ообщил по результатам наблюдений, что пропитка для шара пахла чем-то средним между сапожным клеем, смазкой для колес и растворителем для краски. Старичок тут же определил состав вещества. Также Хармон подсчитал нужное количество материи, веревок, водорода и горючего масла. В Фаунтерре Хармон садился на корабль шарлатаном и прохвостом, но в Уиндли сошел уверенным в себе пионером воздухоплавания. Широко расправив плечи, он ступил на пирс и зашагал навстречу успеху!
Зашагал — фигурально выражаясь, поскольку в прямом смысле слова он прошел всего шага три. Затем был пойман помощником казначея и призван для отчета к Роберту Ориджину. Но торговец был во всеоружии. Подробнейшая смета, снабженная расчетами, а также добротный чертеж небесного шара лежали в его карманах. Гордо, словно ленную грамоту, Хармон предъявил бумаги казначею:
— Извольте видеть, лорд Роберт: вот чертеж со всеми размерами, а вот расчеты грузоподъемности исходя из объема газа. Грузоподъемность увеличена по сравнению с прошлым моим кораблем и превышает вес пяти человек. Материя покрашена в сизый цвет, чтобы добиться маскировки на фоне неба.
— Ага, — ответил Роберт.
— А здесь, взгляните, полный список необходимых материалов и сумма затрат. Можете проверить по пунктам — посчитано точнее, чем снадобья в аптеке. Ни одной лишней агатки не прибавлено к цене.
— Ага, — повторил казначей с неожиданно хмурым видом.
— Милорд, — сказал Хармон, — вы были совершенно правы на мой счет: я запятнал себя воровством. Но боги так покарали меня, что я твердо решил взяться за ум. Поклялся перед всеми Праматерями, что на сей раз добротно выполню работу. Чертеж и смета — тому первое подтверждение!
— Ага, — сказал Роберт, — я оплачу расходы.
Он смотрел не в чертежи, а на берег залива. Набережная кишела солдатами, и не только из робертова батальона. Местные кайры верхом патрулировали порт, на вышках блестели шлемы стрелков. Могучие форты по краям залива взмахивали рычагами требушетов и метали камни в море. Хармон разглядел на воде плоты, служившие, очевидно, тренировочными целями.
— Милорд, город готовится к осаде?
Роберт, кажется, пропустил вопрос. Какое-то время молча смотрел за движением солдат, которое ввергало его в нелегкие думы. Затем сказал:
— Хочу, чтобы вы поняли, сударь, насколько важно ваше дело. Два неприятеля одновременно движутся к Первой Зиме. С запада наступает Кукловод, до зубов вооруженный Перстами Вильгельма. А с юга придет Адриан, собравший под своими знаменами искровиков, путевцев и даже бандитов. Он захватил в плен живьем двух ханида вир канна, так что он тоже владеет Перстами. Каждое вражеское войско, даже взятое в отдельности, превосходит нас числом и вооружением. А ведь не исключен и союз Адриана с Кукловодом.
— Ага, милорд, — сказал на сей раз Хармон.
— За нашими врагами — огромный численный перевес и мощь Перстов. За нами — опыт бойцов, мудрость Агаты и родная земля. Битва будет очень трудной. Любая мелочь может склонить чашу весов к победе или поражению.
Хармон сделал понимающий вид. Казначей продолжал:
— В юности по совету отца я изучил труды Светлой Агаты. Праматерь в иносказательной форме дает прекрасные советы по тактике и стратегии. Мне вспомнилась глава: «О тяготении». Агата писала, что старые убеждения, словно груз, тянут разум к земле. Нужно сбросить этот балласт и взлететь на крыльях непредвзятой мысли, чтобы обозреть горизонт. Лишь теперь я осознал, что здесь говорится о полевой разведке. Старые убеждения — это привычные методы ведения разведки, которые не дают полной картины. Но взлетев на воздушном шаре, мы увидим все позиции врага.
Хармон испытал духовный подъем.
— Если сама Агата предвидела мое изобретение, я никак не могу ее подвести. Корабль будет сделан и послужит победе!
— Подход обеих вражеских армий ожидается не позднее дня Сошествия. Необходимо успеть к этому дню.
— Успеем, клянусь Молчаливым Джеком!
Роберт удивился:
— Почему вы так сказали?
— Простите, сам не понимаю. Просто он тоже служил Ориджинам и Агате…
— Кто служил?
— Неважно, милорд. Вы его не знаете.
И вдруг Хармона осенила идея:
— Правильно ли будет сказать, что я сейчас на службе у Великого Дома Ориджин?
— Ага.
— А коли так, нельзя ли мне носить камзол с вашим гербом? Он-то давно у меня есть: получил в наследство от собрата по темнице. Но надевать я не решался — не знал, можно ли.
— Коли камзол военный, вы не имеете права. А если светского покроя, то извольте.
— Можно, я покажу, и вы скажете: военный али светский?
— Покажите кайру Хортону.
Торговец подумал и возразил:
— Милорд, лучше я все же вам покажу. Там герб вашей семьи, мне нужно от вас получить позволение. Тогда буду знать, что ношу с полным правом.
— Ладно.
Хармон помчал на свой корабль. Пробиться туда было нелегко, поскольку шла разгрузка. По трапам бегали греи и матросы, бранили всякого, кто попадался на пути. Откуда-то возник Салем, сказал, что Хармона все уже ищут. Сорок Два трижды спрашивал — где же наш торговец? Весельчак тоже искал, а еще никто не знает, когда будет обед и где селиться на берегу. Нужно все это как-нибудь уладить. Идем, брат Хармон!
Торговец махнул рукой на свою идею с камзолом. В конце концов, это просто дурная блажь. Камзол-то ветхий, да с чужого плеча. Пионеру воздухоплавания не к лицу старье… Но вдруг между людей на трапе возник просвет — и Хармон, поддавшись порыву, ринулся в каюту.
Пятью минутами позже он подал лорду Роберту сверток. Когда камзол распахнулся во всю длину, и блеснул серебром нетопырь со стрелою, Хармон ощутил благоговение и робость. Смог сказать только:
— Вот…
Казначей остался равнодушен:
— Вещь офицера, но предназначена для светского ношения. Так что вам не возбраняется.
— Милорд, а вы можете сказать… — Хармон запнулся, — именем дома Ориджин позволяю… или что-нибудь в таком роде?
— Да это ж не двуцветный плащ, а простая тряпка. Носите себе.
— Ну… благодарю милорд.
Хармон взял камзол, чувствуя разочарование. Он надеялся услышать что-то торжественное, надеть эту вещь с полным правом, как когда-то носил ее Джек. Ну, что ж, не вышло…
Роберт коснулся пальцем бурого пятна на спине.
— С мертвеца сняли?
— Да, милорд. Джек умер в темнице, а одежку оставил мне.
— Как полное имя вашего Джека?
Торговец развел руками:
— Не знаю, милорд. По правде говоря, он умер еще раньше. Я сидел в камере с его скелетом.
В глазах казначея проступил слабый интерес:
— Со скелетом? Стало быть, умер давно?
— Лет несколько назад, а может, и все десять. Эти монахи давно там промышляют.
— Его убили монахи?!
— Да, максимианцы. Они устроили какой-то тайный орден, похищают людей и пытают, чтобы узнать о Предметах. Я таким же способом к ним угодил: схватили и ну допрашивать про Светлую Сферу. Чуть не помер возле Джека. Потому-то и чувствую к нему родство.
— Родство, значит… — странным голосом повторил Роберт и потянул камзол к себе.
Разгладил его и стал смотреть — внимательно, совсем иным взглядом.
— Я думаю, — сказал Хармон, — Молчаливый Джек был достойным человеком. В отличие от меня, он под пытками не сдрейфил. Вот и хочу быть немножечко таким, как он.
— Очень достойным… — повторил Роберт тихо, почти шепотом. Чтобы расслышать вопрос, Хармону пришлось напрячь уши: — А у Джека была кисть левой руки?
— Виноват, милорд, там царила тьма кромешная. Я только наощупь понял, что он мертв…
Тогда Роберт принялся рассматривать манжеты. Правая была сильно изношена, местами утратила цвет. А левая… Казначей поднес рукав к лицу, вгляделся пристально. Затем начал щупать материю — и пальцы его дрожали.
— Вы знали этого человека? — спросил Хармон.
Ориджин не ответил. Отвернулся, бережно сложил камзол, прижал к груди. Плечи дрогнули от судорожного вздоха. Спустя минуту молчания, он снова глянул на торговца:
— Кто убил?
— Я думаю, милорд, Молчаливый Джек убил сам себя, чтобы оставить с носом палачей. А палачами были те монахи из тайного ордена.
— Их имена?
— Помню только одно: брат Людвиг. Монастырь стоял северней Лабелина. Его сожгли в прошлом году.
Роберт выдохнул:
— Ага.
Сказал:
— Я оставлю его себе. Вы получите мундир с нашим гербом. Другой, не этот.
Стрела — 7
Октябрь 1775 г. от Сошествия
Море Льдов в виду побережья Граненых островов
— Они не появятся, — сказал лейтенант Фитцджеральд и плотнее запахнул плащ. Уже вечерело, над палубой гулял зябкий, промозглый ветер.
— Не появятся, — согласился капитан судна. — Пора уходить.
Фитцджеральд еще раз глянул в трубу — для очистки совести. Ничего нового в окуляре не наблюдалось. Россыпь островов, покрытых обветренными скалами. Два утеса, встающих прямо из воды по сторонам пролива. В проливе — синяя вода без малейшего намека на корабль.
— Больше ждать нечего, — сказал Фитцджеральд.
— Вам напомнить приказ? — обронил Хайдер Лид.
Капитан судна прочистил горло:
— Грхм. Мы в море Льдов. Оно не зря так зовется. К Сошествию вода покроется льдинами. За семь недель я должен довезти вас и уйти назад. А мы торчим на месте, как дерьмо в полынье!
— Ваши предложения?
— Сообщите герцогу: мы не можем больше ждать. Ему пора признать ошибку!
Двое старших по чину — Хайдер Лид и Шрам — обменялись ухмылками, будто услышали глупый, но смешной анекдот. Капитан взревел:
— Тьма сожри, это мой корабль! Я требую разговора с герцогом!
Лид подошел к нему ближе:
— Сударь, позвольте, я объясню. Великий Дом Ориджин нанял вас для военного дела. Это не корабль, а телега для переброски войск, и вы в ней — извозчик. Закройте рот и берите вожжи.
Лейтенант Фитцджеральд сказал:
— Зато я не извозчик. Я, командир первой вымпельной роты, согласен с капитаном: ждать больше нельзя. Солнце заходит, еще один день прошел. Мы потеряем еще и завтрашний? Или поднимем паруса и уже ночью двинем на восток?