Правда, вместе с кайрами приплыл еще и полк Надежды. Но что это был за полк? Виттор присмотрелся к вымпелам: гербы Леонгарда, граф Эдгар Флейм. Сын Лайтхартов, казненных янмэйцами. Этот тип тоже охотно кинется в драку с Адрианом, и тоже сомнительно лоялен к Фарвею. Старина Генри удалил из Альмеры всех, кто мог помешать его власти! Можно ручаться, он договорился даже с шаванами, бежавшими из-под Фаунтерры. Хитрый лис воплотил свою мечту: слепил воедино два центральных герцогства и уселся на них верхом. Какая жалость, какая безграничная жалость, что мы потеряли внучку этого человека…
Но к черту жалость, лучше подумаем: что означают для нас кайры в тылу Адриана? Блестящую победу, и ни что иное! Адриан не сможет помешать нам — поскольку сам находится под угрозой. А Хортон не придет на помощь Первой Зиме — поскольку отрезан от нее полками Адриана. Все, что могут эти двое, — вцепиться друг другу в глотки. Или грозно стоять на месте, пока мы не возьмем Первую Зиму. А после этого Рихард станет владыкой Севера, и кайры Хортона неизбежно присягнут ему. Силами старины Генри, две угрозы — Адриан и Хортон — устранили друг друга. Первая Зима поднесена нам на блюдце!
— Тогда я не удержался и помчал прямиком к вам! — подытожил рассказ Избранный. — Не терпелось сказать вам: теперь мы обречены на победу! Батальоны Хортона не дадут Адриану отступить из Майна. Когда мы возьмем Первую Зиму и убьем Десмонда, вы, лорд Рихард, станете единственным герцогом Ориджином. Хортону ничего не останется, как присягнуть вам. Его кайры станут нашими кайрами, а Адриан очутится в западне! Мы даже не будем атаковать, а просто запрем до весны и дадим медленно помереть от голода.
— А затем пойдем в Фаунтерру? — предположил Рихард.
— Конечно! Именно там должен находиться законный правитель империи Полари! — Граф ткнул себе в грудь оттопыренным большим пальцем.
— Прекрасный план, — сказал Лед с нотою печали. — И похоже, он почти исполнен. Осталось только взять Первую Зиму.
— Так займитесь же этим, милорд.
Рихард отошел, чтобы продолжить наблюдение за маршем. Альмерский священник вернулся к братьям-вильгельминцам, дабы сообщить им благую весть. Флеминг с таким видом отвел в сторону своего аббата, будто хотел исповедаться.
А Джоакин улучил минуту для своего доклада, но тут на Избранного напали дети. Налетели, как воробьи, окружили, защебетали:
— Дядя Вит, дядя Вит, мы соскучились, вас не было так долго!
— Всего недельку, родные мои. Но я тоже сильно скучал!
Он принялся обнимать их и гладить, дети попискивали от радости. Джоакин не вытерпел:
— Милорд, я обязан доложить нечто очень важное.
— Говорите, — позволил Избранный.
— При детях?
— У меня нет секретов от них. Если буду скрытничать, как мои лучики переймут опыт?
— Гм… Милорд, новость довольно плохая.
— Вам таки пришлось дать оплеуху Мартину? Это детей не расстроит, правда, милые?
— На дядю Мартина находит! — громко, нараспев сказала белокурая девчонка. Все расхохотались, включая графа.
Его неугасимое счастье начало злить Джоакина. В конце концов, идет война, гибнут люди. Пускай мы побеждаем, но где хоть капля сочувствия к чужому горю? Джоакин произнес:
— Милорд, шаваны разграбили город Лид.
— Вот как… — Шейланд продолжал обнимать деток, теребя косматые головки.
— Они вышибли ворота, ворвались, стали грабить и насиловать. Барон Доркастер мог остановить их этим декос… Голосом Бога, но Мартин стащил у него Предмет.
— Ай, дядя Марти! Вот негодник! — граф не оставлял своих нежностей.
Джоакин сорвался:
— Жители Лида — это ваши подданные! Разве можно так?!
Граф доверительно склонился к детишкам:
— Милые мои, давайте подумаем вместе. Сир Джо говорит, что шаваны ограбили Лид. Жителям города, конечно, неприятно. Но плохо ли это для нас? Как вы считаете?
— Лидцы плохие, они на тебя очень зло смотрели, — сказал мальчик в лисьей шубке.
— А шаванам нужны трофеи, иначе они злятся, — добавил крепыш в тулупе.
— Молодцы! — похвалил Шейланд. — Я добавлю кое-что. У меня есть два сильных полководца: дядя Рихард и дядя Пауль. Между ними наметилась ссора: дядя Рихард хочет править Севером, а шаваны дяди Пауля хотят Север ограбить. Я не могу угодить обоим сразу, значит, кого-то придется обидеть. Но что я вам говорил про полководцев и обиды?
— Полководцев не надо обижать! Особенно тех, кто служит нам!
— Верно, солнышко. Поэтому очень хорошо, что дядя Марти в мое отсутствие впустил шаванов в Лид. Шаваны получили, что хотели, и теперь довольны. Даже больше: они разогрели аппетит и накинутся на Первую Зиму с удвоенной силой. А дядя Рихард, конечно, разозлится — но не на меня, а на Пауля и дядю Марти.
— На тебя никто не злится, дядя Вит. Все тебя очень любят!
Граф сказал тише, доверительней:
— Я скажу больше, лучики мои. Нам так и нужно, чтобы Лед злился на Пауля. Когда дядя Рихард начнет править всем Ориджином, он станет довольно силен. Но стоит ему хотя бы подумать о бунте — я натравлю на него Пауля. А стоит шаванам взбунтоваться — я натравлю на них Льда. Помните поговорку? Разделяй и властвуй…
От слов графа Джоакин ощутил облегчение. Он возразил, но скорее для формы:
— Милорд, там же люди, а мы — воины добра! Нельзя обижать простых людей…
— Наивный мой сир Джоакин, — сказал Шейланд более снисходительно, чем говорил с детьми. — Мы в Ориджине, я не видел тут ни простых, ни невинных.
— Но это же зверство…
— Напомню: я — твоя совесть, солдат. События в Лиде отвечают моим планам. Больше ничего тебе не нужно знать.
Пожалуй, это было лучшим утешением из возможных. Граф принял на себя всю ответственность — и Джоакин сбросил бремя с плеч. На душе осталась только слабая печаль.
— Так точно, милорд.
В эту минуту к ним подошел граф Флеминг. Пригладив бороду, отвесил Шейланду поклон.
— Избранный, ваша речь лишний раз явила вашу святость. Прошу, выслушайте: я должен принести покаяние.
Стрела — 12
Конец ноября 1775 г. от Сошествия
Герцогство Ориджин
— Что за дерьмо… — начал Мартин Шейланд, когда в блеклом свете фонаря рассмотрел лицо герцога. — Ориджин?
Эрвин застыл, окаменел на месте. Он не боялся ни Перста, ни смерти, ни чего-либо в целой вселенской спирали, поскольку рука сестры касалась его плеча. Однако умом ясно понимал, что обречен. Мартин — опытный стрелок, ему хватит секунды, чтобы испепелить двух Ориджинов. И нет ни единой причины, чтобы этого не сделать.
— Эрвин София Джессика рода Агаты, герцог Первой Зимы, — отчеканил он, широко расправляя плечи в нелепой попытке закрыть Иону собой.
— Герцог Эрвин! — повторил Мартин. — Герцог, сука, Ориджин!
С Мартином что-то происходило. Сложно понять в тусклом мерцании Перста, но его лицо менялось. Губы расползались и дрожали, глаза лезли из орбит, кадык прыгал вниз и вверх.
— Эрвин Ориджин! Непобедимый герцог Первой Зимы! Я поймал тебя, ну!
Теперь стало ясно: Мартин хохотал от восторга, задыхался, переполненный счастьем.
— Я тебя поймал! Ты сломал все планы Вита, дважды обманул Рихарда, ранил Пауля. Они все — все они, сука, — боятся тебя! А я пришел — и поймал!
Это было безграничное торжество. Триумф человека, не знавшего ни единой победы. Богатство имперской казны, попавшее к нищему.
— Ты — мой трофей, ну! Я победил, я окончил войну, я поймал тебя. Я!..
Он опьянел, — подумал Эрвин и осторожно потянулся к кинжалу.
В тот же миг Мартин сделал шаг назад. Кадык перестал дрожать, лицо затвердело, глаза страшно сверкнули:
— Э, нет, даже не думай! Кинжал — на пол!
Эрвин вынул его из ножен.
— На пол, говорю!
Эрвин примерился: метнуть? Взгляд Шейланда не оставлял сомнений: он успеет выстрелить. Сталь звякнула о камень. Ради сестры я сдохну на глазах у сестры.
— Ты очень опасный зверь, — сказал Мартин. — Но я — хороший охотник, свой трофей не упущу. На колени.
Эрвин не шелохнулся.
— Ударю ей плетью в живот, выверну кишки. Будет подыхать часа три, не меньше. На колени, гад!
Герцог Ориджин коснулся коленями пола.
— Руки за голову, ну!
Ладони легли на затылок.
— Собака, эй, собачка-а!
— Гав, гав! — покорно откликнулась Иона.
— Что ты сделаешь, чтоб я его не убил?
Она завыла, как волк на луну.
— Руку будешь лизать?
Сестра высунула язык.
— Ошейник наденешь?
Она задрала подбородок, подставив белую шею.
— Кость погрызешь?
— Ты не даешь костей, — Иона заскулила, с пугающей точностью подражая голодному псу. — Хозяин не любит свою собаку…
— Ты была плохой собакой, слышишь? Вообще-то, я пришел тебя пристрелить.
Она заскулила вновь, крутанула бедрами, будто пытаясь вильнуть хвостом.
Эрвин только подумал о мече, как Шейланд пнул его в бок и опрокинул на пол.
— Я тебя насквозь вижу! Молчи, не шевелись. С собакой говорю.
— Гав! Гав! Гав! — покорно, подобострастно залаяла Иона.
— Будешь снова плохой собакой?
— Э! Э! Э!.. — она завертела головой, завиляла хвостом.
— Хочешь, чтобы пожалел?
— Гав! Гав!
— Лижи руку. Хорошо лижи, тогда пожалею.
Иона высунула язык во всю длину. Мартин протянул ей левую руку, целясь правой в Эрвина.
Она схватила его ладонь, слегка потянула к себе. Лицо Мартина приблизилось к прутьям. Тогда Иона отдернула рукав платья и показала Шейланду свое предплечье.
То, что произошло дальше… Такое бывает, Эрвин точно знал. Он даже планировал, он сам это придумал! Но тем не менее…
Мартин Шейланд изменился в лице. Челюсть отпала и задрожала, глаза наполнились слезами, мышцы напряглись в гримасе боли. Он шатнулся прочь от клетки, но Иона продолжала держать руку на виду, и Мартин смотрел на нее. Не мог не смотреть. Он отдал бы все, чтобы отвернуться: брата, мать, отца, собственные кишки — но не мог!