Карен заметила странность:
— Ваше величество, стало быть, кайры помогали вам в войне против Лабелинов? А теперь вы помогаете Лабелинам выгнать кайров из Солтауна?..
— Тонкий ум — исконная черта Дома Лайтхарт. Конечно, от вас не укрылось противоречие. Позвольте пояснить: мы не желали войны ни с Лабелинами, ни с Ориджинами, ни с кем-либо еще. Крепкий мир во всем Поларисе — наша мечта. Мы прибыли затем, чтобы предложить Лабелинам вернуть украденное, и после их согласия пожать руку дружбы. А владыка Адриан попросил нас высадиться в Солтауне и освободить его от северян. Не желая вражды с кайрами, мы провели переговоры. Обменялись птицами с самим Десмондом Ориджином, и он отозвал солтаунский гарнизон в обмен на мою клятву не вступать в сражения на стороне Адриана.
— Умный капитан лавирует между скалами, — вспомнила Карен шиммерийскую пословицу.
— А глупый их побеждает, — подхватил Франциск-Илиан. — Прошу вас, миледи, теперь скажите о себе. Мы болтливы, как последние негодяи.
— Что ж, я… — начала было Карен, и тут карета остановилась. Приехали.
На самом деле, вынужденное молчание ничуть не расстроило ее. Даже напротив: Карен устала повторять историю своего бегства, приятно было увильнуть на сей раз. Зато южным гостеприимством она насладилась сполна. Карен получила роскошную спальню и личных слуг (к большому неудовольствию Форлемея). Ей предложили подать обед в покои, коль миледи устала с дороги. Она признала, что утомилась, но не может отказать себе в удовольствии беседы с Первым из Пяти, потому выйдет к общему столу. Ей тут же принесли крепкий кофе: взбодрит миледи и пробудит аппетит. Кофе оказался чертовски хорош — лучше, чем готовили при дворе. Служанки причесали и переодели Карен, она вышла в трапезную, бодра и свежа.
На обеде присутствовал избранный круг: Менсон, Адриан с женой и герцогом Лабелином, Леди-во-Тьме со Вторым из Пяти, а также, конечно, Франциск-Илиан с сыном. При Гекторе находилась одна из его альтесс — смуглолицая западница в положении. Гектор выглядел недовольным. Когда появилась Карен, он не наморщил нос, но и не выказал радости. Отец иронично пристыдил сына:
— Гектор, я понимаю, тебе неловко при леди Катрин Катрин хвалить другую женщину. Но этот случай — исключительный, любимая должна понять. Герцогиня Карен — прекраснейший цветок Дома Лайтхарт, жемчужина трех столиц. Уж не скупись на комплименты!
Похвалы южан были приятны, но больше порадовала кислая мина Адриана.
Вскоре застольная беседа потекла своим руслом. Франциск-Илиан велел всем — буквально велел — поздравить его с прибавлением семейства. Леди Катрин Катрин, сказочная альтесса Гектора, понесла ребенка, и скоро осчастливит короля внуком. Ничего особо чудесного в ней не наблюдалось: то была тертая жизнью шаванка отнюдь не первой молодости. Но король дал понять, что глубоко уважает ее ум и характер, и надеется увидеть во внуке хотя бы часть ее черт. Выпили за Катрин Катрин.
Владыка, вроде бы, собрался сказать, но Франциск-Илиан, не заметив того, заговорил о морском путешествии. Оно прошло отлично, озаренное семейным счастьем, а еще, паче чаянья, король увидел новый сон! Многие ахнули:
— Девятый?!
И Карен не сдержала удивления:
— Ваше величество так знамениты, что свет ведет учет ваших снов?..
— Миледи, стыдно сказать: однажды боги, возмущенные моей ленью, припугнули меня страшным сновидением. Я сбежал в монастырь и принялся молиться, пока не поздно. С тех пор видел еще несколько занятных снов. Люди думают, что все они — вещие, но вам, миледи, открою секрет: я абсолютно уверен только в первом.
— Что же в нем было? — спросила Карен, но Гектор вмешался:
— Отец, не нужно про первый за столом.
— Твоя правда, сын. Миледи, скажу вам позже, в приватной беседе. А что до девятого сна…
— Да, да! — подхватили все. — О чем девятый?
Франциск-Илиан с деланым смущением повел рассказ:
— Я видел несколько образов, не все были понятны. Прошу помочь мне в постижении смыслов. Первый образ — страшный человек, распятый на кресте. Его палец горел, как свеча. Другая картина — морское чудовище, которое щупальцами обнимает женщину. Третья — девушка, держащая весы; а четвертая — самая странная: часовщик с отрубленной рукою. Признаться, я твердо осознал лишь первый образ. Горящий палец — это Перст Вильгельма, указание на Пауля. Раз он распят, значит, мы сумеем его поймать. Хороший знак, не правда ли?
Все согласились с трактовкой первого образа и перешли ко второму: женщина в объятиях чудовища. Кто-то сказал: будет морская битва; кто-то возразил: нет, это неравный брак. Менсон уточнил:
— А женщина красивая и голая?
— Хороша в меру, я знавал и краше. Да, обнаженная, в этом ты прав.
Шут рассмеялся:
— Тогда это не вещий сон, а обычный! Знаю я южан: вечно вам бабы снятся.
Острота пришлась по вкусу, все посмеялись. Стали обдумывать третий образ — девушку с аптечными весами. На сей раз барышня была одетой, так что внимание целиком устремилось на весы: что бы они значили? Сей символ мог указывать на торговца, ювелира, аптекаря и судью. Но судьи и аптекари не бывают юными девушками, а торговцы и ювелиры не так влиятельны, чтобы сниться королю.
Голос подала Леди-во-Тьме:
— Я полагаю, весы — это знак не человека, а самого по себе веса, физической величины. Помните, как корабль Минервы лишился массы и поднялся в небо? Сон предвещал именно этот момент. Он также указывал на то, что весом управляет Минерва. Быть может, сюда относится и картина девушки, обвитой щупальцами. Морское чудовище — указка на корабль, а щупальца — знак того, что Минерва опьянена и захвачена своею властью над Предметом.
Все восхитились умом королевы и приняли трактовку. А Карен отметила, как искусно ведет игру король Франциск. Ведь Адриан хотел сказать что-то, но пророк опередил его и начал забаву, которая увлекла всех. Пророк вышел хозяином положения, а Адриан остался с носом. Теперь он заговорит лишь тогда, когда южанин даст возможность.
Подошла очередь четвертого образа: часовщик без руки. Карен включилась в игру:
— Ваше величество, а как вы узнали, что он — часовщик?
— Правомерный вопрос, миледи. Это не было очевидно, просто он походил на часовщика: одет как мастер, седой, с усами и очень внимательным взглядом, а из кармана свисала цепочка от механических часов. Он мог быть мастером любой гильдии, но мне показалось — часовщик.
— А что с его рукой? Вы видели, как ее отрубили? Текла ли кровь из культи?
— Сколько любопытства… — выронил Адриан.
Король возразил:
— Миледи ставит разумные вопросы. Действительно, с рукой было странное дело. Кровь не текла, и мастер не кричал от боли. Можно подумать, он покалечился давно и уже залечил рану. Но отделенная рука лежала тут же, у его ног! Она имела неприятный вид: сперва показалась гниющей, а затем — обугленной. Что вы думаете об этом, миледи?
Карен очень захотелось блеснуть умом и впечатлить мужа. Но мало что шло в голову, она выдумала лишь одно:
— Может, часы — это символ времени? Человек должен что-то успеть, иначе станет калекой…
Леди-во-Тьме хлопнула в ладоши:
— Очень метко, миледи.
— Благодарю, ваше величество, но я сама ничего не поняла.
— Вы не обладаете нужными знаниями. Сведущие люди оценят, сколь удачна ваша догадка.
Пророк, Адриан и Второй из Пяти обменялись многозначительными взглядами.
— Ах… — выронила Карен.
— Миледи, прошу нас простить, — улыбнулся пророк. — Средь южной знати бытует мода: создавать разные тайные общества. Недавно я поддался ее влиянию и тоже вступил в орден. Быть может, и вы заразитесь этой напастью — я буду только рад. И знаете, наш орден слегка помешан на времени: мы очень боимся кое-что не успеть.
— Довольно знаний для непосвященных, — резко вмешался Адриан. — Прогноз благоприятен, и хватит об этом.
— Разве благоприятен? — возразил Второй из Пяти. — Мастер стал калекой и обречен на нищенство. Сон пророчит нам неудачу…
— Успех! — рубанул владыка. — Это не мастер, а само время. Оно протянуло к нам свою жадную руку, и мы отсекли ее. Время нас не остановит, как и ничто другое!
Возникла короткая пауза. Хитрый пророк потеребил бороду, придумывая новую забаву, но на сей раз Адриан опередил его:
— Об одном сон говорит ясно: время не ждет, нужно действовать без промедлений. События идут желанным для нас путем: разбитое войско кайров бежит в Ориджин. Туда же движется Шейланд, а с ним и Пауль. Минерва с Натаниэлем, очевидно, уже в Первой Зиме. Пора готовить войска к решающему удару. У стен Первой Зимы наши враги сразятся и обескровят друг друга. Тогда придет наш черед!
Гектор с отцом обменялись жестами: принц рвался говорить, а король удерживал его. Адриан заметил это и ожег Гектора взглядом:
— Ваше высочество желает высказаться? Слушаю с величайшим любопытством.
— Я лишь хотел отметить, что Ориджины нам не враги. Герцог Эрвин проявил себя надежным другом и поддержал в недавней войне.
— Смутьян и бунтарь! Он будет казнен, а его войско развеяно.
— Мы не приложим к этому руки.
— Вы — мои вассалы, господа. Принесли клятву служить мне мечом и щитом.
Гектор смахнул со лба прядь и сверкнул черными глазами:
— При всем уважении, милорд, вы больше не император. Если две земли восстали против владыки, их можно назвать бунтарями. Но если только две земли подчиняются владыке, бунтарь — это он.
Южный король примирительно поднял руки, как бы извиняясь за сына:
— Лорд Адриан, мы никоим образом не желаем вражды. Общая цель крепкими узами связывает нас. Коль сумеете взойти на престол, мы охотно покоримся. Но в данный момент не нужно строить иллюзий: вы не обладаете фактической властью.
— Именно поэтому мне нужны ваши мечи. Помогите обуздать непокорных, и вместе пойдем к великой цели!
Франциск-Илиан выдержал паузу, поглаживая бороду, и велел слугам наполнить бокалы.
— Выпьем за великую цель!