тестостерон, и система блокирует кортизол, и внутренний автопилот точно держит курс, и он знает, что так будет всегда.
Медленно, неуловимо он начинает двигаться, подталкивать, терпеливо добиваться своего, выводить из равновесия, дразнить, предлагать, намекать, подразумевать. Мягкие и нежные модуляции его голоса заставляют ее поверить ему и полюбить его, теплота его голоса побуждает ее искать его рот и разглядеть в его глазах обещание того, что он желает сделать с ней, и она тает под его опытными и ласковыми прикосновениями, и скоро, очень скоро окажется в его безраздельной власти, и тогда он заставит эту шлюху заплатить за все.
ДАЛЛАС
Пес провел всю ночь в шезлонге. Утром встав, чтобы выпустить его наружу, Джек пометил себе в блокноте подыскать хорошее жилище для своего нового приятеля и при этом задел пачку непрочитанных медицинских отчетов. Он взглянул на то место, где прекратил чтение, когда очередная мешанина из медицинских терминов столкнулась с отсутствием у него научной подготовки, и он начал пропускать страницы со словами «яйцевая оболочка», «плацента», «внутриматочный» и «суперфетация» и переходил к словам и фразам, которые понимал несколько лучше.
Последнее, что он помнил из прочитанного, касалось физических критериев, по которым определяют однояйцевых близнецов. Там говорилось, что должны быть похожи уши и зубы, должны быть одинаковы цвет волос, их строение и густота, идентичен цвет глаз, цвет кожи и ее структура, группа крови должна быть одна и та же, и тому подобное, и Джек бросил чтение, когда в том же предложении появились слова «этиология» и «плацента с двойной оболочкой».
Он снова попытался сосредоточиться на содержании отчета, и вновь на него обрушились термины «артериовенозный» и «полицитемический», но он упорно продолжал продираться сквозь них — "большинство близнецов рождается преждевременно, и осложнения у матери при беременности возникают гораздо чаще, чем при рождении одного ребенка... Теоретически второй близнец больше подвержен аноксии,[25] чем первый, из-за вероятности того..." Оторвавшись от чтения, Джек вспомнил, что говорил доктор Винсон по поводу секундной нехватки кислорода. Мгновенное повреждение, которое может стереть человеческую совесть. И впервые подумал, что, возможно, что-то и есть в этой чертовщине насчет мысленного манипулирования в нервном переходе. И с испугом вспомнил рассказ Хакаби о пожаре в приюте, и об умерших приемных родителях, и бывших работниках агентства в Брэнсоне, по удивительному совпадению тоже давно покоящихся в могиле, за исключением старого джентльмена, который случайно перебрался на Аляску, может быть, как раз вовремя. Джек почувствовал, как его охватывает глубокий и неподдельный ужас. Если Джозеф Хакаби убийца, то он представляет собой смертельно опасного противника.
Он рано отправился на работу, подстегиваемый растущим количеством адреналина в крови, страхом и ощущением приближающейся кульминации. Не столько нервозность или даже опасение профессионала, сколько железная решимость гнала его. Мы уже почти у цели. Неоспоримое доказательство скоро ляжет на свое место или вообще не будет никакого. Результат зависел от действия всей команды, компьютеров, коллег, работающих в других городах, резервов Мак-Таффа в такой же степени, как и от самого Эйхорда.
Насмешка заключалась в том, что расовый вопрос испарился так же быстро, как и возник. Пресса вернулась к делу президента. Без новых трупов в связи с делом Могильщика журналистам оставалось только поразмышлять о причинах исчезновения нескольких человек в районе Плано. Бульварные газеты были просто влюблены в Ноэль Коллиер, и ее красивое лицо и впечатляющий послужной список появлялись на их страницах, когда дело Могильщика там упоминалось.
По пути на работу Эйхорд пытался разрешить проблема имиджа Джо Хакаби и убийцы.Маска, которую он носил, была почти непроницаемой. Для красивого, талантливого, сообразительного, преуспевающего и на первый взгляд вполне благополучного гражданина быть втайне от всех убийцей-маньяком — просто блеф. Правда, в истории известны отправившие на тот свет много молодых женщин преступники, которые внешне были привлекательны и вели себя в повседневной жизни, по крайней мере с виду, «нормально». Но этот Хакаби представлял собой нечто иное. Человеку в здравом уме даже число его жертв трудно было представить.
Едва Джек поставил машину и зашел в здание, как его окликнул Мандел, ожидавший возле дверей комнаты дежурств отдела убийств.
— Посмотри-ка вот это. — И доктор Мандел разложил перед ним папку.
Джек открыл ее и обнаружил личную биографию Юки, озаглавленную «Многоплановое описание личности».
— Так, — произнес Мандел, читая через плечо Эйхорда, — это мы пропускаем. — Он протянул руку и перекинул страницы с детством и юностью Юки, с тестами Стэнфорда-Бине. — Вот отсюда.
Эйхорд принялся читать краткое изложение наркотического теста, проведенного на субъекте — мистере Уильяме Хакаби. Он читал ускоренным методом о весьма реальных фантазиях Юки. Об отсутствии у него границы между фантазией и реальностью. О неустойчивой шизофренической личности, наводящих страх иллюзиях. О запуганности и уязвимости. Он прочел заключение Мандела по поводу галлюцинаций Юки и его паранойи, и что тот говорил под наркогипнозом. Все, что он узнал, заставило его резко выпрямиться и стремительно встать из-за стола.
— Где виде... — начал было Джек. Даже не дослушав его, доктор Мандел сунул Эйхорду в руку черную коробку с кассетой. Они направились в просмотровый кабинет, на ходу Сью говорил:
— Дело случая, рискованно, конечно, но черт... Эта новая штука в сочетании с пентоталом — чистый динамит и, кроме того, суперсильнодействующая. Открывает старые мозговые ячейки, — пояснил он, многозначительно глядя в глаза Эйхорду. Они зашли в кабинет, Джек вытащил кассету, вставил в аппарат, включил его и принялся настраивать.
Лента была промаркирована, как настоящий кинофильм, и сначала в течение некоторого времени камера фокусировалась на Юки, который, казалось, с трудом размыкал веки, но тем не менее не спал, и за кадром послышался голос Мандела немного в стороне от микрофона:
— Билл, как ты себя чувствуешь?
— Прекрасно. — Юки говорил невнятно, глотая буквы. Звучало как «пркрасно».
— Тебе удобно?
Эйхорд чуть-чуть прибавил громкости. Доктор говорил с Юки спокойным уверенным тоном.
— Да. Прекрасно.
— Расслабься, Билл.
— Расслабился. (Рас-слаблся.)
— Ты знаешь, что я врач. И я твой друг. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя лучше. — Голос Мандела стал звучать громче. — Лучше...
— Ты маленький мальчик, Билл. И мы хотим знать, как ты себя чувствуешь. Расскажи доктору, как ты себя чувствуешь. Ты болен? — последние два слова произносятся с ударением.
— Нет.
— Ты не болен, ведь так? — Очень громким голосом.
— Нет. Я не болен.
— У тебя что-нибудь болит? — В голосе Мандела звенит сталь.
— Да. Болит.
— Что у тебя болит, Билл? — Настойчиво.
— Здесь. Половые органы.
— У тебя болят половые органы, Билл?
— Да.
— Почему у тебя болят половые органы?
— Они мне делают больно.
— Кто, Билл? — Нет ответа. — Кто причиняет боль твоим половым органам?
— Они.
— Кто причиняет боль твоим половым органам, Билл?
— Ма и па делают там больно.
— Ма и па делают там больно кому?
— Да. — Челюсть отвисла.
— Делают больно Биллу и... кому еще?
— Делают больно Биллу и Джо.
— Как они делают вам больно?
— Нет. — Во время ответа лицо искажает гримаса. Слова невнятны.
— Если ты расскажешь мне, как ма и па делают тебе больно, ты будешь чувствовать себя лучше.
— Лучше.
— Да. Гораздо лучше. А теперь расскажи, как ма и па делают вам, тебе и Джо, больно, вашим половым органам.
— Нет. Не могу. — Он начинает шевелиться.
— Расслабься, Билл.
— Расслабился.
— Как они делают больно Биллу и Джо? — Юки яростно трясет головой. Мандел какое-то время настаивает, но, почувствовав, что теряет контроль над Юки, утешает его, заставляет расслабиться, успокоиться и говорит:
— Билл, ты теперь большой мальчик. Вполне взрослый. Чувствуешь себя гораздо лучше...
Юки улыбается, тяжело ворочая глазами, и кивает.
— Да.
— Ты теперь чувствуешь себя гораздо лучше?
— Да.
— Билл, тебе нравится доктор, потому что ты знаешь, что я вой друг.
— друг.
— Билл, я здесь, чтобы помочь тебе чувствовать себя лучше.
— Да. Лучше.
— Расскажи доктору, как ты себя чувствуешь. Ты болен?
— Блллн, — звучит у Юки.
— Ты... болен?
— Мммммм. — Больше похоже на стон.
— Скажи доктору, Билл, ты... болен?
— Нннннн.
— Ты олен? — Мандел кричит так громко, что Эйхорд пугается.
— Мммм, — раздается ворчание, голова Юки откидывается назад. Челюсть отвисает.
— Билл. Поговори со мной, Билл. — Все еще очень громкий голос.
— Нннннн, — похоже, он говорит «нет».
— Это критический момент, — объяснил Мандел Эйхорду, в то время как на экране он добивался от Юки только неясных односложных звуков. — Приходится подводить исследуемого к этой точке, где он еще продолжает функционировать, и держать его там на тоненькой ниточке. Когда сталкиваешься с таким новым средством, как это, и с таким подопечным, как Юки, в дело вступает множество посторонних факторов. Сейчас его состояние начинает немного меняться, и я продолжу будить его память, но конечно, то, что ты уже видел, очень важно.
Голос Мандела, доносившийся из усилительных колонок, звучал громко и настойчиво:
— Скажи мне, Билл.
— Да. — На этот раз больше похоже на ответ.
— Билл — я здесь, чтобы помочь тебе чувствовать себя лучше.
— Да. Лучше.
— Скажи доктору. Как ты теперь себя чувствуешь? — Нет ответа.
— Ты... болен?
— Иногда.
— Что означает «болен», Билл?