— Немедленно, пусик, или можно сначала искоренить пыль в библиотеке? — игриво осведомилась она.
— Можно искоренить, — разрешил Перец. — Да вы искореняйте-искореняйте, а я буду говорить, мне надо с кем-нибудь поговорить, а вы искореняйте…
Алевтина принялась активно размахивать тряпкой.
— Помните, в тот знаменательный день, когда я так неожиданно стал директором, вы развивали передо мной теорию Административного Вектора. Я тогда мало что понял. Лингвист все-таки. Простительно должно быть. Но засела она у меня, как заноза в спине, куда не дотянешься.
— Да не расстраивайся ты так, пусик, — чуть спустилась по лестнице Алевтина, — не бери близко к сердцу.
— Ну как же?! — взволнованно воскликнул Перец. По всему было видно, что он уже допустил эту чушь слишком близко к сердцу. — Как же не расстраиваться? Ведь получается, что все зря. Что мы — ты, я, все мы ничего не можем и не значим. Все заранее определено направлением этого вектора.
— Так-то оно так, пусик, — спустилась Алевтина еще на одну ступеньку, ловко расстегнув верхнюю пуговицу. — Но ты, мой миленький, совсем запутался. Не освоился еще, да и не учили тебя уму-разуму, лингвистик ты мой убогонький… Вектор не скаляр, он имеет направление…
— Вот и я о том же! Ты же, ой, вы же мне объясняли про шоссе и ось теодолита.
— Объясняла, милый, объясняла, сладкий, — она опустилась еще на одну ступеньку и нос Переца оказался точно между ее облакоподобных, но только теплых и даже горячих грудей. Носу там понравилось, он пошевелил ноздрями. Глазки непроизвольно закрылись, но Перец вдруг попытался отпрянуть, словно проснулся — Ну, куда же ты, пусик, сними меня отсюда, — удержала она его ловкими недремлющими руками.
— А, ну да, да, — согласился виноватым тоном Перец и, поднатужившись, снял Алевтину с нижней ступеньки. Он никогда не был силен в тяжелой атлетике. Да и, вообще, его освобождали от физкультуры по зрению. Для сетчатки будто бы вредно.
— Ты поставь меня, милый, поставь, — улыбнулась она, — побереги силы. Вон пойдем на диванчик, отдышишься. Он у меня мягкий и совсем не скрипучий. — Повлекла она его за стеллажи к роскошному кожаному дивану, который неизвестно зачем пребывал тут, а не там, где на него могли бы сесть читатели. Таких диванов Перец, пожалуй, не видел с детства. Сейчас таких не выпускают.
— Нет, Алевтина, — уперся вдруг Перец, — вы объясняли мне, что шоссе нашего развития должно следовать по этой самой оси, а ее направление определяется всей историей предыдущего движения.
— Верно, господин директор, но я уже пыталась вам объяснить, что вектор тем и отличается от скаляра, что имеет направление. И значит, это направление можно изменить. Нельзя изменить только того, что не существует. Только делать это надо с умом.
— Ну, как же… — развел руками Перец.
— Возьмем то же шоссе. Вы когда-нибудь ездили по горным серпантинам? Они наворачиваются на гору, как спираль, постоянно изменяя направление так, что всегда можно найти точки, в которых оно противоположно. Но неизменно главное направление — вверх… или вниз. Обратите внимание, господин директор, все повороты — плавные, округлые, изменение направления постепенное… А что будет, если горная дорога сразу изменит направление на противоположное? Движущуюся по ней машину может занести и вышвырнуть в пропасть. Когда вектор резко меняет направление, он рубит головы…
— Я так и думал, когда в шутку продиктовал приказ искоренить группу искоренения Леса, а вы дали ему ход… — напомнил Перец.
— Тогда важнее было сохранить сам Вектор, само движение.
— Но головы?..
— Что ж, иногда приходится жертвовать и головами, — вздохнула Алевтина, — впрочем, в данном конкретном случае речь идет только о задницах, пересевших с одного стула на другой. Благодаря инструкции по реализации приказа, которую вы продиктовали следом. Инструкция как раз и была тем необходимым, что превратило резкий поворот в плавный. И до голов не дошло. Только избавились, хотя бы на время, от Домарощинера и Тузика: баба с возу — кобыле легче.
— Да, действительно, неприятные были сотрудники, — согласился Перец. — Ну, спасибо — успокоили вы меня. А то я слабо разбираюсь во всех этих тонкостях Административной Системы. Могу и дров наломать… И головы… Это хуже всего… И мне вдруг показалось, что я бессилен, что я подобен теннисному шарику, пытающемуся своими прыжками сдвинуть с орбиты шар планеты. А если это так, то какой смысл быть директором?! Лучше уж заниматься своей лингвистикой, или вот пристроиться рядом с вами на диване…
— Идем, Перчик, идем, — подвинулась она.
— Да нет, это я так, фигурально, — замахал он руками.
— Да ведь и я тоже, — усмехнулась Алевтина.
— Я тут вот что подумал, — заходил он вдоль дивана. — Мы — Управление по изучению Леса. Во всяком случае, должны быть таковым. Иначе нас надо разогнать. Это и было первым моим желанием, когда я стал директором. Ведь все, что делало Управление до сих пор, или, по крайней мере, в ту пору, когда я принимал участие в его деятельности, не имело никакого отношения к Лесу и, значит, никакого смысла не имело. За исключением, может быть, только биостанции. Но я там был слишком недолго, чтобы разобраться… Управление существует для себя, а не для Леса.
— Но и Лес существует для себя, а не для Управления, — заметила Алевтина.
— Лес не брал обязательств изучать Управление и не получает за это зарплату, — пожал плечами Перец. — Лес — явление объективное, Управление — субъективное. И сущность его как субъекта определяем мы.
— Очень уж мудрено, пусик, — вздохнула Алевтина.
— Не притворяйтесь, Алевтина, недавно вы объясняли мне куда более сложные вещи.
— Как хочешь, пусик… Я вся — внимание.
— Изучить — значит понять… Первая ступень понимания — уподобление. Чтобы понять Лес, мы должны быть такими, как Лес.
— Чушь, пусик. Это даже не попытка уподобить льва и трепетную лань, а уже упоминавшийся тобой теннисный шарик и планета.
— Нет, Управление не теннисный шарик, это тоже планета. Только его внутренние законы… Те самые премудрости про Административный вектор, которые вы мне разъясняли… Они совсем иные, чем законы Леса.
— Допустим, пусик… Чтобы уподобиться Лесу, Управление должно перенять его законы. Но что мы знаем о них? За столько лет ничего не узнали, а ты хочешь узнать за несколько недель своего правления! Не слишком наполеоновские планы?
— Да нет, Алевтина, я, конечно, не претендую на такое глубокое познание. Тут нужны специалисты. Но в том-то и беда, что я их почти не вижу в Управлении.
— Но в Управлении должны быть специалисты по управлению, а не по Лесу! — воскликнула Алевтина.
— Вот этого-то я никак и не могу понять! Не Управление, а темный лес!
— Ну, вот видишь — и уподобил, — засмеялась Алевтина.
— К сожалению, не в том смысле, а в смысле непонимания того и другого, — слабо улыбнулся Перец.
— Так чего же ты хочешь, бедненький мой непонимающий?
— Понимания, — усмехнулся Перец. — Да и не такой уж непонимающий, — не согласился он. — Лес — часть природы, и как все в природе он подчинен экологическим законам. Я их все тоже не знаю. Надо почитать, подбери мне, пожалуйста, литературу… И к тому же пригласить специалиста-эколога… Но очевидно же, что Лес должен быть подчинен законам Целесообразности, Равновесия или Гомеостазиса, закону самосохранения, наконец…
— Ну, с последним в Административной системе и в Управлении как ее части все в порядке. — усмехнулась Алевтина. — Ты только попробуй посягнуть на основы… На законы, пусик, они тоже часть основ, — и перестанешь посягать на что-нибудь вообще. Система тебя выплюнет, как обсосанную вишневую косточку.
— Значит, все бесполезно?
— Но неужели созидать можно только разрушая? Ох, уж эти мужики! Все бы вам дубиной размахивать!.. — посетовала Алевтина.
— Но я и не хочу разрушать, я хочу сделать так, чтобы в Управлении все было, по крайней мере, целесообразно, как в Лесу! — воскликнул Перец. — Может быть, для Административной системы это и не обязательно, но хочется надеяться, не смертельно для нее. Я хочу, чтобы в Управлении по изучению Леса занимались именно изучением Леса, а не борьбой со вторым законом термодинамики, которого я не помню, наказаниями за прикосновение к случайности и так далее. Разве это так уж много?! Так уж разрушительно?!
— Да нет, миленький, попробуй, — пожала плечами Алевтина, — только осторожней на поворотах… Зря ты с Домарощинером так резко…
— Мне казалось, что от него вся эта несуразица.
— Ну, если бы Система зависела от одного из нас, она бы не была Системой. Все мы в какой-то степени домарощинеры, пусик… А теперь все-таки иди ко мне.
И Перец пошел. Он никогда не мог отказывать женщинам.
Глава 3
Нава вдруг увидела небо. Синее и бездонное. По нему, как кувшинки по озеру, подгоняемые ветром, плыли облака. А если формулировать точно — летели облака. И это было прекрасно, как прекрасны все творения Матери-Природы. Только творения творений бывают несовершенны. Но это уже, наверное, и не творения, а поделки. «Впрочем, я еще ничего не сотворила и не сделала, чтобы иметь право судить об этом», — подумала Нава и ощутила отчетливое желание покинуть озеро.
Она перевернулась со спины на живот и, поднырнув, поплыла к берегу. В Городе шла своя жизнь — расслабленно плавали на разной глубине белые тела перерождающихся, каковой она только что перестала быть, функционировало родильное отделение, отделение регенерации, школа и многое еще что функционировало в глубине Города под названием Паучий Бассейн. Но Наву это сейчас не интересовало. В городе ей больше нечего было делать. Она вынырнула и в несколько взмахов достигла берега.
Кто-то должен был ждать ее здесь, но она никак не могла вспомнить — кто именно. И от этого возникло неприятное ощущение духовного дискомфорта. Здоровый интеллект должен извлекать из памяти любую необходимую информацию. Или дело в том, что эта информация ей вовсе не нужна? Кто кроме нее может решить — нужна или нет? Мать-Природа оставляет своим дочерям достаточно степеней свободы, чтобы они могли себя ощущать, во-первых, личностями, во-вторых, свободными личностями, занятыми сохранением и развитием Матери-Природы. А значит, самосохранением и саморазвитие