— Видать, она его околдовала, — допустил Джо.
— Давным давно, еще на свадьбе! До сих пор чары не развеялись!
От возбуждения Мартин слишком резко подстегнул коня. Тот рванулся, чуть не затоптав пару северян. Лидцы едва успели отскочить с дороги, и Джо бросил им: «Извините». Они посмотрели так, как только и смотрят эти проклятые лидцы: открыто и холодно, прямо в глаза, с оскорбительной уверенностью. Джоакину захотелось довершить дело Мартина: развернуть лошадь и затоптать горожан. Но бесполезно: их тут тысяч тридцать, все одинаковы…
— Иона — ведьма, это ясно. Но что же Доркастер?
— Он не согласен, видишь ли. Он заходил к ней поговорить и не почувствовал магии. Но в этом-то магия и есть! Человек не чует подвоха, но делает так, как надо ведьме!
— Ваша правда, милорд.
— Ну, вот я и решил убедить Доркастера. За ужином сказал ему вот что…
Мартин ужинал с бароном уже несколько дней: каждый вечер с тех пор, как покинул больничную койку. Всякий раз он пробовал новый подход: то расписывал коварство Ионы, то показывал свои шрамы, нанесенные ею, то убеждал в греховности колдовства. А вел всегда к одному: волчица должна понести наказание! «Барон, сделай с ней что-нибудь, ну. Сиську отрежь, глаза выжги, кожу со спины сдери. Убей какого-то северянина и брось труп к ней в клетку, пускай там разлагается. Если тебе лень — не беда, я сам убью и принесу, ты только вкинь. У меня ж ключей от клетки нету…» Доркастер выражал понимание, поддакивал, сопереживал — но исполнять не собирался: «Граф велел сохранить ее в целости до нашей победы. Он сам хочет вбросить к ней дохлого северянина, и это будет Эрвин Ориджин. А до тех пор волчицу трогать нельзя».
Затем Мартин прослышал кое-что от солдат: «А правда, барон, что Вит приказал тебе казнить Иону в случае городского бунта?» Доркастер качнул головой: «Не просто в случае бунта, а только при опасности, что лидцы ворвутся в замок. Верьте мне, лорд Мартин, такого риска нет. Горожане ходят хмурые, как топор, но мятежа не затевают».
— Сильно они гордые, — буркнул Джоакин, проезжая вдоль прилавков с лидским орджем. Даже торговцы чертовым пойлом смотрели на него с укоризною. — Рога бы им обломать. Я бы заставил собрать навоз после орды. Тогда точно спеси убавится.
— Эй, ты слушаешь меня или нет?!
— А вы еще не все сказали?
— Нет же, осел! Самое главное впереди! Вчера говорили мы с бароном так и этак, но вдруг вошел караульный с докладом…
А доклад был таков: к воротам замка подъехала тройка ханида вир канна и требует встречи с бароном. Доркастер проявил учтивость и пригласил сынов Степи к столу, но предварительно проверил Перст на руке. Мартин проверил свой.
Во главе тройки находилась Чара. С нею был однорукий верзила Сормах, а также личный стрелок Пауля — Кнут. Они не стали есть и пить, а сразу повели разговор, и тот был не из приятных. «Мы пришли сюда, чтобы искупаться в крови волков, забрать их жен и сжечь дома. Граф не дал нам этого!» На счет жен звучало немного смешно, поскольку говорила Чара. Барон уточнил: «Сударыня предпочитает девушек?» Сормах взревел: «Мы возьмем свою добычу! Что бы граф ни сказал, мы выпотрошим Север, как дохлую овцу!» Доркастер попытался успокоить: «Граф не имеет ничего против дохлых овец, а также потрошения. Едва придем в Первую Зиму, вы сможете потрошить кого угодно, от кайров до котов».
Вперед выступил Кнут и сказал: «Приехал вестовой от Льда — сообщил, что дорога открыта. Можем выступать на Первую Зиму. Но мы с этим вестовым поболтали немного, и он говорил так, будто Первая Зима — владение Льда. Владение Льда, ты понимаешь, барон?» Доркастер пожал плечами: «Конечно, понимаю. Рихард Ориджин — законный герцог…» И Кнут сказал: «Раз так, то он не позволит грабить Первую Зиму. Нам достанутся лишь те, кого убьем в бою. А если кайры сбегут, как обычно, то плакали наши трофеи». «К чему вы клоните?» — уточнил барон. Кнут понизил голос и сказал этак вкрадчиво: «Мы требуем город Лид». Чара и Сормах оскалились, как хищники.
— Зачем им Лид?! — воскликнул Джо.
— Сам-то как думаешь? Убить, ограбить, изнасиловать — вот зачем! Сормах еще пальцем по шее провел, чтобы мы не сомневались. Ну, тогда барон…
Барон Доркастер сказал: «Не позволено. Лид сдался добровольно, он под защитой Избранного». Эти трое ответили: «Мы все равно возьмем». Барон показал им Перст: «Знаете, что это?» Они заржали: «У нас таких две дюжины!» Тогда он показал другой Предмет: «А этот знаете?» Чара и Сормах не поняли, но Кнут побелел от страха: «Голос Бога…» Барон пояснил: «Я могу заставить исчезнуть любой из ваших Перстов. Вместе с его владельцем. Если не верите — спросите Пауля, он знает». Сормах попытался кобениться, но Кнут заткнул ему рот: «Плохо дело. Мы не знали, что граф оставил Голос Бога». Барон ответил: «Теперь знаете. Собирайтесь в поход, езжайте в Первую Зиму. А Паулю напомните: его Перст — не исключение».
— Тьма, да это же мятеж! — вскричал Джоакин и натянул поводья так, что лошадь заржала.
— Ну, пока нет, — возразил Мартин. — Барон их здорово осадил. Тихонько ушли восвояси и больше не показывались. А сегодня, вишь, юрты снимают — стало быть, подчинились.
— Но они хотели ворваться в город! Несмотря на приказ графа!
— Ну, приказ… — сказал Мартин как-то неуверенно.
Они встали на перекрестке, и лидцы обходили их стороной. Не потому, что боялись побеспокоить, а скорее, из брезгливости. Но теперь Джоакин иначе посмотрел на горожан. Да, они хмурые молчуны, однако — верноподданные графа. Жители Лида открыли врата без боя, а Пауль хочет вырезать их! Какими бы не были, такой судьбы они не заслужили. Они должны знать: мы — за правду и справедливость, Избранный — самый добрый человек на земле!
— Надо остановить шаванов! — твердо сказал Джоакин.
— Вроде, остановили… — обронил Мартин.
— Нет, слов барона мало! Поедем в их лагерь и убедимся, что они уходят в Первую Зиму!
Джо хлестнул кобылу и помчал по кривым мощеным улицам. Мартин едва поспевал следом.
— Да погоди ты! Давай пропустим пару лидок, обсудим положение…
— Милорд, я не буду спокоен, пока шаваны не уйдут!
Подковы звенели о камень, северяне шарахались с пути.
— Простите! — кричал им Джоакин. Это-то можно простить, но если погубим мирный город — тогда прощенья не будет.
— Погоди же, — пыхтел Мартин, — я еще не все сказал…
— Потом! Сперва надо увидеть, что Пауль уходит!
За сотню футов до ворот Джо наткнулся на стайку детей. Они чуть не влетели под копыта.
— Вы чего путаетесь? А ну по домам!
— Дяденька, за стеной что-то творится… Нам бы поглядеть…
— Брысь, я сказал! Дома сидите!
И вот городской въезд. Могучая надвратная башня, заслоняющая небо; зубчатые полотнища стен. Щурясь против солнца, Джо посмотрел на верхушку башни. Между зубцов, виднелись тени часовых.
— Открыть ворота! Лорд Шейланд здесь!
Со скрипом поднялась решетка. Кони проскакали через каменный туннель, лязгнули створки внешних ворот. И вот они на плоскогорье, под гложущим горным ветром, среди юрт и шаванских рож.
— Где Пауль?! Где Гной-ганта?!
Ответом было: «Гы-гы… Лысые хвосты… Там, где надо». Джо схватил одного за грудки, сунул Перст под нос, лишь тогда узнал:
— Вон там, в юрте с золотым червем.
Золотой червь — тьма, в этом весь Пауль! Джо и Мартин подлетели к чертовой юрте, полдюжины ханидов сразу окружили их.
— А ну, придержать коней, спешиться! Куда несетесь, лысые хвосты?!
— Должны увидеть Гной-ганту! Немедленно! Прямо сейчас!
— Увидите, когда он пожелает.
Джоакин вспомнил идиотское правило орды: у них лицезреть Пауля считается за честь. Нашли удовольствие! Век бы его морду не видеть.
Внезапно он подумал: тьма, так вот зачем Аланис с ним спала! Как всегда, хотела быть особенной: никому нельзя, а ей можно, и не только видеть. Из одного тщеславия легла под чудовище. Подстилка…
В миг, когда Джоакин подумал это бранное слово, из юрты появился Пауль. С ним вместе вышли Чара, Кнут и Сормах. Пауль ухмылялся, как золотой червяк, вышитый на юрте.
— Приветствую вас, лорд Мартин и сир Джоакин. Всегда рад добрым друзьям Виттора. Как ваши раны, уже зажили?
Джо постарался не заметить насмешки.
— Мы пришли убедиться, что вы немедленно выступаете в…
Мартин тронул путевца за руку:
— Друг, давай я скажу.
Ладонь Мартина дрожала, его всего трясло. Милорд боялся Пауля и хотел превозмочь свой страх. Благородное желание! Джоакин кивком уступил ему слово.
Шейланд откашлялся, прочистил горло, почесал шею. Ханиды насмешливо скалили зубы, но Гной-ганта смотрел с интересом.
— Что скажешь, лорд Мартин?
— Ну… такое дело, Пауль: я думаю, Вит нас обоих обидел. Тебя не назначил полководцем, а мне не дал никакого владения. И волчицу не наказал, хотя она меня избила, ты же видел…
— Избила баба! — заржал Сормах.
Мартин оробел, но продолжил:
— Мы с тобой, Пауль, как бы это… в одном положении. Давай того, поймем друг друга.
— Гной-ганта понимает: ты трус и тряпка, — процедила Чара.
— Да, я боюсь, — честно сказал Мартин. — Пауль — больше чем человек. Любой здесь боится его гнева, и я тоже. Но все-таки это… давайте друг другу поможем!
— Как именно? — уточнил Пауль.
— Я хочу наказать Иону. Она — тварь, ведьма, она брата зачаровала! Пускай сдохнет!
Пауль качнул головой:
— Она бесстрашная, я это люблю. Убивать не имею желания.
— Я убью сам, ты только впусти меня к ней! Там Доркастер того… а ты его — это…
Джоакин нахмурил брови:
— Постойте, милорд, что вы затеяли?
Удивился и Пауль:
— Вчера мои люди были в замке и требовали кое-что. Их требование — разумно и достойно, но барон выгнал их, как собак, еще и пригрозил расправой. Ты был при этом, Мартин.
Шейланд кивнул:
— Верно, был. Потому и говорю, что мы в одной лодке. Вам не дали то, а мне — это. Так отдайте то, что хочу я, и возьмите то, чего вы хотите.