Так что Петра вернулась в Бразилию – где оказалось не так уж плохо. Московская зима была для нее настоящим кошмаром, даже хуже, чем зима в Армении. И ей нравилось ощущение Бразилии, ритм ее жизни, играющие в футбол на улицах мальчишки, полуодетые люди и мелодичный португальский язык, доносившийся из баров вместе с батукой[16], самбой, смехом и острым запахом пинги[17].
Часть пути она проехала на такси, но затем заплатила водителю, попросив отвезти ее багаж в комплекс, и прошла остаток дороги пешком. Ноги сами принесли ее к маленькому домику, где когда-то жили они с Бобом.
Дом изменился. Петра поняла, что к нему добавили пару комнат, соединив его с соседним домом, а живую изгородь между ними срыли. Теперь это было одно большое строение.
«Жаль, – подумала она. – Ничего не могут оставить в покое».
А потом она увидела фамилию на маленькой табличке на стене возле калитки.
«Дельфики».
Петра открыла калитку, даже не хлопнув в ладоши и не ожидая приглашения. Теперь она поняла, что произошло, но не могла поверить, что Питер решился на такие хлопоты.
Она открыла дверь, вошла и…
В кухне стояла мать Боба, готовя что-то с большим количеством оливок и чеснока.
– Ой, – пробормотала Петра. – Простите. Я не знала, что вы… я думала, вы в Греции.
Улыбка на лице миссис Дельфики вполне сошла за ответ.
– Заходи, конечно, это твой дом. Я здесь только гость. Добро пожаловать домой!
– Вы приехали… чтобы ухаживать за малышами?
– Мы теперь работаем на СНЗ. И наша работа привела нас сюда. Но я не могла выдержать ни дня без внуков и взяла отпуск. Теперь я готовлю, меняю грязные пеленки и кричу на эмпрегадас[18].
– Где…
– Спят! – засмеялась миссис Дельфики. – Но могу тебе пообещать – маленький Эндрю только притворяется. Он никогда не засыпает. Каждый раз, когда я на него смотрю, у него чуть приоткрыты глазки.
– Они меня не узна́ют, – сказала Петра.
Мать Боба махнула рукой:
– Нет, конечно. Ты что, думаешь, они вообще хоть что-нибудь запомнят? Дети ничего не помнят до трех лет.
– Я так рада вас видеть. Он… он с вами попрощался?
– Нет, он не был столь сентиментален, – ответила миссис Дельфики. – Но – да, он нам позвонил. И прислал нам любезные письма. Думаю, для Николая это был более тяжкий удар, чем для меня, поскольку он лучше знал Джулиана – по Боевой школе и все такое. Николай теперь женат, ты не знала? Так что, может, скоро у нас будет еще один внук. Хотя не сказала бы, что мы испытываем недостаток в малышах, – вы с Джулианом постарались на славу.
– Можно мне взглянуть на детей? Я буду вести себя очень тихо и не стану их будить.
– Мы разместили их в двух комнатах. Эндрю делит комнату с Беллой, поскольку он никогда не спит, зато она способна спать в любых условиях. Джулиан, Петра и Рамон – в другой комнате, им мешает яркий свет. Но если даже ты их разбудишь – никаких проблем. Во всех кроватках опущены борта, поскольку дети все равно из них вылезают.
– Они уже ходят?
– Бегают, лазают, постоянно откуда-то сваливаются. Им уже больше года, Петра! Они – нормальные дети!
Петра едва сдержала слезы – слова миссис Дельфики напомнили ей о других, не вполне нормальных детях. Но мать Боба вовсе не это имела в виду, и у Петры не было никаких причин упрекать ее за случайное замечание.
Значит, двое, носившие имена детей, о которых она горевала больше всего, жили в одной комнате. Набравшись смелости, Петра первым делом направилась туда.
Ничто в этих малышах не напоминало тех, кого она потеряла. Они основательно выросли и нисколько не походили на младенцев. И действительно – Эндрю лежал с открытыми глазами. Он повернулся и посмотрел на нее.
Мать улыбнулась малышу. Тот зажмурился, притворившись спящим.
«Что ж, – подумала Петра, – пусть сам решает, как ко мне относиться. Я не собираюсь требовать от них любви, когда они меня даже не знают».
Она подошла к кроватке Беллы. Девочка крепко спала, влажные черные кудряшки прилипли к голове. Генетическое наследие Дельфики оказалось весьма непростым. У Беллы отчетливо проявлялись африканские корни Боба, а Эндрю выглядел настоящим армянином.
Петра дотронулась до кудряшек. Девочка даже не пошевелилась. Щека ее была горячей и мокрой.
«Она моя», – подумала Петра.
Повернувшись, она увидела, что Эндрю сидит в кроватке, с серьезным видом глядя на нее.
– Привет, мама, – сказал он.
У нее перехватило дыхание.
– Как ты меня узнал?
– По фото, – ответил мальчик.
– Хочешь встать?
Он посмотрел на стоявшие на комоде часы:
– Еще не пора.
И это – нормальные дети?
Хотя откуда могла миссис Дельфики знать, что считать нормальным? Николая ведь тоже нельзя было назвать дураком.
Впрочем, большого ума от них пока никто и не ждал – оба были еще в подгузниках.
Петра подошла к Эндрю и протянула руку. «Кем я его считаю? – промелькнуло у нее в голове. – Песиком, которому дают руку понюхать?»
Эндрю на мгновение взял ее за пальцы, словно желая убедиться, что она настоящая:
– Привет, мама.
– Можно тебя поцеловать?
Он поднял личико и выпятил губы. Она наклонилась к нему и поцеловала.
Касание его рук, ощущение поцелуя, кудряшки на щеке Беллы… Чего она, собственно, ожидала? Чего боялась?
«Дура. Какая же я дура!»
Эндрю снова лег и закрыл глаза. Как и предупреждала миссис Дельфики, невозможно было поверить, что он спит. Из-под приоткрытых век виднелись белки.
– Я люблю тебя, – прошептала Петра.
– И я тебя люблю, – пробормотал Эндрю.
Петра с радостью поняла: кто-то столь часто повторял малышу эти слова, что он отвечал на них почти машинально.
Она пересекла коридор и прошла в другую комнату, где было намного темнее. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы глаза привыкли к полумраку и она смогла различить три кроватки.
Узнает ли она Рамона?
Слева от нее кто-то пошевелился. Движение застигло ее врасплох, но она была солдатом. В ту же секунду она присела, готовясь к прыжку.
– Это я, – прошептал Питер Виггин.
– Тебе не стоило приходить и…
Приложив палец к губам, он направился к самой дальней кроватке.
– Рамон, – прошептал он.
Петра подошла к кроватке и остановилась над ней. Питер наклонился и зашуршал какой-то бумагой.
– Что это? – шепотом спросила она.
Он пожал плечами.
Если он не знает – зачем ей показывает?
Петра вытащила бумагу из-под Рамона. Это оказался конверт, но почти пустой.
Питер мягко взял ее под локоть и вывел за дверь.
– В темноте все равно ничего не прочитать, – тихо сказал он уже в коридоре. – А когда Рамон проснется, он станет искать конверт и очень расстроится, если не найдет.
– Что там?
– Бумага Рамона, – ответил Питер. – Петра, Боб положил ее туда перед тем, как улететь. В смысле – не здесь, а в Роттердаме. Он сунул конверт под пеленку Рамона, когда тот спал в своей кроватке, рассчитывая, что ты его там найдешь. Так что конверт провел с Рамоном всю его жизнь, хотя малыш обмочил его всего два раза.
– От Боба? – Петра едва сдержала взрыв гнева. – Ты знал, что он написал мне, и…
Питер повел ее дальше по коридору в гостиную:
– Он не поручал передать письмо ни мне, ни кому-либо еще. Если, конечно, не считать Рамона. Боб вверил его попке малыша.
– Но заставлять меня ждать год, прежде чем…
– Никто не думал, что пройдет год, Петра, – как можно мягче сказал Питер, но правда в его словах больно ее уколола. Он всегда умел ее уколоть и никогда этого не стеснялся. – Оставлю тебя одну, чтобы ты могла прочесть.
– Хочешь сказать, что явился к моему возвращению не затем, чтобы узнать, что там написано?
– Петра, Питер вовсе не приехал сюда ради тебя. – В дверях гостиной появилась миссис Дельфики. Вид у нее был слегка потрясенный. – Он давно уже здесь.
Петра уставилась на Питера, затем снова на миссис Дельфики:
– Зачем?
– Малыши его обожают, постоянно по нему лазают. Он укладывает их спать. Они слушаются его куда лучше, чем меня.
Мысль, что Гегемон всей Земли приходит поиграть с ее детьми, показалась ей нелепой. И даже хуже – это выглядело просто нечестно.
– Ты являлся в мой дом и играл с моими детьми? – Она с силой толкнула Питера.
Тот никак не среагировал, даже не пошатнулся.
– Они – прекрасные дети.
– Может, я все-таки лучше выясню это сама?
– Никто тебе не мешает.
– Ты мне мешаешь! Я делала свою работу в Москве, а ты тут забавлялся с моими малышами!
– Я предлагал привезти их к тебе.
– Я не хотела, чтобы они были со мной в Москве. Слишком была занята.
– Я предлагал тебе отпуск, чтобы ты могла вернуться домой. И не раз.
– И тем самым все развалить?
– Петра, – сказала миссис Дельфики, – Питер был очень добр к твоим детям. И ко мне тоже. А ты ведешь себя крайне неподобающе.
– Нет, миссис Дельфики, – возразил Питер. – Лишь слегка неподобающе. Петра – хорошо обученный солдат, и то, что я до сих пор стою на ногах…
– Не издевайся надо мной! – разрыдалась Петра. – Я потеряла год жизни моих детей, и только я в том виновата, – думаешь, я не понимаю?
Из одной детской послышался плач. Миссис Дельфики закатила глаза и направилась по коридору спасать того, кто нуждался в спасении.
– Ты делала то, что должна была делать, – сказал Питер. – Никто тебя не критикует.
– Но у тебя все-таки нашлось время на моих детей.
– Своих у меня нет, – ответил Питер.
– И что, я в этом виновата?
– Я просто хотел сказать – у меня было время. И… этим я обязан Бобу.
– Ты обязан ему намного большим.
– Но хоть что-то я смог сделать.
Петра совсем не желала, чтобы Питер Виггин играл в жизни ее детей роль отца.
– Если хочешь, я уйду. Сперва они будут спрашивать, почему я не прихожу, а потом забудут. Если не хочешь меня здесь видеть – я пойму. Это твои с Бобом дети, и я не намерен насильно вмешиваться. И – да, мне хотелось бы быть рядом, когда ты вскроешь конверт.