Оглянувшись на Давьяна, он перестал улыбаться, задумавшись, разделяет ли друг его чувства. Вирр на это надеялся. В последнее время они редко говорили о школе: дни пути тянулись долго, а поговорить наедине случалось редко.
– Ты за него беспокоишься. – Дезия перехватила его взгляд.
Вирр рассеянно кивнул. Все уже знали о судьбе их школы – после нескольких дней пути он счел за лучшее рассказать начистоту. Все сочувствовали от души, но только с Дезией Вирр мог говорить об этом без стеснения.
– Я пару раз пробовал с ним поговорить, но… сам не знаю, что сказать. Он так много потерял.
– Столько же, сколько ты, – тихо заметила Дезия.
– Нет. – Вирр покачал головой. – Мне тоже тяжело, но он… Он всю жизнь прожил в этой школе. Прислуживал там, прежде чем получил метку. Мне те люди были друзьями, а ему – родными.
И была еще Аша. Вирру больно было потерять ее, но он знал, что Давьяну вдесятеро больнее. Этого горя друзья не могли разделить на двоих.
Дезия долго смотрела на него.
– Думаешь, он винит тебя?
– Разве он может не винить? – тихо спросил Вирр. – Он уверял, что нет, но виноват я.
– Виноваты те, кто это сделал, – с мягким упреком возразила Дезия. – Давьян еще горюет – вы оба горюете, Вирр. Даже мне это видно. Он мало говорит – должно быть, ему так легче справиться со случившимся. Некоторым нужнее всего тишина. Напрасно ты думаешь, что это он на тебя сердится.
– Надеюсь, ты права, – вздохнул Вирр.
Они немного помолчали – им было легко молчать вдвоем. Потом Дезия откинулась на спину, глядя на звезды.
– Трудно тебе поначалу пришлось в школе?
– Трудно? – свел брови Вирр.
– Покинуть Илин-Иллан. Притворяться другим человеком. – Она повернулась к нему. – В смысле… Я много времени провела при Каралине, так что представляю, как тебе жилось во дворце. После этого стать никем… – Она пожала плечами. – Представляется, такая перемена далась нелегко.
Вирр покачал головой, и, как всегда при воспоминании о школе, печаль сжала его сердце.
– Может быть, немножко в первые дни. Зато в Каладеле было то, чего никак не могло быть у принца. Чего я даже не представлял, пока рос в Илин-Иллане.
– Что же это?
– Неприметность. Свободное время. Настоящая дружба.
Дезия медленно кивнула.
– Наверное, я понимаю, что ты выиграл на таком обмене. – Она склонила голову к плечу. – Ты потому и ушел с Давьяном?
Вирр крякнул.
– Каралина тоже об этом спрашивала.
– Твоя кузина бывает проницательна.
– Иногда. – Вирр мотнул головой. – Честно говоря, не знаю. Я пошел, потому что считал важным выяснить, что происходит с Рубежом, с сиг’нари. А главное, я не хотел отпускать Дава одного. Он, при всем своем уме, во многом наивен и никогда раньше не бывал в большом мире. Я был ему нужен. – Вирр пожал плечами. – Но не стану врать: мысль вернуться в Илин-Иллан, бросить школьных друзей, как будто я их и не знал никогда, меня тоже не радовала. Может, это повлияло на мое решение, а может, нет – не могу сказать.
После короткого молчания Вирр обратился к Дезии.
– А ты?
– Что – я? – насупилась девушка.
Вирр широко повел рукой.
– Ты говорила, что поехала ради брата, но я помню, что такое девицы из Домов – заставь их отправиться в такое путешествие, визгу было бы… А от тебя я не слышал ни слова жалобы.
Дезия подняла бровь.
– Ты хочешь сказать, что я недостаточно женственна?
– Я хочу сказать, – усмехнулся Вирр, – что ты могла бы остаться при Каралине и вернуться в Илин-Иллан легкой дорогой, а предпочла отправиться с нами. Понимаю, во многом это из верности брату, но, сдается мне, ты и сама не пришпилена к дому.
Дезия улыбнулась.
– Пожалуй, правда, – призналась она и задумалась. – В дворцовой жизни есть свои… сложности. Не питаю к ней ненависти, но и вернуться тоже не рвусь.
– Есть на то причины?
Она неловко пожала плечами.
– Состоять в свите короля и дружить с Карали-ной – положение не из простых.
Вирр медленно кивнул.
– Люди видят в тебе простейший способ повлиять на принцессу… а может, и на моего дядю? – догадался он.
– Вот именно, – вздохнула Дезия. – Что ни день, кто-нибудь умудряется загнать меня в угол, чтобы в чем-то убедить. Что нужно поднять налоги. Изменить какой-то закон. Уведомить короля о злонравии главы такого-то Дома. И всегда находятся «выгоды» для меня, если я соглашусь помочь. – Девушка дернула плечом. – В последнее время речь заходила о подходящем женихе. Дома подсылают сыновей, которым дала отставку Каралина, ухаживать за мной. – Она оскалила зубы. – Это самое мерзкое. А многие воображают, будто я передумаю, если не будут давать мне прохода.
– Они тебя донимали? – нахмурился Вирр.
Дезия покачала головой.
– Кое-кому отцы явно приказали завоевать меня любой ценой. За последние месяцы мне столько раз признались в бессмертной любви, что хватит на всю жизнь, и с избытком. – Девушка безрадостно усмехнулась. – Хотя теперь они, наверное, отстанут.
– Почему же?
Дезия смутилась.
– Я одного подбила. – Она чуть запнулась. – Каралина, собственно, потому и настояла, чтобы я ехала с ней и Элриком. Дом Тел’шан настроен ко мне не слишком дружелюбно.
Вирр не верил своим ушам.
– Подбила? Что, из лука?
– Случайно и всего лишь в плечо. Царапина, – защищалась Дезия. – Этот Денн Тел’шан уверял, что готов ради меня на все, вот я и попросила его подержать мишень, пока я упражняюсь. – Дезия поморщилась, но уголки ее губ неудержимо лезли вверх. – Придурок не понял шутки. А когда я стала объяснять, что это по-настоящему опасно, рассердился – мол, не потерпит сомнений в своей отваге. – Она вздохнула. – Конечно, я в него не целила, но он дернулся при первом же выстреле. Мне гордиться не приходится, хотя дурень сам подставился.
Вирр несколько мгновений в изумлении разглядывал девушку, а потом рассмеялся, качая головой.
– Неудивительно, что ты согласилась составить нам компанию!
Дезия обиженно пихнула его в плечо, однако улыбнулась в ответ.
Вирр свернул разговор на другое.
– А как относился ко всему этому Элрик?
– Не одобрял, – подмигнула Дезия. – Довольно сподручно, когда твой старший брат – лучший на мечах. – Она улыбнулась чуть шире. – В большинстве случаев.
Вирр ухмыльнулся в ответ.
Они поболтали еще немного, пока к ним не долетела волна запаха из котелка – тогда оба нехотя вернулись к остальным. Вечер прошел без происшествий, и Вирр рано улегся спать, согреваясь теплом мыслей о Дезии. Но в глубине памяти – как ни трудно иной раз было об этом вспоминать – стояла неизбежная истина. Он был принцем крови. И, по всей вероятности, придет время, когда отец укажет ему, какой из девиц оказать внимание. Или, точнее, с каким из Домов следует заключить союз.
Но хотя бы здесь, под открытым небом, вдали от взглядов знати и от ответственности, мог он помечтать?
Давьян хмуро смотрел на расстилавшуюся перед ним пыльную равнину.
Куда он попал? Минуту назад он укладывался спать на дороге через горы Меннаат; память была отчетливой и ясной, без свойственной сновидению спутанности.
Он огляделся. За спиной виднелась лесная чаща, но деревья не походили на те, что он видел в Дезриеле. Впереди лежала равнина, посреди которой резко вздымалась гора – величественный силуэт на фоне заходящего солнца. Самый высокий пик был рассечен надвое, словно из него острым ножом вырезали тонкий ломтик; оранжевые лучи заката били прямо в просвет, придавая обеим половинам горы выпуклую рельефность. Никогда не бывав здесь прежде, Давьян узнал вид, изображенный на полотнах множества художников. Он смотрел на Илин Тор.
Мальчик перенес внимание на равнину. На ней темнели точки: люди в черных доспехах, действуя с механической четкостью и точностью, разводили костры, готовили пищу. Присмотревшись, Давьян нахмурился. На многих, кроме брони, были шлемы – но там, где полагалось находиться прорезям для глаз, темнел гладкий металл. Как они видели, чем занимаются? Но двигались все уверенно, как будто слепота ничуть не смущала этих людей. На тех лицах, что оставались открытыми, виднелся крупный знак: три вертикальные волнистые черты, заключенные в круг. Герб?
Давьян простоял так около минуты и прищурился, разобравшись в происходящем. У каждого костра обнаружилось по одному солдату без шлема – эти только надзирали за действиями других. Командиры, по всей видимости, но как много их было! Мальчика пробрал озноб. Вся картина внушала… беспокойство.
Не сон ли это? Он ощущал исходящее от земли дневное тепло, воздух сушил ему легкие. Давьян с силой ущипнул себя за запястье и поморщился от боли.
Нет, не сон. Он в самом деле здесь.
Вдруг он заметил высокого воина без шлема, уверенно шагавшего между кострами. Там, где он проходил, движение замирало: даже те, кто, казалось бы, не мог его видеть, бросали свои дела, обернувшись к нему. За ним оставался след напряженной тишины. Воин остановился посреди лагеря и поднял руку: все солдаты по этому знаку вскочили на ноги, подступили к нему, забыв обо всем. Волнение, предвкушение стало почти осязаемым.
Генерал, как назвал его про себя Давьян, выждал, пока все взгляды обратились к нему. У него было жесткое лицо, рассеченное скрещивающимися шрамами. Черные волосы длиной до плеч были стянуты на затылке.
Он хладнокровно оглядел своих людей. Взгляд был жестким и гордым.
– Две тысячи лет, – заговорил он громко, чтобы слышали собравшиеся перед ним, и покачал головой. – Слишком долгий срок.
Среди солдат прошел согласный ропот, но генерал, вскинув руку, немедленно заставил их умолкнуть. Он подтянулся, став еще более прямым и гордым. И закричал так, что слышать могли уже все:
– Две тысячи лет наш народ дожидался справедливости. Две тысячи лет борьбы за жизнь, две тысячи лет жертв. И наконец наше время пришло. Мы вырвались из тюрьмы. Наконец мы готовы встретить лицом к лицу старинного врага, и вы, невредимыми преодолевшие илшару, воистину достойны этой битвы.