Единственными, кто легко подчинился приказу, были монахи братства Вильгельма. Остальных солдат Рихард гнал в бой насмешками, посулами наград, прямыми угрозами: «Атакуйте, или я вас перебью!» Кое-как он слепил воедино куски, на которые разваливался корпус, и бросил в наступление. Лишь одна часть не вступила в бой: беломорские кайры как стояли на фланге, так и остались. Рихард в бешенстве помчал к ним, с криком обрушился на командира… И Менсон заранее знал, что произойдет: видел по цвету. Эти кайры светились рубиновым, в точности как Первая Зима.
Арбалетный залп ошеломил Рихарда. Незримая броня защитила его тело, но коня она не прикрывала! Животное рухнуло, пораженное в голову. Рихард выпрыгнул из седла, неловко приземлился среди кайров. В следующий миг на него, как на мустанга, набросили аркан. Опрокинули на землю, навалились, принялись вязать. Пояс Колдуна задерживал железо, но голые руки с веревками проникали сквозь барьер. Рихард бился под грудой врагов, пульсировал мраком, истекал черными слезами… А «беломорцы» уже отбросили свой флаг и подняли черного нетопыря ориджинов. То были не кайры Флеминга, а переодетые иксы.
Шейландцы и альмерцы не успели опомниться, как их атаковали с двух сторон. Кайры полковника Блэкберри давили по фронту, иксы налетели с фланга. Люди графа Виттора заняли оборону, перстоносцы открыли огонь из-за спин латников. Но внезапно солдаты графа стали падать на землю с тяжелыми увечьями. Сами собою лопались доспехи, ломались кости, трещали черепа. По ним били плетью Вильгельма! Стрелок спрятался в скалах и видел врага, как на ладони. А перстоносцы Шейланда никак его не замечали. Они начали поливать скалы огнем — и этим только привлекли к себе внимание. Герцогский стрелок перебил троих, а четвертый — последний — бросился наутек.
— Лысые хвосты, — выругался Бирай и хватил кулаком по стене.
— Глядите, глядите!.. — вскричала Валери.
Первую атаку в этот день совершили монахи братства Вильгельма, на их же долю выпала и последняя. Шейландцы и альмерские рыцари уже дрогнули и готовы были сдаться. Но для вильгельминцев поражение в этой битве стало бы крушением веры. Сдаться — значило предать память Галларда. Монахи не могли этого сделать.
Пока стрелок герцога расправлялся с перстоносцами, монахи ушли из-под огня, перегруппировались и ринулись в отчаянный бросок. По северному флангу обойдя месиво боя, внезапно обрушились на иксовые роты. Менсон видел, как столкнулись два огня, проникли друг в друга иглами света, сплелись в танце — и начали угасать. То была схватка двух смертельно измотанных врагов. Иксы совершили долгий марш и с трудом одолели засаду беломорцев. Монахи Вильгельма тяжко штурмовали лабиринт, затем сражались на северном фланге. И тем, и другим пора было снять доспехи и рухнуть без сил. Но таковы были вера и мужество вильгельминцев, что им удалось-таки потеснить иксов! Одна рота боевого братства пробилась к месту падения Рихарда. Кайры бросили пленника и схватились за мечи. А Рихард, оставленный лежать, нашел способ скинуть с себя путы. Он был связан по рукам и ногам, но Перст Вильгельма оставался при нем, и Рихард выстрелил. Туда, куда мог: в землю под собой. Он очутился в сплошной луже огня, одежда полыхнула на нем, однако сгорели и веревки. Извиваясь от боли, покрытый ожогами, он сумел дать несколько выстрелов по врагу. Ближайшие иксы упали замертво, и монахи окружили Рихарда.
Целиком перенесшись на поле боя, Менсон уже и забыл, где на самом деле находится. Кажется, он целовал жену, потом плясал по столу и очутился возле владыки. Потом явился адъютант с докладом для Адриана, загородив собой весь вид. Менсон, ругаясь, отошел в сторону — как тут Карен поймала его за руку:
— Послушай меня…
— Давай потом! Лучше смотри: мы побеждаем!
Это было уже очевидно. Монахи подняли Рихарда на ноги, накрыли плащом, чтобы герцогский стрелок не мог его отличить. Но положение уже стало безнадежным. Шейландские солдаты обратились в бегство, рыцари Альмеры сдавались в плен, Рихард остался с одними вильгельминцами. Северные арбалетчики взяли под прицел монашеский отряд, иксы перегруппировались и изготовились к бою. Однорукий командир иксов поднял платок — предложил переговоры. Монашеский командир вышел вперед. Оба откинули забрала и так кивнули друг другу, что стало ясно: они знакомы. Гордон Сью указал на землю и что-то сказал — видимо, предложил сдаться. Монах мрачно качнул головой. Гордон Сью глянул через плечо: на батальон Блэкберри, на арбалетчиков, занявших позицию. Дескать: я признаю твою отвагу, но шансов-то нет. Монах сотворил спираль и шагнул назад, под защиту своих бойцов. Они сомкнули щиты и начали пятиться в сторону гор. Где-то среди монахов был Рихард с Перстом Вильгельма. За вдох он мог убить командира иксов — однако не стрелял. И Гордон Сью тоже не дал команды арбалетчикам. Монахи отступали в горы, иксы смотрели им вслед. Менсон видел тонкие серебристые нити, связывающие врагов…
— Любимый, это очень важно.
Карен сжала его ладонь и прошептала прямо в ухо:
— Сейчас случится плохое. Пускай эта вещь будет у тебя.
Менсон ощутил в пальцах нечто маленькое и круглое.
— Что за дрянь?..
— Не смотри. Только слушай. В столице я встретила Дороти, а после нашла пилюлю в своей сумке. Это медленный смертельный яд.
Шут задрожал и хотел отбросить пилюлю, но сухие пальцы жены не отпускали его.
— Слушай внимательно. У меня осталась минута. Произойдет неизбежное. Сохрани яд. Возможно, ты захочешь убить человека. Надеюсь, захочешь.
— Да что за…
— Я очень люблю тебя. Всегда буду любить.
Он потянулся ее поцеловать.
— Взять их! — приказал Адриан.
Вдох спустя руки ганты Бирая оттащили шута от жены. Птаха без Плоти все еще показывала что-то, но взгляды придворных обратились к Менсону.
— Скажи-ка, старый друг, — осведомился владыка, — ты об этом знал?
Шут заморгал:
— О чем?..
— Не разыгрывай наивность. Знал или нет?
— Да о чем? Что Ориджины победят? Ну да, догадался…
— Не об этом речь, друг мой, — Адриан потряс бумагой, которую принес адъютант. — Здесь донесение с берега Верхней Близняшки. Что в нем сказано?
Менсон вызверился:
— Да очумели вы с этой Близняшкой! На кой она вам сдалась? Там вино течет вместо воды?!
И лишь потом, по движению брови владыки, шут понял, что натворил.
— Ты сказал: «сдалась вам». А кто еще говорил тебе о Верхней Близняшке?
Менсон сжал зубы, челюсти буквально свело судорогой. Несколько крупных шмелей взлетели над головой Адриана.
— Кто-то звал тебя поехать на Близняшку, не правда ли? Любопытно, кто?..
Владыка повернулся, и его шмели, как по команде, впились в лицо Карен.
— Вы-то знали, леди Лайтхарт. Вы точно знали… — Адриан повысил голос, чтобы слышали все в трапезной, — …о том, что герцог Фарвей предоставил флот ориджинскому генералу Хортону. О том, что пять батальонов кайров, а также полк вашего брата встали на берегу Верхней Близняшки — то есть, у нас за спиной!
Кто-то ахнул, кто-то зашептался, чей-то бокал звякнул об пол. Шмели ползали по голове Карен, жалили щеки, забирались в волосы.
— Оставь ее, владыка! — заорал Менсон. — Она баба, что с нее взять. Это я виноват, что не уследил! Меня накажи!
Адриан качнул головой:
— Я предупреждал, что спрошу с нее. Леди Карен Арденская, в девичестве Лайтхарт, обвиняется в измене. Впредь до суда она помещается в темницу Майнского замка.
По его сигналу Гурлах и Косматый схватили Карен и потащили прочь. Она смотрела только на мужа, и он читал по губам: «Я люблю тебя. Всегда буду любить».
Менсон рванулся к жене, но Бирай сшиб его с ног и бросил на колени.
— Для твоего же блага, — сказал Адриан, — тебя тоже стоило запереть. Но мы применим иной способ. Где твой флакон?
Бирай охлопал карманы шута и вытащил пузырек. Адриан понюхал жидкость.
— Я знаю твои хитрости. На сей раз вода не подойдет, нужно проверенное средство.
Он махнул болотнику, и тот подал владыке другой пузырек.
— Здесь настоящая эхиота. Выпей-ка, успокой нервы.
Менсон потянулся было, но отдернул руку, вспомнив про яд, зажатый в ладони.
— Пей! — приказал Адриан и открыл пузырек. — Выпей сразу половину!
Другой рукой шут схватил стекляшку и вылил зелье в рот.
— Молодчина. Ганта Бирай, проследи за тем, чтобы он принимал лекарство утром и вечером. А сейчас, господа, прошу покинуть трапезную… — Владыка оглянулся на окно, за которым остатки армии Шейланда уходили из долины. — Генералы, вас прошу остаться. Нужно обсудить нашу дальнейшую стратегию.
Джоакин вылетел из города ни жив, ни мертв. Его трясло, Перст Вильгельма обжигал кожу. Казалось, руку заковали в раскаленные кандалы. Был и страх — как не быть, если на глазах Джоакина городские улицы разжевали целый полк! Но не страх гнал рыцаря из Первой Зимы.
Он очутился в поле, среди сотен отступающих закатников. Все растерянные, ошеломленные — дикие глаза, перекошенные рты. Они выглядели как люди, сбежавшие из пасти чудовища. Однако имелось подобие порядка: знаменосцы размахивали вымпелами частей, капитаны собирали свои роты. Штаб генерала Хориса сумел покинуть город, на что указывал его личный вымпел. Джоакин направил коня туда.
Вокруг штаба бурлило. Выжившие офицеры подъезжали за приказами, адъютанты генерала передавали им: собраться здесь и там, доложить о потерях, построиться в колонны. Джоакин проехал сквозь водоворот, приблизился к Хорису. Его встретил перстоносец генерала:
— Ага, ты выжил! Значит, двое нас.
Я больше не стреляю, — хотел сказать Джоакин, но зачем говорить это простому солдату?
— Генерал, позвольте…
Хорис заметил его:
— Сир Джоакин…
— Случилось страшное, — сказал рыцарь.
— Да, случилось, — согласился генерал.
Оба говорили не о поражении. Было и нечто пострашнее.
— Погиб прекрасный человек, — сказал рыцарь.
— Да, — кивнул генерал.