, я знаю, куда должен отправиться.
— Еще бы! Мне бы и в голову не пришло тебя переубеждать, о да! Но вы оба будете мертвы через несколько часов, если меня рядом не будет. Дурак набитый, ты даже припасов не прихватил! Что вы есть-то собирались? Камни?
Взвалив на плечи мешок, который он трудолюбиво собирал для Гобба, Луп вскарабкался на спину Кейсу. Места хватило впритык. Дрейк застонал, словно троих ему было нести и тяжело, и лениво.
— Не вздумай жаловаться, тупой крылатый осел! — любовно проворчал Луп, похлопав зверя по упитанному крупу. — Ты и так последние несколько дней жил сыто и лениво, спал и жрал. Пора и полетать немного. Если верить россказням, ты принадлежишь Тени. Почему бы тебе не начать соответствовать своей роли, а? Марш!
Дрейк вывалился из окна в ночное небо, и все трое седоков испуганно завопили, не сразу сообразив, что падение постепенно переходит в полет. Бьющие по воздуху мощные крылья легко преодолевали порывы ледяного ветра.
— Хороший мальчик, — одобрительно кивнул народный маг, снова похлопав Кейса. Наклонившись к Эрику, он спросил: — А куда мы направляемся-то? И чего ради?
— Ну, я, конечно, тебе все расскажу, но… думаю, ответ тебе не понравится.
Первый капитан Товин повторял приказ «Держать строй!» до тех пор, пока горло и легкие не заполнились странным веществом, больше всего похожим на песок. У него не было ни малейшего представления о том, как себя сейчас вели его люди — сбежали ли они или продолжали до последнего стоять у Стены, — потому что он утратил способность видеть. Вдоль всего их строя были расположены ярко пылающие жаровни, однако теперь они не давали света. Странная химическая вонь была невыносима, не походила ни на один известный ему запах. Легкие конвульсивно сжались, отвергая неизвестное вещество. Воздуха не осталось даже на то, чтобы кричать от боли. Первый капитан кашлял и слепо полз вперед, нарушая собственный приказ. Его жизнь, прошлое, все мечты сгорели дотла, и теперь он пытался дышать их пеплом. Ненависть к Блейну и желание убить подлого Стратега заставляли его ползти. Со всех сторон на Товина падали тела.
Затем в одно мгновение окружающая действительность изменилась, и он очутился в месте, где не было ни движения, ни времени, ни тихого сна.
Первый капитан не знал, сколько пролежал там. Царила даже не тишина, а абсолютное безмолвие, в густом тумане невозможно было разглядеть ни зги, единственным звуком здесь было тихое, на грани слышимости шуршание земли, по которой катались чьи-то тела. Товин не понимал, в чем дело, — да, он не мог дышать и толком думать, но при этом определенно был жив. Внезапно он почувствовал, как его тело вытягивают сразу во всех направлениях, но это ощущение ему понравилось. Он понимал, что ломаются кости ног и рук, но это доставляло ему невероятное удовольствие. «Да!» — подумал Товин. Чужие стоны и крики просочились через завесу тумана, нарушив безмолвие и долетая до него странно искаженными, смутными, как будто он сам оказался под водой. Перед глазами стояла красная пелена. «Да!»
Его тело словно оказалось в удивительно сильных руках, и толстые пальцы беззастенчиво мяли его и завязывали узлы. Из горла вырвался непонятный звук. Сначала собственный голос растаял, раскатившись пронзительным, вибрирующим «А-а-а-а!», затем его заменило нечто, что было уже не звуком, а новым чувством, за которое отвечал еще неизвестный и непривычный новый орган. Следом пришло и другое чувство, которое чем-то походило на осязание, позволяя ему ощутить пульсацию и поток времени в воздухе. По большей части это была сплошная река, движущаяся с постоянной скоростью в одном направлении, однако теперь Товин мог пройти против течения, а то и заморозить его в некоторых местах, замедлить до такой степени, что время фактически останавливалось. Кости продолжали ломаться, вытягиваться и снова ломаться… Мускулы сжимались, их сводило судорогами, пока они не стали крепкими и твердыми как камень.
Когда наконец все закончилось, Товин знал твердо лишь одно: он изменился. Он стал изящным, прекрасным, великолепным произведением искусства.
То, что когда-то было первым капитаном Товином, неуклюже поднялось на ноги. В облаке красного тумана со странным деревянным клацаньем в него то и дело врезались какие-то предметы — или же это он сталкивался с ними? Он тряхнул головой — и в воздухе разлился мелодичный перезвон длинных игл, трущихся друг о друга. Раздался его смех, смех, призванный передать всему сущему острое удовольствие просто быть, существовать, хвастаться этим блаженством перед всем миром! «Я чувствую! Я ощущаю! Я есть!» — заявил он на новом языке, и точно такое же чувство разлилось, пульсируя, вокруг него в плотном тумане.
Как ему хотелось взглянуть на себя… Вот! Еще один такой же, как он! Какая красота, какая стать! Тот, другой, посмотрел на него с таким же восторгом и восхищением, и оба одинаково тряхнули гривами игл, говоря: «Как ты прекрасен! Взгляни на себя! Какая стать!»
Голова кружилась от восхищения. Благородные творения одно за другим выдвинулись из тумана в чистый вечерний воздух. Каждое новое движение становилось источником удовольствия; поскрипывание мышц и кожи, раздающееся при каждом грациозном шаге, музыкой звучало в ушах.
Вот какое-то странное хлюпающее существо. Это слабый маленький человек, такой же, как те, которыми чуть раньше были они сами. Существо, недавно еще звавшееся Товином, потянулось к находке. Его красивая, грациозная рука сплела в воздухе странную и очень красивую хрустальную паутину, поймав перепуганного солдата в ловушку и притянув его ближе к себе.
Он играл на теле человека, как на новом музыкальном инструменте, исторгая из него прекрасные звуки, полные драматического накала. Погладишь так — одна нота! Погладишь здесь — другая! Он вытягивал эту музыку из тела, оказавшись во времени, превратившемся в болотную жижу, поэтому она звучала очень, очень долго.
Вокруг звенящие голоса ему подобных выражали восторг и восхищение песней, которую он только что сыграл. Они собрались вокруг, наблюдая за каждым его движением. Если бы только мягкий маленький человечек мог знать о той красоте, которая скрывается внутри его! Существо, бывшее Товином, медленно играло сложную симфонию, проникаясь мелодией, звучавшей в полной гармонии с другой схожей музыкой, которая теперь раздавалась повсюду — его сородичи обнаружили других людей, которые не сумели измениться. Когда по его членам потекла свежая, теплая кровь, он испытал блаженство.
Вскоре они обнаружили, что музыка, вызываемая вторжением длинных шипов на ногах в твердую землю, приносит не меньшее наслаждение — как и ветер, шелестящий в траве и скрипящий в ветвях деревьев. Они полюбили каждое свое движение, с восторгом наблюдая друг за другом, прониклись долгими периодами тишины и неподвижности. Во всем вокруг, изменившемся, открывались новые радости.
И они бросились на север широкими, неуклюжими шагами.
Глава 24Двинуться в путь
Дрейк, Эрик, Луп и Азиель вскоре оказались в плотном, густом облаке ночного неба, из которого на башню смертельным дождем проливались боевые маги. Наблюдая за ними, Сиель невольно задумалась о том, что именно чувствует. Она не сумела дать название непонятному ощущению, вызвавшему слезы, так редко появлявшиеся на ее глазах.
Девушка схватила лук, нож, набила сумку хлебом, мясом и фруктами, которые маги благословили на долгое хранение. Ночь теперь была безмятежно тиха, лишь изредка раздавались с разных сторон далекие нечеловеческие крики боевых магов. Дракон сначала заставил стаю рассеяться, а потом истребил их по одному. На земле и на воде вповалку покоились изломанные и скрученные тела рогатых, застывшие в странных неправильных позах, как будто накладывая последнее заклинание смерти.
Зоркий Глаз снова оказался на полу, судорожно извиваясь и подергиваясь, пока шло очередное превращение в волка. В этот раз у мага ушло куда больше времени на трансформацию — тело явно не обрадовалось такому количеству перевоплощений за несколько дней. Гобб направился вниз по лестнице, зажав громко протестующего Болда под мышкой, как обычный тюк.
— Подожди! — крикнула Сиель ему вслед. — Я пойду с тобой.
— Уверена? — спросил полувеликан. — Там, снаружи, опасно.
— Я не останусь здесь, — заявила Сиель. — Только не с этой ненормальной ведьмой — подружкой дракона и тремя Охотниками, застрявшими в лесу.
— И Стратегом, — добавил Гобб, напряженно потирая подбородок. — Думаю, волк сумеет отыскать безопасный путь для нас всех. Возможно, он даже разрешит тебе прокатиться верхом. Нужно поспешить и отыскать этого вашего мэра как можно быстрее.
Зоркий Глаз, пошатываясь, поднялся на лапы. Огромный белый волк был совсем тощим и довольно облезлым. Его стошнило желчью, а затем зверь побрел прямиком к кладовке, где как следует заправился мясом.
— А что будем делать с ней? — спросила Сиель, когда они все вместе спустились на нижний этаж и миновали его.
Незнакомка сидела у дальнего окна, с волнением глядя в ночное небо, но Дьян так больше и не появился. Она наполовину высунулась в окно и даже не заметила их ухода.