— Восемнадцать тысяч разбойников опустошают Красную Землю, а тридцать тысяч коней доедают все, что не успели сожрать всадники. Мы должны помешать этому!
— Грм… — Смайл покосился на Гора, и тот твердо кивнул: мол, продолжайте, сир, деваться некуда. — Ваше величество, числа означают, что неприятель имеет пятнадцать полных кавалерийских батальонов, усиленных двумя или тремя Перстами Вильгельма каждый. Один такой батальон способен развеять искровый полк вашего величества. А искровых полков у нас только пять.
Мира насупила брови:
— Имея всего три полка, владыка Адриан разбил прошлую орду.
— С нею не было Перстов, ваше величество. Персты Вильгельма меняют все.
Владычица не выразила согласия, и генералу пришлось пояснить:
— Шаванская конница — легкая. Она сильна при маневрах и слаба при лобовой сшибке. Если шаваны держатся на дистанции, мы осыпаем их стрелами. Наши длинные луки бьют дальше, чем их короткие. Обстрел вынуждает шаванов идти в атаку — и тогда работают наши искровые копья. Но Перст Вильгельма рушит всю тактику. Он стреляет дальше, чем длинный лук. Перстоносцы смогут жечь наши войска с безопасной дистанции, ничем не рискуя. Тогда уже нам придется идти в атаку — и она обернется гибелью. Легкая конница шаванов вчетверо маневренней нашей пехоты. Они просто не подпустят нас к себе!
— Иными словами… — Мира все поняла, но не могла поверить. — Вы хотите сказать…
— Мы слабее орды, ваше величество. Мы не имеем способа противостоять Перстам Вильгельма. Шаваны могут перебить нас почти без потерь.
— Благодарю за ваше мнение, генерал Смайл, — Мира выделила тоном слово «ваше». — Генерал Гор, что скажете вы?
Смайл и Гор много лет боролись за должность главнокомандующего. Оба получали ее, оба теряли, оба злорадствовали в адрес друг друга. Гор мог бы поспорить со Смайлом из духа соперничества. Но нет, на сей раз меж генералов царило полное согласие:
— Ваше величество, сир Алексис говорит истинную правду. Военная наука не оставляет нам путей к победе.
— А если заманить врага в лес, где он не сможет стрелять Перстами?..
— В Альмере мало лесов, ваше величество, и орду в них не заманишь всем золотом Короны.
— Встретить неприятеля в замке?..
— Так и поступил Снежный Граф Лиллидей. Замок стал для него гробом: едва шаваны взломали стену Перстами, кайры оказались в западне.
— Подослать лазутчиков, асассинов. Убить вождя орды!
— Любой другой ганта займет его место. Они владеют силой Предметов и не устрашатся смерти вождя.
Генерал, вы бесполезны, как тухлое яйцо, — подумала Мира, но на словах поблагодарила и обратилась к верному Шаттэрхенду:
— Что скажет лазурная гвардия?
— Мы будем защищать ваше величество до последней капли крови! — В один голос отчеканили оба лазурных командира.
— Меня не нужно защищать. Мне нужна победа!
Ответом было красноречивое молчание. Тогда она повернулась к Роберту Ориджину:
— Не укажет ли нам путь Светлая Агата?
Северянин ответил угрюмо:
— Агата говорила с кузеном. Теперь он пропал. Возможно, убит.
— Вы тоже агатовец. Ориджин, кайр, бывалый полководец. Дайте совет: как одолеть врага?
— Вашему величеству известен мой приказ. Пока есть возможность, я буду защищать столицу. Если положение станет безнадежным, уйду в Первую Зиму.
Мира топнула ногой:
— Тьма, я не спрашиваю о ваших приказах! Мне нужен совет по поводу… — Как вдруг подлинный смысл сказанного достиг ее рассудка. — Защищать столицу? Почему вы это сказали? Никто не нападает на столицу, война идет в Альмере!
Ориджин прочертил взглядом линию на столе — от Славного Дозора до Фаунтерры. Линия была идеально пряма, как рельсовая дорога.
— Эрвин дошел от столицы до Степи всего за шесть недель. Орда пройдет этот же путь в обратном направлении.
— Но они же… — Мира осеклась. — Они идут… в Альмеру, да?..
— Эрвин говорил, что Пауль в сговоре с бывшим приархом. Если так, то он освободит Галларда из осады во Флиссе. Вот зачем он вошел в Альмеру. А куда двинется потом?
Серебряный Лис сказал:
— Напоминаю вашему величеству: как Пауль, так и Галлард названы еретиками. Обоих ждет суд. Они смогут избежать его, если захватят столицу.
Йозеф Гор добавил:
— А шаваны жаждут расквитаться за Литленд. Они не взяли Мелоранж и остались голодны. Альмера только разожжет их аппетит.
Всю уверенность владычицы словно ветром сдуло. Внезапно остро она ощутила ничтожное число своих лет.
— Вы имеете в виду, господа… что Пауль придет сюда, в Фаунтерру? И мы не сможем ничего сделать?
Офицеры вновь переглянулись, только в обратном порядке. Лис взглядом передал слово Гору, тот — капитану Уитмору, тот — лейтенанту Шаттэрхенду. Самый преданный из ее защитников сказал:
— Главное для нас — жизнь и здоровье вашего величества. Если победа в открытом бою невозможна, то надо рассмотреть варианты вашего спасения.
— Какие же, позвольте уточнить?
Шаттэрхенд принес извинения.
Сказал, что заботится только о владычице. Сказал, что умрет на месте, если хоть один волосок упадет с ее головы. Генералы шумно согласились.
Затем Шаттэрхенд назвал вариант.
Мира не поверила слуху, и даже откинула пряди с ушей.
— Вы предлагаете бежать из Фаунтерры?!
— Ни в коем случае, ваше величество! Это не бегство, а эвакуация.
За пару следующих дней она двести раз услышала это словечко. Совсем недавно никто и не знал его — а теперь вся Фаунтерра твердила без конца: эвакуация! Эвакуация! Эвакуация!
Придворные шептались о том, где теперь безопасно. В Шиммери идет война с Лабелинами; в Литленде голодно после шаванского нашествия; в Сердце Света крепкие стены — но что они против Перстов? Хорошо в Дарквотере — сквозь болота никакие кони не проедут. Еще лучше — на Фольте …
Министр путей доложил о том, как исправно теперь работает рельсовая дорога в Сердце Света. И о том, что собрался с инспекцией в Литленд.
Министр двора обсудил с послом Шиммери возможное устройство резиденции в Лаэме. Оба согласились, что белокаменная южная столица буквально создана для царственных нужд.
Послы Литленда и Фейриса пригласили Минерву посетить их родные земли. Ведь летом так хорошо у моря!..
«Первый кредит» Конто начал вывозить свои резервы в Лабелин, банк Фергюсона и Дей — в Маренго.
Шериф Фаунтерры пришел к владычице с очередной просьбою назначить бургомистра, но разговор принял внезапный оборот. Шериф сознался, что, на самом деле, бургомистр уже не очень-то нужен: когда придут эти — ну, ваше величество понимает, — они ведь все равно поставят своего человека. Что действительно нужно, так это прибавить поездов и дилижансов. Скоро на всех станциях начнется толчея. Женщины, детишки — вдруг затопчут кого!.. А ваше величество как себе думает, не пора ли переместиться? Говорят, на Фольте охотно принимают знать из Полариса…
Радовали только лорд Менсон с женою: сияли, словно парочка молодых влюбленных, осваивали укромные уголки дворца и думать не желали ни о чем плохом, о шаванах — в особенности.
Но все остальные… Тьма сожри! Даже уличные проповедники заладили в унисон:
— Вот и пришла расплата! Падает пламенный меч божьего гнева, каждый грешник ответит сполна, никто не сбежит!
Но говорилось это таким тоном, что как раз бежать-то и хотелось. Не только грешникам, а и честным горожанам, и констеблям, и судьям.
— Ваше величество, в целях спокойствия и непредвзятости, верховный суд считает нужным перенести заседания в летнюю столицу…
Больше всего Минерва поражалась одному наблюдению: как нечто постыдное, будучи названо новым словом, становится честным и даже почетным. Бежать от страха — так сказал бы ее отец, презрительно поджав губы. Но теперь есть новый термин: эвакуироваться. Звучит изящно, не отдает позором. Эвакуация — это красиво и в духе времени, и модно, наконец. Эвакуация роднит людей: «Сударь, поедемте вместе, поможем друг другу на чужбине!» Эвакуация дает пищу для бесед: «Сударыня, а вы уже избрали местечко?.. Оркаду очень хвалят… Ах, Сюрлион?.. О, не советую, это яма для малоимущих!» Эвакуация — своего рода светская игра: кто ловчее и с большим комфортом, и с выгодою для карьеры. «Ваше величество еще не обдумали план эвакуации? Тогда позвольте предложить мой вариант. Острова Смайл находятся в близкой доступности, и весьма надежно укреплены. Всего лишь за неделю можно переместить туда весь двор…»
Внезапное превращение трусости в добродетель, готовность бежать с гордостью и наслаждением, превознося бегство как подвиг, — все это ошарашило владычицу. Придворных сдерживало ее присутствие: хотели эвакуироваться вместе с Минервой, без потери должности. Но мещане и купцы уже вовсю паковали вещи, отсылали мешки и котомки, раскупали места в кораблях и вагонах… Ладно, честь — не многим она присуща. Но обычная жадность куда подевалась? Разве не жалко бросать дома, земельные наделы?.. А родной город — его не жаль?.. А людей, которые не смогут уехать?! Не всем же хватит места в кораблях!
Многие распродавали имущество, хотя цены падали буквально по часам. Другие просто увозили ценности и заколачивали дома. Третьи во всю обрабатывали четвертых, пока еще не собравшихся в дорогу: «Каковы ваши планы, сударь? Уже построили маршрут? Нет?.. Так уж вы не затягивайте, через месяц грянет…»
Но чем громче звучал призыв: прочь, бежать! — тем сильней восставала против него императрица. Все вокруг будто сговорились манипулировать ею: «Расслабьтесь, не сопротивляйтесь. Ни к чему геройство, езжайте на море, наслаждайтесь жизнью…» Нужно всего лишь уступить — и окажешься в уютной безопасности. Но именно такой манипуляцией, этого самого сорта, ее по горло накормил лорд-канцлер! Месяц за месяцем Ориджин твердил эти самые слова: «Расслабьтесь и наслаждайтесь, зачем рисковать». Он сделал для Минервы то же, что змеиный яд, принимаемый в малых дозах: выработал сопротивление. Мира стала неуязвимой.