Карен колебалась: не хотелось пить за нечто неизвестное, еще и придуманное Адрианом. Но заодно со всеми она подняла бокал. Вино разрядило обстановку. Адриан принял тост за знак примирения и подарил пророку дружелюбный кивок. Тот улыбнулся и мягко произнес:
— Я буду рад присоединиться к вам, милорд, едва исчезнут две преграды. Боюсь, нынче под вашими флагами сражаются — уж простите, господа, — мои враги.
Он отсалютовал бокалом герцогу Морису и леди Магде.
— А на другой стороне фронта оказались друзья моего сына — Ориджины. Эти препятствия нужно преодолеть, вы согласны со мною? И я вижу вот какой выход…
— Мы не будем воевать против кайров! — вмешался принц.
Король приструнил его:
— Гектор, прошу…
— Мы с Эрвином выпили чашу братства. Я его не предам!
Шаванка взяла Гектора за руку, и он утих. Франциск-Илиан сказал:
— Кровь кипит в жилах сына, прошу простить его горячность. Однако суть он передал верно: мы не сможем участвовать в походе на Первую Зиму. Мы также не станем штурмовать Уиндли, или любой другой город, занятый северянами. Если в каком-либо сражении кайры будут на одной стороне — мы не окажемся на другой.
Опережая гнев Адриана, пророк добавил:
— Мы готовы помогать вам против иных врагов. Против шаванов, если те вновь пойдут на столицу. Против герцога Фарвея, чьи планы неочевидны. Если двинетесь на север, мы прикроем ваш тыл.
Адриан, хмурясь, выдержал паузу. Казалось, он готов разразиться бранью. Но Карен посетила догадка: владыка предвидел подобное условие и готов его принять. Он лишь изображает сомнения, чтобы придать веса своей уступке.
— Да будет так, — сказал Адриан после мнимых раздумий. — Я уважаю клятву, даже принесенную врагу, и не потребую от вас ее нарушить. Теперь вы готовы подписать мир с герцогом Морисом?
Франциск-Илиан буквально расплылся в улыбке:
— О, благодарю за напоминание. Наши торговые связи с Южным Путем всегда были выгодны и крепки, их возрождение сделает меня счастливым. Признаться, я был удивлен поступком леди Магды. Отдаю должное, миледи: сыграно дерзко и храбро. Мое почтение вашему таланту.
Он отвесил поклон, и Магда расцвела:
— Ваше величество жестоко мне льстит.
— Говорю чистую правду, миледи. И надеюсь, вас не расстроит вторая правда, которая также должна быть сказана. Мы хотим вернуть свои очи.
Лицо Магды вытянулось, но южный король уже не смотрел на нее, а повернулся к Адриану:
— Совершенно очевидно, что грабитель и жертва не могут состоять в союзе. Призывая нас в коалицию, вы должны уладить эту трудность. Самым справедливом способом видится возврат похищенного.
— Нет! — воскликнула Магда. — Я захватила трофеи в честном…
Адриан взмахом руки заткнул ей рот и повернулся к Морису Лабелину:
— Слово за вами, милорд.
Теперь стало еще интересней. Карен поняла: требование шиммерийцев не застало врасплох ни Адриана, ни герцога. Они давно обсудили этот вопрос, и герцог, конечно, не хотел расставаться с трофеями, а Адриан привел веские аргументы. И похоже, теперь Лабелин даже рад отказаться от очей!
— Ваше величество Франциск-Илиан, — сказал герцог, — очи в данный момент состоят на вооружении моего войска. Если вернуть их прямо сейчас, боеспособность упадет, и наша победа окажется под сомнением.
— Разумное замечание, — признал король. — Пускай они послужат вам в ратных делах, а по окончании войны вернуться к законному хозяину.
— Но я же… — начала Магда.
— Не смей! — бросил отец. — После войны мы хотели бы иметь право приоритетной покупки очей. Дочь предприняла атаку лишь потому, что была обижена вашим отказом от торгов. Надеюсь, мы исправим это в будущем?
— Конечно, милорд. Едва очи вернутся к нам — в тот же день вы получите возможность купить их честным путем. Собственно говоря, вы можете вернуть не сами очи, а их стоимость.
— Я согласен, — герцог протянул руку королю.
— Но постойте… — попыталась Магда, отец и муж зашипели на нее.
Шиммериец помедлил с рукопожатием:
— Имею еще одно условие — легко выполнимое, но от того не менее важное. Полк Палящего Солнца имел неосторожность перейти под чужие знамена, что мы с сыном воспринимаем как предательство. Измена требует наказания.
— Солнечный полк — наемный, — возразил Адриан. — Законы чести не распространяются на него.
— Потому мы не просим казнить всех офицеров поголовно. Но командир полка определенно должен быть наказан, иначе пошатнется лояльность других частей. Мы требуем голову Хорея. Вместе с телом или порознь — на ваше усмотрение.
— Что за черт?! — бросила Магда, меняясь в лице.
— Разумное условие, — согласились Адриан и Лабелин. — Нет причин для отказа.
— Рад, что мы достигли понимания, — сказал Франциск-Илиан и пожал руку герцога.
Магда вскричала:
— Дерьмо собачье!
Все повернулись к ней. Она вскочила, опрокинув стул.
— Что за срань происходит, тьма сожри?! Адриан, муженек, вас вытащили из зада три человека — я, барон Деррил и полковник Хорей! Только три, не больше! И одного из нас вы отдаете в петлю?! Отец, и вы тоже… какого черта? Я захватила очи, победила в бою! Они — мой трофей! Хотят вернуть — пускай сражаются. Холодная тьма! Вы слили в дерьмо все, чего я…
У Магды кончилось дыхание. Она подавилась словами, перевела дух, огляделась. Встретила холодные взгляды придворных. Белые щеки девушки стали заливаться румянцем.
— Зря вы, — сказала Карен.
— Было круто! — хлопнул в ладоши Менсон. — Хотя и напрасно.
— Дорогая, вы переволновались, — бесстрастно молвил Адриан. — Прошу, ждите меня в покоях.
Под яростным взглядом отца Магде не осталось ничего другого, кроме как уйти из-за стола. Франциск-Илиан покачал головой:
— Мне грустно быть причиной такого конфуза. Надеюсь, мой дар исправит впечатление.
Он трижды хлопнул в ладоши. Герцог Морис, заранее посвященный в дело, подал стражникам знак. Двери распахнулись, шестерка слуг в белоснежных одеяниях и высоких чалмах внесла паланкин. Король, принц Гектор и леди Катрин Катрин поднялись и склонили головы, великим почтением встречая вновь прибывшего. Слуги опустили паланкин подле герцога Мориса и распахнули шелковые шторы.
Внутри оказался не человек, а птица. Золотая скульптура буревестника, парящего на распластанных крыльях. Постамент из полированного хрусталя был почти незаметен, создавая иллюзию полета. Птица являла собою шедевр ювелирного искусства: тончайшие перья из белого золота, черные звезды сапфиров по кромке крыла, топазовая синева глаз. Но истинное чудо представлял собой клюв: он состоял из света. Пучок лучей исходил изо рта буревестника и обрывался через пару дюймов.
— Вот это да! — воскликнул Менсон.
Франциск-Илиан торжественно произнес:
— Для меня честь представить вам, господа: Птаха без Плоти, личный Предмет Елены-Путешественницы. Он способен смотреть на любое расстояние, игнорируя преграды и темноту.
Все за столом сотворили священные спирали.
— В знак возобновления крепкой дружбы, я дарю Птаху без Плоти герцогу Морису Лабелину, правителю Южного Пути! И прошу его дать владыке Адриану полный доступ к сему Предмету.
Герцог отвесил поклон:
— Щедрость вашего величества не знает границ. С чувством огромной благодарности я принимаю ваш дар и дружбу.
Оба правителя земель вышли из-за стола, чтобы церемонно пожать руки.
А Адриан подошел к паланкину, заглянул в глаза птице, коснулся бесплотного клюва. С таким же восторгом и трепетом любящий отец берет на руки первенца-сына.
— Господа, теперь мы в одном шаге от мечты! Дайте немного времени — и я сотворю чудо!
Этой ночью две знатные дамы не сомкнули глаз.
Леди Карен Лайтхарт лежала без сна и думала о Птахе без Плоти. Могучий Предмет, способный видеть что угодно, и янмэйский тиран, жаждущий все на свете держать под контролем. Жуткое сочетание.
Но не страх мешал Карен уснуть. Страх и тревога вошли в привычку с тех пор, как вернулся Адриан. Учтивость южного короля — вот что все изменило. Доселе Карен ощущала себя беспомощной овцою. Первый из Пяти сумел оживить в ней забытое чувство: я дочь Великого Дома, я обладаю волей. Я не должна терпеть то, что невозможно стерпеть.
Блаженно посапывал муж, в коморке для слуг храпел с присвистом Форлемей. Леди Карен тихо встала, затеплила свечу. Разыскала в багаже старую сумку — ту, что была при ней в день встречи с Дороти. Вытряхнула все без остатка и увидела крохотную вещицу. Карен давно догадывалась, что она там. Именно потому не носила эту сумку, даже не открывала после встречи на вокзале… Но этой ночью хватило отваги, и вещица оказалась в руке.
Леди Лайтхарт застыла в тяжелых раздумиях. Необходимо это сделать и, кажется, даже есть способ… Но — нельзя. Она долго смотрела на спящего мужа и рвалась между «нельзя» и «необходимо». Потом нашла выход: ключом являлась детская считалочка. Карен составила несколько строк и ранним утром отправила их волною. А страшную вещицу спрятала, молясь о том, чтобы она никогда не пригодилась.
Леди Магда Лабелин тоже не спала в ту ночь. Она кипела от ярости. Понимала, сколь глупую ошибку допустила, но злилась отнюдь не на себя. Отец и муж должны были знать, какую гадость творят. Это их вина, что она сорвалась!
Трижды Магда начинала письмо, но комкала и швыряла в угол. Ей все не удавалось избежать слов «засранцы» и «дерьмо», а благородный адресат не воспринял бы такого лексикона. Вошла Низа, и Магда велела:
— Садись, тихо жди!
Присутствие молчаливой шаванки снабдило Магду долей спокойствия. Злосчастное письмо было окончено и запечатано в конверт.
— Слушай-ка меня внимательно. Возьми сира Питера и письмо, и еще вот это, — Магда бросила на стол туго набитый кошель. — Скачите на запад по Лабелинскому тракту. Вам встретится Солнечный полк — он марширует сюда, не пропустите.
За окном громыхнуло, и Магда рыкнула:
— Да, вижу, что гроза. Тьма сожри, придется намокнуть!