— Тьма сожри, я хочу греха и позора не больше, чем вы! Вот только Орудие — наш единственный шанс на победу. Если видите иные, укажите их.
— Когда победа будет достигнута, вы уничтожите Орудие?
Альтесса пощекотала Эрвина:
— Не хочется-то, ай как не хочется.
— Уйди во тьму… Да, барон, я отпущу шавана в Орду Странников, а с Перстом поступлю так, как решит святая Церковь. Даю слово Ориджина.
Айсвинд выдохнул:
— Простите, милорд.
— Барон, вы полностью правы. Благодарю. А теперь, все же, посоветуйте стрелка.
На сей раз каждый ротный командир предложил одного из своих подчиненных. Но все как один отметили: нельзя приказать кайру стрелять Перстом; нужно просить добровольного согласия. И вдруг, неожиданно для всех, заговорил Лиллидей:
— Милорд, позвольте мне принять Орудие.
— Хорошая идея, — шепнула альтесса без издевки.
Эрвин оценил. Действительно, Джемис ходит неприкаянный. Не командует ни одним подразделением; плох и как советчик, поскольку молчит, и как телохранитель, ведь Эрвин сторонится его.
— Господа, вы не возражаете? — спросил у офицеров.
Они ответили поспешным: «Никак нет, милорд». Были только рады взвалить сомнительный долг на нелюбимого ими кайра.
— Джемис, вы должны принести клятву, подобную моей.
Кайр сделал это. Затем попросил в помощь двух человек для обслуживания Орудия. Хайдер Лид выделил тех бойцов, что уже работали с пленником. Затем Лиллидей принялся за дело.
Разведчики ганты Ондея продолжали рыскать вокруг стана иксов. Видели, как волки заняли деревню и начали пировать, слышали северные песни и хохот. Это входило в планы Эрвина: пускай донесут Ондею, что волки обнаглели; пускай ганта ринется в бой, кипя от ярости. Но про Орудие никто не должен знать. Потому Джемис упражнялся скрытно, прячась за избами и телегами. Использовал невидимые плети или разжигал костры возле мишеней, чтобы маскировать вспышки. Занимал конюшню, выгнав прочь лошадей, располагал Орудие у ближней стены, а перед дальнею расставлял поленья — и сжигал их одно за другим. Стрелять Перстом оказалось удивительно легко. В малых пределах Орудие могло корректировать выстрел, не шевеля рукою. Потому от Джемиса не требовалось точного прицела. Он направлял Перст рычагом примерно в сторону мишени и говорил:
— Третье слева полено. Бей.
Орудие наносило удар. Оно не медлило, не спорило и редко промахивалось. Если Орудие мазало несколько раз подряд, Джемис затягивал винты. Если поражало восемь целей без промаха — давал слабину. Страх перед болью заставлял Орудие бить очень метко. Оно не имело никаких иных мыслей, кроме желания попасть.
Но Эрвин отлично понимал: Орудие — вовсе не залог победы. У врага будут три перстоносца против одного у северян. Все трое — умелые наездники на резвых конях, а у северян — прикованный к стулу калека. Наконец, ганта Ондей приведет вдвое больше воинов, чем есть у герцога. Говоря по чести, битва будет почти безнадежной. Единственное, что дало Орудие, — вставку «почти».
Двое суток Эрвин София Джессика употребил на планирование боя. Осмотрел укрепленный лагерь на дальнем берегу Ройданы, нашел стройку слишком медленной, потребовал ускорить дело. Приказал прорыть склон и устроить удобный съезд из лагеря к реке. Засек время, нужное отряду, чтобы спуститься и пересечь Ройдану. Навестил и скрытую ложбинку, где давеча прятались шаванские дети. Она также вела из лагеря к реке, но, в отличие от нового спуска, была почти незаметна.
Проехал вверх и вниз по берегам Ройданы. На юге — как раз там, откуда приближался ганта Ондей — река изгибалась коленом. Ниже колена имелось место, удобное для переправы: русло было очень мелким, а дальний берег — пологим. Эрвин дважды съездил туда. Сначала вернулся прямиком в деревню, затем — переехал на дальний берег и проскакал вокруг изгиба реки к укрепленному лагерю на круче. Оказалось, что путь до деревни занимает только четверть часа, а до лагеря — пятьдесят шесть минут.
Затем он поднялся на дозорные башни при въезде в деревню, оценил вид сверху на дальний берег и укрепления. Спросил совета у офицеров, по их рекомендации провел учебные стрельбы с валов. Иксы разбились на пары: один стрелял, лежа на насыпи и стараясь не попасть под вражеский огонь; другой прятался за валом и перезаряжал арбалеты. Также отработали быстрый выезд из лагеря и переход через реку.
Затем герцог навестил раненых. Многие из них пошли на поправку — по крайней мере, могли сами добраться до укрепленного лагеря. Тех, кто не мог ходить, следовало забрать на носилках. Для этой цели выделили отряд бойцов, отработали переход с носилками через Ройдану. Когда начнется вражеская атака, каждый северянин должен знать свою роль.
С тяжелым сердцем Эрвин присел возле Гордона Сью. Тот сгорал от лихорадки и проваливался в забытье. Герцог дождался минуты, когда капитан вынырнул из беспамятства, пожал его руку и сказал:
— Завтра будет сражение. За вас-то я не волнуюсь: змей-трава даже мертвого поднимет. А вот меня могут убить в бою, потому хочу сказать заранее. Вы — славный воин, Гордон. Для меня честь служить с вами.
Капитан набрал сил на легкую улыбку и поправил:
— Гордон Сью.
— Почему это так важно для вас?
— Расскажу после победы. Никак не раньше.
Приступ горячки погасил его сознание.
Поздним вечером, когда все приготовления были завершены, Эрвин обратился с молитвою к Светлой Агате:
— Святая Праматерь, ты кое-чего не учла, когда решила наказать меня. Возможно, я мерзавец или глупец, но за мною идут триста достойнейших воинов — таких, как Гордон Сью. Ни один из них даже мыслью не провинился перед тобой. Когда я дал им Перст Вильгельма, они подумали сперва о чести, а уж потом — о победе. Не хочешь меня видеть — дело твое. Но будь добра, сделай так, чтобы иксы пережили завтрашний день!
Ганта Ондей не допускал и мысли, что волки могут иметь Перст Вильгельма. Персты говорят только с любимцами Гной-ганты — сынами Степи. Когда Ондей узнал, что один из ханидов пал под Рей-Роем, а тело исчезло, — он не заподозрил кайров. Очевидно, кто-то из шаванов спрятал труп и украл Перст. Ондей рассчитывал вернуться, обшарить город и найти пропажу. Но сперва следовало покончить с волками.
Разведчики доложили ганте, что северяне заняли деревню Берха на берегу Ройданы и вовсю пируют там. Ондей пришел в ярость: Берха стояла на его кочевьях и пользовалась его защитой; кузнец Бершан был родичем ондеевой жены. Но ганта не ослеп от гнева. Он внимательно выслушал разведчиков, узнал об укреплениях, которые строят северяне. Сделал стоянку в паре миль от села, дал коням и людям целый день на отдых.
В его лагерь пришли девушки и дети из деревни. Сказали: «Волки отпустили нас, ни один даже пальцем не коснулся». Ондей был очень удивлен, пока девушки не добавили еще одно: «Волчий герцог предлагает тебе мир». Тогда ганта рассмеялся и сказал всадникам:
— Ориджин умоляет о мире! Он сам признал, что слаб. Покончим с ним! Завтра пойдем в бой и сдерем с волков плешивые шкуры! Положим в пыль всех, никому не дадим сбежать.
— В пыль! К Червю! — закричали шаваны.
— Поступим вот как, — продолжил ганта. — Два ханида вир канна и половина всадников поскачут прямо в деревню. Враги отойдут на другой берег и спрячутся за валами. Тогда я со второй половиной войска перейду Ройдану, обойду волчий лагерь и ударю в тыл. Мы зажмем их с двух сторон. Никто не сбежит!
Шаваны разразились криками, но их пыл не удовлетворил ганту. Люди размякли от долгой неспешной езды. Привыкли в пути находить свежие могилы северян, наполнились приятною верой, что волки сломлены и дохнут сами собой. Когда пришло время ужина, шаваны сели вокруг котлов и завели такие беседы, словно враг уже побежден, осталось лишь поделить трофеи. Тогда ганта Ондей вскинул Перст и стал сжигать котлы. Среди фонтанов пара и вспышек пламени он взревел, словно демон:
— Никто не жрет, пока волки живы! Втопчем их в пыль, устроим пир на костях. Другого стола у нас не будет!
Когда шаваны стали свирепеть, ганта развязал красный мешок, в котором хранил ценную добычу — черепа кайров. Один за другим он швырнул их в толпу:
— Видите, как мало?! Гнойный Червь не наелся ими! Завтра принесите мне триста голов! Накормите Червя, а потом ешьте сами!
Кто-то, охваченный гневом, стал дробить и ломать черепа, а кто-то попытался забрать себе. В голосах зазвучала злоба, вспыхнули драки. Ондею этого и надо было. Он подлил еще масла в огонь:
— Завтра все получат трофеи, но только один уйдет богачом! Кто принесет мне голову Ориджина — получит Перст Вильгельма!
Вот теперь шаваны кипели от жажды крови, было даже трудно заставить их дождаться утра. На рассвете шаванское войско разделилось и ринулось вверх по обеим берегам Ройданы, чтобы смешать с пылью ненавистных волков.
Дозорные иксы на сторожевой вышке издалека увидели врага. Трижды протрубил рог, и все северное войско пришло в движение. Люди покидали деревню и переходили за реку, в укрепленный лагерь. Взбивая облака брызг, проехала тяжелая конница Шрама. Стройною колонной по три проскакали иксы Айсвинда. Лидские Волки завели бравую боевую песню. Они везли Орудие, привязанное к лошадиной спине, а рядом плыл Стрелец. Лапы не доставали до дна, пес греб во весь дух, чтобы нагнать хозяина. Затем через реку двинулись раненые и санитары с носилками.
Деревня опустела: остался лишь герцог с вымпельной ротой да жители села, ожидающие своей участи. С верхушки сторожевой башни Эрвин смотрел, как приближается враг. Отряд Ондея выглядел темною кляксой среди зелени травы. Он двигался без видимого порядка, бесформенный и жидкий, и вовсе не такой большой, чтобы внушать страх. Эрвин встречал войска, в разы превосходившие эту стаю шаванов. Видал рыцарей Альмеры, закованных в стальную броню; многотысячную путевскую пехоту — от горизонта до горизонта сплошной стеною; видал и грозные точеные квадраты искровых полков. Все они пали перед Ориджином. А это — лишь горстка дикарей, пускай и с Перстами.