Малшаш нахмурился.
– Как же это ты не можешь использовать суть? – медленно спросил он. – Я сам видел, как ты это делаешь.
Давьян тоже свел брови.
– Когда?
– Когда прошел через Разлом, – Малшаш почесал в затылке. – На джа’ветте ты возник совершенно истощенным телесно. Но восстановился за несколько секунд. Ты использовал так много сути, что буквально светился.
Давьян пожал плечами.
– Я много лет бился над этим впустую, – признался он.
Малшаш совсем помрачнел.
– Стой смирно, – приказал он и, шагнув к Давьяну, положил ладонь ему на лоб. По телу прошла волна жара, мальчик отпрянул и наткнулся на потрясенный взгляд наставника.
– Что такое? – спросил Давьян.
Малшаш, прищурившись, разглядывал его.
– Ну конечно, – бормотал он про себя, – это все объясняет. Как я раньше не заметил! – Он рассмеялся. – Я должен был сразу почувствовать. Но это очень тонко – незаметно, если не знаешь, что искать.
– О чем ты говоришь? – рассердился Давьян.
Малшаш поразмыслил.
– Знаешь, почему никто до тебя не мог пройти сквозь время?
Мальчик молча покачал головой.
– Потому что ни одно живое существо не может пройти сквозь него, оставшись живым, – ответил сам себе Малшаш. – Энергии иного пространства – чистая плева; они притягиваются к сути и, достигнув ее, разрывают ее источник. Уничтожают. – Он помолчал. – У тебя нет тайника, Давьян, что, само по себе, не так уж необычно для авгура. Но, кроме того, твое тело не производит сути. Не только ее излишков – вообще!
Давьян покачал головой.
– Так не бывает. Все живое нуждается в сути.
Малшаш восторженно расхохотался.
– В том-то и фокус, Давьян. Ты черпаешь суть посредством плевы. Извлекаешь из всего, что тебя окружает, – из любого подвернувшегося источника. Телу, по правде сказать, требуется не так уж много. – Малшаш покачал головой. – Я считал чудом, как быстро ты навострился использовать плеву, как пробрался через Разлом. А дело-то вот в чем. Ты бессознательно используешь ее с того дня… Словом, с тех пор, как умер.
Давьян побледнел.
– Не понял?
– Все очень просто. – Малшаш уселся и жестом предложил Давьяну последовать его примеру. – В какой-то момент своей жизни ты умер. Когда – не знаю, возможно, совсем маленьким, так что даже не запомнил. Тогда и отказала твоя способность производить суть. Но тут встрепенулся какой-то инстинкт, и ты начал извлекать суть из окружения посредством плевы. – Он пожал плечами. – С тех пор ты непрерывно это проделываешь. Тащишь немного там, немного здесь. Что-то у людей, что-то из мира вокруг. Ты ведь рос среди одаренных, это было совсем просто.
Давьян чувствовал, как леденеет кровь.
– Ты говоришь… что я мертвый?
– Нет-нет, – нетерпеливо отмахнулся Малшаш и тут же запнулся. – Ну… да. В некотором смысле. Ты не мертвее любого другого: сердце бьется, качает кровь, ты нуждаешься в еде и во сне. Но… Надо полагать, по-другому. То есть в какой-то момент твое тело переключилось. Может, это заняло несколько секунд или минут, не знаю. Но теперь, чтобы твое тело работало как следует, тебе приходится тянуть суть из внешних источников.
Давьян ошеломленно помотал головой.
– Что это значит? – Он взъерошил себе волосы пальцами. – Нет, я, кажется, понимаю твои слова, но… Что из этого следует?
– Беспокоиться, думаю, не стоит, – пожал плечами Малшаш. – Ты это делаешь непроизвольно, как дышишь, так что едва ли тебе что-то грозит, лишь бы ты не вытягивал столько, чтобы пострадали те, кто рядом с тобой. Пока способность использовать плеву при тебе, ты ничем не отличаешься от остальных.
Давьян молчал.
Он мертвый? Ему вспомнился день, когда на руке загорелась метка: день, когда он очнулся в школе, избитый до бесчувствия. Не тогда ли это случилось? Эта мысль – что когда-то в прошлом он по-настоящему умер – пронзила его насквозь.
– Не скажу все-таки, что мне легко с этим смириться, – вздрагивающим голосом признался мальчик.
– Понимаю, – кивнул Малшаш. – Но смерть спасла тебе жизнь. Живым ты бы не выжил в Разломе. – Он улыбнулся тавтологии в собственных словах. – Так было суждено, Давьян. Ты не зря получил эту силу. И, скажу в утешение, – твое тело вполне приспособилось к использованию плевы. А это сильно сократит нам путь. Ты и оглянуться не успеешь, как окажешься дома.
Давьян просиял.
– Когда начнем?
– Сегодня же, – хлопнул его по плечу Малшаш. – Но сначала хорошо бы подкрепиться. Я сегодня еще ничего не ел.
Давьян кивнул. Он разрывался между отчаянием и надеждой.
И за Малшашем шел молча, глубоко в своих мыслях.
Давьян очистил сознание, открывая себя для плевы. И почти сразу ощутил ее. Ощутил не столько присутствием, сколько отсутствием. Скорее как тень, чем как свет.
– Хорошо, – пробормотал Малшаш. Давьян без труда отсек от сознания звук его голоса.
Теперь они занимались часа по два в день. Занятия шли мучительно, хотя Малшаша затруднения ученика ничуть не смущали. Зато способность Давьяна быстро нащупывать и даже преобразовывать плеву, кажется, вдохновляла таинственного наставника.
– Так, – сказал он. – Я отгородил большую часть сознания, но определенные воспоминания оставил открытыми. Мои воспоминания станут твоими, при этом ты сумеешь отличить их от твоих собственных. Для этого просто пронизывай плевой мой разум, установи со мной связь.
– Только и всего? – процедил сквозь зубы Давьян. На лбу у него выступили бусинки пота. Плева была неподатливой, ускользала, проработать с ней хоть несколько секунд было все равно что удержать в руках тень. Хуже того: проникать в чужое сознание следовало деликатно, это требовало точности и сосредоточенности, о каких Давьян прежде и представления не имел. Малшаш предупреждал, что работать с плевой сложнее, чем с сутью, и Давьян вполне ему поверил. Будь управление сутью столь же сложно, одаренных, овладевших ею, насчитывалось бы куда меньше.
И все же на сей раз он сумел удержать сосредоточенность и, собрав ее в точку, осторожно потянулся к Малшашу. Давьяну казалось, будто он пробивается сквозь плеву, воплощая свою волю ее силой.
Мысленно дотянувшись до Малшаша, он нащупал барьер – что-то его остановило. Давьян поднажал.
На миг мир помутился: он утратил сосредоточенность и все отхлынуло, в том числе и ощущение преграды. Мальчик ахнул, схватился за голову – на нее словно ведро холодной воды опрокинули.
Он поднял взгляд. Малшаш внимательно наблюдал за учеником.
– Ну?
Давьян ощутил внутри холодок.
– Вчера ты был в дороге. Обогнал купца, тот продал тебе еды. – Мальчик фыркнул. – Все самое вкусное ты доел, прежде чем вернулся.
Малшаш еще несколько секунд сверлил его взглядом, а потом широко улыбнулся.
– Все правильно!
Давьян улыбнулся в ответ, перебирая воспоминания. Это было странное чувство. Он знал, что никогда этого не видел, но ему вспоминалось широкое поле под ясным небом, жадная усмешка купца, понимавшего, что в такой глуши можно сорвать с покупателя вдвое. Потрясающее чувство!
– Можно еще раз попробовать? – попросил он.
Малшаш пожал плечами.
– Мне придется выбрать и выделить для тебя другое воспоминание, но почему бы и нет.
Давьян с готовностью кивнул.
– Только-то и всего?
– Это только начало, – рассмеялся Малшаш. – А вот научиться по-настоящему понимать воспоминание – это похитрее. Скажем… – он поискал пример: – Ты сказал, что я съел «самое вкусное». Это твое мнение или мое?
Давьян открыл рот… и задумался.
– По-моему, твое, – наконец решился он, морща лоб. – Я не очень-то люблю фиги.
– А небо было…
– Ясным? – не так уверенно продолжил Давьян.
– Точно? – усмехнулся его наставник. – Безоблачным или просто светлее, чем я привык здесь, в городе? Или я просто был в хорошем настроении?
Давьян покачал головой.
– По-моему, облаков не было. Мне ни одного не припоминается. Но теперь, когда ты об этом заговорил… не знаю, – признался мальчик.
Малшаш похлопал его по плечу.
– В том-то и дело. Даже если ты воспроизведешь воспоминание куда ярче, чем оно было в моей голове, это будет не то, что воспринимали мои глаза и уши. Ты принимаешь случившееся, каким его запомнил мой разум. Мы видим все со своей точки зрения, окрашиваем чувствами. Воспоминания могут и измениться со временем под влиянием новых знаний. Воспоминание, прочитанное сегодня, будет отличаться от того же воспоминания, прочитанного завтра.
– Значит, нельзя принимать на веру того, что видишь?
– Именно так. Видения не то чтобы обманчивы, но для верного их толкования нужен навык. И осторожность. Прочитанное воспоминание становится и твоим. Если не уберечься, оно может тебя изменить.
Наставник помолчал, пока не убедился, что Давьян принял его предупреждение со всей серьезностью, затем продолжил:
– Когда овладеешь воспоминаниями, надо будет еще учиться читать те мысли, которые человек думает в данный момент. Вот это сложно. Даже у необученных людей стоят природные защиты. Ты должен уметь обойти эти барьеры, не повредив им.
– А можно повредить? – нахмурился Давьян.
– Да, – строго предупредил Малшаш. – Все эти силы в чем-то опасны, Давьян. Нельзя просто вломиться в чужое сознание, не получив отпора. А если вломишься, последствия будут серьезными. Взломанный тобой разум сильно пострадает, человек от этого может даже умереть.
Вспомнив рассказ Териса о контрабандисте Анааре, Давьян побледнел.
– Почему ты мне не сказал заранее?
Малшаш беззаботно отмахнулся.
– Я все лишнее отгородил. Не волнуйся, Давьян, мне ты не повредишь.
– Хорошо, – успокоенно кивнул тот.
Малшаш предостерегающе поднял палец, но на губах его задержалась полуулыбка.
– Между прочим… тебе следует знать, что я постоянно защищаю свое сознание от считывания. Это вошло в привычку, не требует усилия. Так что не надейся застать меня врасплох.