Он поднял руку с Перстом — но лишь затем, чтобы подкатать рукав на другой руке. Левое запястье Мартина украшал… Голос Бога!
У Джоакина глаза полезли на лоб:
— Милорд… что происходит?!
Его никто не замечал. Все смотрели на Мартина — верней, на руки Мартина.
— Это Предмет барона Доркастера? — уточнил Пауль.
— Ну, да. Позаимствовал утром. Тихонечко так…
— Если мы войдем в Лид, барон ничего не сможет?
— У него только Перст… А у вас — двадцать Перстов и орда.
— Ха, — сказал Пауль.
— Ха-ха, — сказал Кнут.
— Га-га-га-га-га! — нестройным хором заржали ханида вир канна.
Все вокруг смеялись, скаля рты. Джоакин выхватил Перст и пальнул в небо.
— Отставить, тьма сожри! Никто не войдет в Лид! Это город Изб… избр…
Он подавился словами, когда хлыст петлею обвился вокруг шеи. Шаван дернул — и Джоакин полетел с лошади, грянулся о мерзлую землю. Чара встала над ним, направив в лицо Перст.
— Убить его, Гной-ганта?
— Нет, нет! — вскричал Мартин. — Джо — мой товарищ! Отпустите его и отдайте мне Иону. Город Лид забирайте себе.
— Сойди с коня, — сказал Пауль.
Когда Мартин спрыгнул на землю, Гной-ганта пожал ему руку.
— Отныне ты — друг орды. Мы не забудем.
— Не забудем! — крикнули остальные.
Пауль приказал:
— Кнут, возьми дюжину, сходи с Мартином в замок, убедись, что его впустят к волчице. Чара и Сормах, поднимайте всадников. Через четверть часа вышибу ворота Лида.
— Гной-ганта! Гной-ганта! Гной-ганта! — заорали шаваны.
Тот, что держал хлыст, убрал его, и Джоакин смог подняться. Глянул на Мартина, слезы стояли в глазах.
— Милорд, что же вы… Они сожгут город!.. Так нельзя, мы же за правду!..
Мартин шмыгнул, утер нос рукавом.
— Не вини меня, тут один Вит виноват. Обидел меня, обидел орду… А мы только взяли свое.
Лагерь огласился криками, вскипел движением. Всюду ржали кони, скрипели ремни, лязгало железо. Тысячи всадников вооружались и вспрыгивали в седла. Джоакин вспомнил детей, что попались на пути у ворот… Милые сорванцы, даром что северяне…
— Милорд, так нельзя! — выдавил он, чуть не плача.
Мартин пожал плечами:
— А можно брата родного носом в дерьмо? Видишь, как оно… Не я это начал.
Тогда Джоакин вскочил на лошадь:
— Я доложу Избранному! Он узнает, что вы сделали!
— Не надо, — начал было Мартин, но Пауль уронил руку ему на плечо:
— Оставь. Пускай доносит, кто-то же должен.
Джо хлестнул кобылу и помчал между юрт. Он еще слышал, как Чара спросила Пауля:
— Пристрелить шакала?
— Не нужно.
— Он дерьмо!
— Вот и не пачкай руки.
Джоакин несся, набирая ход. Несся так, что кони-юрты-костры-шаваны мелькали пестрою лентой. Ханиды смеялись, думая, что он бежит от страха перед Чарой. То не была правда.
Джоакин гнал коня, чтобы не видеть, как шаваны втопчут в землю древний город Лид.
Стрела — 11
Ноябрь 1775 г. от Сошествия
Лид (герцогство Ориджин)
— Ты болен, — говорит альтесса.
Это чертовская правда. Два дня скачки по холодным горам и ночевка на снегу дали о себе знать. Эрвина морозит, лоб горит, глаза слезятся. Паволока хвори туманит взгляд.
— Я болен примерно четверть своей жизни. Зачем говорить очевидное?
— От лихорадки ты плохо соображаешь. Хочу уточнить: ты осознаешь, на что смотришь?
Они стоят на склоне горы под названием Соратница, в тени опоры акведука. С высоты двухсот ярдов видят город Лид и шаванский лагерь перед его вратами.
Эрвин рассчитывал совсем иначе. По приказу Шейланда шаваны должны были уйти. Остался бы город, полный северян, и горстка вражеских солдат в замке. Можно было проникнуть в жилые кварталы и взять себе в помощь сколько угодно крепких парней. В таком месте, как Лид, каждый второй жаждет пустить кровь захватчикам. С помощью горожан и со знанием подземного хода не трудно было бы захватить замок.
— Шаваны испортили мой план, — хмурится Эрвин.
Тревога дает Эрвину флягу с орджем:
— Полагаешь, только в этом проблема?
Он делает крепкий глоток, горло обжигает, туман болезни редеет. Теперь он видит главное: шаваны не просто толпятся под стеной, а вторгаются в город. Створки ворот лежат во рву, сбитые Перстами, надвратная башня сожжена. Всадники, проникшие в Лид, растекаются по улицам, машут мечами и кнутами.
— Шаваны штурмуют Лид?.. Но в этом нет смысла! Город и так принадлежит Шейланду!
— Ты очень плох, — говорит альтесса, прижимая ладонь к его щеке. Лицо пылает, ладонь холодна, Эрвин вздрагивает от озноба.
— Что происходит?! Объясните мне!
Это он произносит вслух, и капитан Хайдер Лид угрюмо отвечает:
— Шейланд недокормил шаванов. Они решили разграбить город.
Кайр Обри, телохранитель Эрвина, добавляет:
— Милорд, мы не можем этому воспрепятствовать. Необходимо ждать, пока они уйдут, и лишь тогда спасать леди Иону.
Голос настойчив, с нажимом. Обри боится, что герцог решит сунуться в город. Опасения напрасны: Эрвин понимает безнадежность затеи. Он приехал сюда не только ради сестры, а и затем, чтобы поднять горожан на бой. Сотни лидцев откликнулись бы на зов герцога, ворвались бы в замок, освободили Иону… Однако теперь лидцы гибнут на его глазах.
Шаваны летят по улицам, вышибают двери, звенят окнами. Мещане бегут в поисках укрытия. Всадники легко настегают их, хлещут и топчут мужчин, а женщин ловят арканами, как зверей… Эрвин спрашивает без особой надежды:
— Где расположен тайный ход в замок?
Капитан Хайдер Лид цедит сквозь зубы:
— Идет из оружейного квартала. Там этих гадов больше всего.
Легендарные лидские мечи манят степняков. Ворвавшись в оружейный квартал, всадники забывают даже о женщинах. Крушат замки и двери, тащат добро на улицы.
— Шаванов слишком много, — скрипит Хайдер Лид. — Ни женщин, ни мечей не хватит на всех. Те, кто останутся ни с чем, сожгут город.
Обри убеждает:
— Дождемся, пока утихнет пожар. Шаваны уйдут, мы проберемся в замок. Спасем вашу сестру, милорд.
— А кто спасет город? — произносит капитан.
Эрвин садится на землю. Хворь и безнадега лишают его сил. Действительно, тут ничего не сделаешь. Шесть тысяч всадников с Перстами. Только сидеть и ждать…
— Я выживу ради сестры, — говорит альтесса Тревога.
— Знакомая цитата…
— Не желаешь ли сделать нечто более актуальное? Скажем, спасти сестру ради сестры?
Она кладет ладонь ему на глаза. В темноте перед Эрвином возникает видение. Подвал Лидского замка, клетка из ржавого железа, худая бледная Иона. Распахивается дверь, вразвалку входит Мартин Шейланд…
Эрвин подскакивает, отбросив руку альтессы.
— Мартин убьет Иону? Что за чушь! Виттор велел ее стеречь!
— Как видишь, имеет место своеволие. Шаваны взяли город. Мартин тоже возьмет кое-что.
Заметив резкое движение лорда, Обри повторяет:
— Мы обязаны ждать. Иного пути нет. Капитан, подтвердите мои слова.
Хайдер Лид снимает перчатку и гладит опору акведука. Смотрит вверх, на квадратную каменную трубу, бегущую по верхушкам арок. Тихо произносит:
— Лорд Эрвин София, совет кайра Обри единственно разумен в данном положении. Я прошу вас не следовать ему.
— Что?..
— Ваша жизнь — наибольшая ценность, какая есть у дома Ориджин. Однако я предлагаю рискнуть ею, чтобы спасти город Лид.
— Замолчите! — восклицает Обри. — Нет никаких шансов! Вы тянете герцога в могилу!
Эрвин мрачно усмехается:
— Отрадно, что на сей раз безумный план предложил не я. Говорите, капитан.
Хайдер Лид указывает на акведук.
— Он проходит над центральной площадью, в десятке ярдов от стены замка Лиллидеев. С помощью веревки и кошки можно перебраться в замок, захватить его, взять в заложники Мартина Шейланда и потребовать, чтобы шаваны ушли.
У Эрвина отпадает челюсть:
— А я-то думал, это я самый рисковый парень Севера…
Обри буквально задыхается от гнева:
— Капитан, вы предлагаете самоубийство! Мы с вами должны защищать герцога!
— Вспомните клятву, кайр: прежде всего мы обязаны выполнять его приказы. Я прошу, милорд: прикажите нам проникнуть в замок Лид.
— Это настолько опасно, как мне представляется?
— Акведук покрыт наледью, можем соскользнуть и расшибиться. Со стен нас могут заметить и расстрелять. С городской площади — тоже. В замке нужно бесшумно снять часовых, число и позиции коих неизвестны. Мартина Шейланда, вооруженного Перстом Вильгельма, следует взять живьем. Ошибка на любом этапе ведет к нашей смерти. Теперь вы знаете о риске, милорд.
Обри трясет сжатыми кулаками:
— Капитан, вы свихнулись! Милорд обожает безнадежные битвы. Вы описали это так, что он точно согласится!
— Ваша правда, — говорит Эрвин, — я согласен.
— Вот идова тьма! Пошлите хотя бы нас двоих, а сами останьтесь!
— Тогда не будет шансов, — режет капитан. — Для плана необходимы трое.
— Хоть отложим до ночи, чтобы нас не заметили!
— В темноте упадем с акведука. Нужно прямо сейчас. Милорд, ваше решение?
Эрвин трогает рукоять Гласа Зимы.
— На штурм, господа.
Плоская крыша акведука имеет пять футов ширины. Вполне достаточно, если б не гололед. Скользкая корка покрывает камни — ни бежать, ни идти невозможно. Единственный способ передвижения — лечь на спину и скользить, как дети на горке. Проехать полмили по узкой каменной ленте, не огражденной ничем. Слева и справа — пропасть.
Они связываются веревками: Лид впереди, Обри сзади, Эрвин по центру. Мечи и арбалеты — на грудь, в каждую руку — по кинжалу. Клинки можно вонзать в щели между камней, это единственный способ управлять движением. Разгоняться нельзя, потом не остановишься. Медлить тоже нельзя: на весь план — полчаса от силы.
— Готовы, милорд?
Он лежит на мокром льду, трясясь в лихорадке. Впереди лента длиною полмили, гладкая, словно каток. Он не представляет, как можно проскользить по ней и не слететь в сторону.