Другие полководцы согласились со Льдом.
— И третий рубеж — сама Первая Зима. Она пропитана славою предков и духом Светлой Агаты. Для Ориджина потерять Первую Зиму — все равно, что лишиться сердца. Кроме того, она дает множество возможностей. Есть озеро, холмы, утесы; есть замок и город, и несколько отдельных бастионов. Искусно используя все это, можно выстроить могучую оборону.
— Полагаете, Десмонд встретит нас в Первой Зиме?
— Я полагаю, — ответил Рихард, — он не даст нам дойти туда. Как видите, мы имеем проблемы с провиантом. Они будут усугубляться. Отец вывезет все припасы, какие попадутся на дороге, уведет людей и стада. Нам придется снабжаться из Нортвуда, а это чудовищно замедлит продвижение.
Виттор пожал плечами, словно не видел в том беды:
— Рано или поздно, победа будет наша.
Рихард скривил губы, поражаясь его наивности. Граф Флеминг пояснил Избранному:
— Когда начнется стужа, мы не сможем наступать. Нам не хватает зимней амуниции, теплой обуви, припасов. Шаваны и альмерцы в жизни не видели таких холодов, какие встанут после Сошествия. Войско вмерзнет в снега и погибнет от голода.
— Иными словами, мы должны взять Первую Зиму до дня Сошествия? Я верно понял вашу мысль?
— Мы должны дойти до нее. Провиант кончается, поставки из Нортвуда или Беломорья не поспеют вовремя. По дороге к Первой Зиме мы должны пополнить припасы, и для этого есть лишь одна возможность: город Лид. Только там найдется достаточно пищи для нашего войска.
Граф Виттор пожал плечами, будто говоря: «Ну, вот и решение проблемы». Рихард жестко произнес:
— Отец может сжечь лидские амбары. Тогда семьдесят тысяч горожан помрут от голода, но нашему наступлению придет конец. Нам придется уйти до весны.
— Значит, будем молить богов, чтобы Десмонд этого не сделал! — Избранный четырежды сотворил спираль, глядя на горы, за которыми скрывался древний Лид. — С верою в лучшее, идемте ужинать, господа.
Рихард мрачно покачал головой, расстроенный легкомыслием графа. Флеминг, напротив, узрел в словах Виттора непреклонную веру. С глубоким уважением он обратился к Избранному:
— Милорд, я давно хотел побеседовать с вами о деликатном деле. Как вы знаете, боги одарили меня двумя дочерями. Это благонравные, смиренные, добрые девушки. Я воспитал в них искренний страх перед богами и полную покорность мужскому слову. Молли отдана лорду Граненых островов, но славная крошка Виолетта до сих пор остается на выданье.
— Вы обладаете сокровищем, граф Бенедикт.
— Я хотел бы преумножить богатство, объединив его с другим. Имею на примете весьма достойного человека и от души надеюсь на союз.
Флеминг медленно перевел взгляд на лорда Мартина — и обратно, к Виттору.
— Что скажете, милорд, о моем предложении?
— Я это… вообще, я пока не думал… — начал Мартин и осекся, заметив, что вопрос был адресован не ему.
Флеминг обращался к Виттору Шейланду, будто тот целиком властвовал над младшим братом. И Виттор принял это как должное:
— Граф Бенедикт, такой выбор делает вам честь. Мартин — прекрасный человек, у него добрая душа и храброе сердце. А с вашей дочерью я, к печали моей, не знаком, но верю, что она воспитана в самых благородных традициях.
— Так и есть, — без лишней скромности признал Флеминг.
— Дайте же время осмыслить ваше предложение и, вполне возможно, я отвечу согласием.
— Благодарю, милорд.
— Эй, что такое, ну! — вскричал Мартин. — Меня бы тоже недурно спросить!
Игнорируя его, Виттор сказал Флемингу:
— И не забудьте, граф: вы обещали выдвинуть из Беломорья батальон, чтобы установить блокаду вокруг Первой Зимы.
— Мой собственный сын займется этим.
Виттор пожал руку Флемингу и отпустил его, а затем повернулся к брату:
— Марти, мы оба знаем о тебе то, чего графу Флемингу знать не нужно. На тебя всякое находит.
Мартин задохнулся от гнева:
— Находит?! Находит, тьма сожри?! Вит, я не безумец! Даже Иона сегодня сказала…
— Ты точно безумец, если слушаешь Иону. Флеминг прав: тебе нужна жена. Остепенишься, поумнеешь, а если нет, то будет кому присмотреть за тобой.
— Присмотреть?! Я что, глупый ребенок? Я воин, ну! Носитель Перста, стрелок, охотник!
— Да, да, ты молодец. А теперь подумай, как хорошо быть женатым. Слышал, что сказал граф: милая, добрая, покорная. Ты же такую и хочешь, чтобы пятки лизала.
— Ну, да, но не эту… Я ее даже не знаю. Я другую того… люблю, как бы.
— Кого же, позволь узнать?
— Л… Лауру.
Виттор усмехнулся. Виттор снова потрепал щеку брата, и тот гневно оттолкнул:
— Что смешного?!
— Л-Л-Лаура сожрет тебя с потрохами. Это хитрющая агатовская тварь, похлеще всякой Ионы. Галлард взял ее в заложницы — и сам не заметил, как очутился у алтаря. Она оседлала приарха, будто пони. А из тебя сделает комнатную собачку.
— Да ну… Быть не может…
— Марти, младенец ты наивный, научись уже видеть людей!
От злости и стыда Мартин покрылся пунцовыми пятнами. Джоакину тоже стало не по себе, но он счел разумным согласиться с графом:
— Да, милорд, ваша правда.
— Конечно, моя. Кстати, кто из вас выбрал Гвенду?
— Виноват… я, милорд.
— Почему ты? Я же поручил брату.
— Он э… был немного занят.
— Ага, ковырянием в носу. Мартин настолько слеп, что не смог даже выбрать няньку, вот и поручил тебе. А ты хорошо справился, Гвенда мне по душе. Любит детишек, как родных.
— Вит… — просипел Мартин.
— Что — Вит?
— Иона сказала…
— Да боги святые! Она же гавкает по-собачьи. Ты научился понимать лай?
Мартин откашлялся.
— Она сказала, ты мне совсем не доверяешь. Я столько лет искал бессмертие неправильно — а ты не подсказал, как надо.
— Баран. Я знать не знал, что ты там ищешь!
— А я не знал, что ищешь ты. И это, ну… обидно.
— Уфф. Иди поешь, выпей вина, успокой нервы. Сир Джоакин, пригляди за ним. Потянется к Лауре — бей по рукам.
Армия Избранного пировала везде.
Пировала в Уэймаре, празднуя воскрешение графа Шейланда, и продолжала на пышных похоронах Галларда Альмера. Покойный приарх получил титул великомученика и почетное прозвище. Избранный выделил участок для собора святого Галларда Предтечи — и увел армию пировать в южный Нортвуд.
Тамошние жители встретили его с опаской: по всей империи шли жуткие слухи о Перстах и Мече Богов. Но Избранный пленял сердца. Он был весел и добр, усыновлял детишек и холил, как своих. По просьбе людей исчезал и возникал, повторяя в малом масштабе чудо своего воскрешения. А кроме того, давал пиры.
В Вудсе он накормил все население города. Вдоль целой главной улицы выстроились столы, запах гуляша достиг соседних деревень. В Магриде Избранный купил четыре баржи, полные рыбы, и угостил всех, от бургомистра до котов. А уж как питались его воины — это надолго войдет в нортвудские легенды. Рыцари состязались: кто кого переест. Так набивали животы, что не могли подняться, и сквайры силком утаскивали их из-за стола. Закатники, и прежде-то любившие пожрать, теперь жевали днями напролет. Наполняли снедью переметные сумки и на марше запускали туда руку. Шаваны Пауля, непривычные к северной пище, мучились несварением… А встречные нортвудцы лопались от зависти: эх, нам бы такого сеньора! Избранный утешал их: я-то теперь и буду ваш сеньор.
Бирбис и Лисий Дол встретили его раскрытыми объятиями. Слухи о чудотворце опережали ход его полков. Сияя неземными доспехами, Избранный восходил на щитовое место и говорил свою любимую речь: как он сумел достичь успеха — а значит, сможет любой, кто искренне верит. Называл всех друзьями или братьями, играл с детьми, обещал сделать весь мир единою семьей. И, конечно, пировал.
Застолье в Бирбисе вошло в историю, поскольку тамошний епископ умер от обжорства. Без шуток, прямо за столом. Говорят, он еще вдох-другой после смерти продолжал жевать. А в Лисьем Доле трапеза вышла скомканной: армия Избранного спешила на битву с кайрами. Зато какой пир закатил граф Шейланд после победы!.. Целый акр леса срубили на дрова, зарезали двести свиней и пятьсот овец. Никто не смог уйти от стола — воины уползали на карачках или засыпали на месте. Запах манил из леса хищников, звери являлись прямо к столу, и пьяные люди совали им в зубы мясистые кости…
Но в Ориджине все изменилось. Большинство замков оказались пусты, так же как хутора и деревни. Избранный больше не мог грабить, а поставки из Нортвуда не поспевали за армией. Солдаты начали затягивать пояса, и, сказать по правде, это радовало Джоакина. Пиры в Нортвуде были хороши, но здесь, в древнем Ориджине, душа просила чего-то более великого, чем обжорство. Во дворе очередного захваченного замка воины обгладывали бараньи ребрышки, офицеры запивали красным вином пахучий сыр. Избранный смотрел, как кушают дети, и приговаривал:
— Друзья мои, все мы — одна семья!
Джоакин уронил ладонь на бедро Хаш Эйлиш и заметил, как оно округлилось. Помнится, раньше торчали кости, Мартин обзывал ее мумией, но теперь стало совсем иначе. Джо провел рукой по телу любовницы, огладил живот и грудь — всюду ощутил приятную мягкость. Даже запястья Эйлиш как будто поправились, браслет из дохлой мыши грозил вот-вот порваться.
Тогда Джоакин глянул на собственное брюшко: оно стало весьма рельефным, рыцарский герб вальяжно разлегся на этом холме.
— Гм.
Тоска зашевелилась в душе путевца. Сытость глушила мысли, не давая осознать причину тоски. Как-то все надоело, что ли.
— Вы приуныли, славный рыцарь? — Эйлиш приласкалась к нему, будто кошка.
— Душа просит чего-то…
— Моя тоже. Не пойти ли нам в постель?
— Да не об этом я… Мы много едим и мало сражаемся. Разве так добывают славу?
Эйлиш погладила пальцем герб на его груди.
— Вы свою уже добыли. Можно и отдохнуть.
— Не знаю… Мы идем по Ориджину, понимаешь? Это же легенда, а не земля! Я думал, все будет героически… Но мы только едим, а эти мрут без боя.