— Гной-ганта хочет сказать, — вторгся в беседу резкий голос Чары.
Хотя шаваны и остались за городом, но Пауль с горсткой ближайших помощников удостоился места на параде. Теперь они молча стояли в глубине помоста, пока речь не зашла о планах битвы. Граф повернулся к Паулю:
— Я слушаю внимательно, мой друг.
— Проклятые волки Ориджина убили сынов Степи. Кровь требует отмщения. Мы должны преследовать кайров.
Чара подняла подбородок. Было видно, как она горда своим вождем. Лед оскалил зубы:
— Десмонд Ориджин — хитрейший из демонов Темного Идо. Мы трижды пытались поймать его, и каждую ловушку он обратил против нас. Погонимся за ним — попадем прямо в могилу.
— Сыны Степи погибли, — процедила Чара. — Предлагаешь забыть?
— Пятерка ослов влетела в засаду. Из-за пяти трупов рискнуть целым войском?
Лучница изменилась в лице. Пауль тронул ее плечо и тихо произнес:
— Не пять, а пять тысяч. Юхан Рейс разбит Адрианом, остатки орды бежали. Нашей южной армии больше нет.
Известие потрясло всех. Полководцы зашептались, спросили: как это вышло, откуда Пауль знает, каковы потери?
— Юхан Рейс в плену. Ему позволили связь, он мне доложил. Сказано очень мало. Похоже, Адриану помогли Минерва и Натаниэль.
Имя «Натаниэль» никому не было знакомо. Принялись обсуждать Минерву, ее возможный союз с Адрианом. Лед заметил:
— Коль вас обидели Адриан с Минервой, причем тут кайры?
— Волки всегда заодно с янмэйцами, — отчеканила Чара. — Один Эрвин восстал против тирана, но теперь его нет. Старый волк сговорится с Адрианом.
— Если и так, это не повод лезть в его капкан!
— Волки — наши враги. Догоним их и перебьем. На медведей — плевать.
Генерал Хорис поддержал лучницу: Десмонда нужно разбить поскорее. Но граф Флеминг и Доркастер соглашались со Льдом: нельзя делать то, чего ожидают враги. Ориджин ожидает погони — потому-то не стоит преследовать его. Избранный выслушал всех и сказал:
— Господа, ситуация сложна. План лорда Рихарда хорош с военной точки зрения, но честь и справедливость говорят в пользу Пауля.
Послышался ропот. Лед упрекнул графа:
— Милорд, вы устранились от стратегии и доверились мне. Но стоило мне разработать план, как вы его отвергаете?
Избранный мягко ответил:
— Лорд Рихард, я полностью доверяю вам. В доказательство сего я отдам под вашу руку целый корпус моей армии. Но положение дел изменилось, будет мудро спросить совета у богов.
Все согласились с этим. Граф четырежды сотворил спираль и произнес слова молитвы. Затем сложил руки на груди, низко поклонился — и исчез.
Его не было долго. Прошла минута, другая, третья. Горожане, видевшие пропажу, пришли в волнение. Раздались крики: «Вернись, не покидай!.. Прости грешных!..»
Избранный появился с заметным трудом: долго мерцал призрачным пятном, то воплощаясь, то рассеиваясь вновь. Наконец, он нащупал ткань подлунного мира и встроился в нее.
— Благодарю за терпение, друзья мои. Боги сказали ясно: нужно преследовать Десмонда.
Пауль хищно оскалил зубы:
— Спасибо, боги. Вы молодцы.
А Лед скривился, но тут же овладел собой:
— Коль вам так не терпится попасть в ловушку отца, сделаем это с пользой. Извольте выслушать одну мою идею.
— Всенепременно, милорд, только после обеда.
Высшие чины ушли пировать, прихватив с собой городских старейшин. Толпа понемногу рассосалась, лишь гувернантки все еще стояли у помоста, да Мартин с Джоакином торчали посреди площади. Мартин остался, боясь ослушаться брата; Джоакин — за компанию.
— Вит меня ценит на медяк, — пожаловался Шейланд. — Няньку, говорит, найди! Лед и Пауль — полководцы, ты — телохранитель, Доркастер — диверсант, а я — подтирка для задницы.
— Сочувствую, милорд.
— Слушай, друг, помоги мне с нянькой, а?
Джо нахмурился. Жалко Мартина, но как помочь?
— Милорд, я в них совсем не разбираюсь. У меня не было ни няньки, ни кормилицы. На мамином молоке вырос.
— Вот почему такой здоровый!.. Помоги, ну. Бабы сами просятся, надо только выбрать, а ты по бабьему делу — знаток.
Джоакин поморщил нос:
— Не знаток я, а несчастный человек. Мне судьбой начертано любовное невезенье. Одну приголубил — ее убили. Другую полюбил — наплевала в душу. Третьей только восхитился — она такой дрянью оказалась, что сказать противно.
Мартин хлопнул его по плечу:
— Вот и пусти в дело свое невезенье! Выбери ту из нянек, от которой тебя прям с души воротит. Найди самую никчемную на твой вкус — она-то и будет хороша.
Джоакин сдался и подошел к женщинам. Те были как на подбор — одна страшней другой. Похоже, нортвудцы следовали правилу: сэкономишь розгу — испортишь ребенка. Гувернантками служили матерые, грозные, тяжелые на руку бабищи, способные внушать ужас одним своим видом. Джо спросил, кто хочет смотреть за детьми Избранного, и бабы дружно ответили: все хотят. Затем каждая расписала свои достоинства.
Одна обучила сыновей бургомистра игре на клавесине. Они-то, непоседы, рвались то к собакам, то на стрельбы — но уж нет, садились к инструменту и играли как миленькие. Попробовали бы не сыграть!
Другая создала свой подход к изучению грамоты. Не надо бить розгами или ставить на гречку: если откладываешь наказание, малец забывает провинность. Берешь обычный карандаш, садишься возле ученика и следишь, как он пишет. Сделал ошибку — хрясь карандашом по суставам. Думаете, не больно? Ошибаетесь, милорд. Весьма ощутимо выходит, если хлестко ударить. Позвольте, покажу.
Третья могла голыми руками остановить коня. Судя по ширине плеч, с быком она бы тоже справилась.
А вот четвертая… Джоакин почесал бородку. Эта женщина выпадала из ряда: она была слаба, тщедушна и вовсе не страшна — скорей, сама испугана.
— Вы боитесь Перста Вильгельма? — спросил Джоакин.
— Да, сир, — признала женщина.
Это понравилось ему. В отличие от других простолюдинов, она понимала грозную силу Предметов.
— Чем похвастаете?
— Очень люблю детей…
Другие няньки с трудом подавили смех. Любить и воспитывать — несовместимые вещи.
— Как вы наказываете учеников?
— Я не наказываю, — сказала женщина, вызвав общее веселье. — Жизнь и так жестока. Незачем мучить с детства, вырастут — получат сполна.
— Что умеете и знаете?
— Умею выживать. Знаю, как отличить хорошее от плохого.
Остальные не выдержали и засмеялись в голос. Женщина шмыгнула носом, готовая разреветься. Внешне она была самой приятной, но душою искалечена сильнее прочих.
— Как вас зовут? — спросил Джо.
— Гвенда.
— Лорд Мартин, я выбрал. Наймите ее.
Свидетель — 3
Сентябрь 1775 г. от Сошествия
Оруэлл; Фаунтерра
Встреча с братом пошла дурно еще до своего начала. Дорога в Оруэлл испортила настроение Карен. Из бережливости она взяла билет третьего класса (до сего дня даже не знала, что такой существует). И вот везение: весь вагон заполняли молодчики Адриана. Эти существа были наняты кричать в пользу Адриана и запугивать противников. Молодчики не носили ни формы, ни знаков различия, а маскировались под простой люд. Они были грязны, мохнаты, грубы и прескверно воняли, особенно когда снимали обувь. В вагоне они сразу разулись, откупорили пиво и разложили по столикам снедь: хлеб с луком, жирных курей, сизого цвета вареные яйца. Сложили в угол тесаки и дубинки, расстегнули пояса, вытерли руки о свои же рубахи — и приступили к изысканной трапезе, сопровождаемой тонким юмором. Карен они приняли за гувернантку и пытались вовлечь в беседу о том, как хорош Адриан для простых людей. Время от времени она сбегала на балкон, чтобы подышать и справиться с тошнотою. Вернувшись, получала от щедрот ломоть сала с чесноком, шутейку про барышень в возрасте и новый сказ об Адриане — лучшем владыке среди бывших и будущих.
В Оруэлле она сошла на перрон, мысленно вопрошая богов: зачем, собственно, они создали людей? Неужели предполагалось, что люди как-то украсят собою подлунный мир?.. До приезда брата оставался еще час, и она пошла гулять. Оруэлл — город мостов. Он стоит в пойме трех маленьких речушек, разрезанный ими на районы. Многочисленные мостики соединяют между собой разные берега, а также холмы, которых здесь хватает. Мосты имеются всех систем: арочные, свайные, подвесные и даже совсем странные, похожие на лестницы. Говорят, некоторые возвела еще сама Янмэй; говорят, тут есть целые улицы, проложенные по мостам, не спускаясь на землю. Словом, все это должно быть очень интересно… Часа хватило ей, чтобы убедиться: Оруэлл — вовсе не город мостов. Это город ужасных подъемов, кривой брусчатки, отбитых ног и потных спин. Еще — город сломанных каблуков, конечно же. А вдобавок Карен совсем забыла: чуть больше месяца назад Оруэлл ограбили шаваны! Каменный город уцелел, но тут и там зияли выбитые окна, чернели обугленные крыши, висели траурные ленты.
Карен приковыляла на место встречи, погруженная в тоску, и с башмаком в руке. А Эдгар, как на зло, прибыл со свитой: при нем был сын, адъютант, денщик и два рыцаря — и все, конечно, принялись смотреть, на что похожа последняя из леди Лайтхарт. То есть нет, сперва они вовсе ее не узнали. Даже Эдгар глянул прямо в лицо — и не догадался, что за нищенка ввалилась в харчевню. Только потом, после: «Здравствуй, милый брат», — все дружно уставились в ее сторону. Объятие — и то не задалось: едва Карен нацелилась повиснуть на Эдгаре, как обнаружила на его плече крысу. Настоящую черную моровую крысу! Даже не скажешь «сожри ее тьма» — ведь тьма давно сожрала и отрыгнула это создание.
Карен упала за стол, уже уверенная, что приехала зря. Неловкость давила обоих. Двадцать лет сделали их чужими, мучительно было изображать родство. Она попросила брата рассказать о себе, и тот завел скучнейший светский монолог, лишенный тени личных эмоций.
— Нет же, — потребовала Карен, — скажи, чем живешь?
Эдгар сообщил свое воинское звание, положение дел в подконтрольных землях и вверенных ему частях. Он совсем не умел сходиться с людьми, даже с собственной сестрою. Карен переняла инициативу и начала потрясающий рассказ, который должен их сблизить… Но остроумие отказало ей, и часть о лечебнице вышла уныньем, а часть о побеге — сумбуром и бредом. Хорошо хоть она смолчала про бога навигации.