Иксы молчали. Эрвин читал на лицах мысль: если бы не было раненых!..
— Мы продолжим идти на запад с прежней скоростью. До столкновения с гантой имеем восемь дней. За это время должны найти поселение, в котором будет лекарь и снадобья. Все силы разведки употребите на эту задачу. Всадников Ондея больше не ловить.
Кроме прочих бед — а счет им шел на дюжины — имелась и такая. Гной-ганта Пауль обещал орде сказочные трофеи. Почти каждый в округе, кто только мог двигаться, ушел вслед за ним. Степь опустела, редко-редко встречались бедные пастухи: старики да мелюзга с одной-двумя худыми коровами. Пара ведер молока — вот и весь прок от них. Ни информации, ни, тем более, медикаментов.
Однажды нашли безногого шавана. Чтобы выжить, он рыл землю и жрал червей, выжимал зубами сок из травяных стеблей. Обрубки ног вовсю сочились гноем, мухи так и жужжали над ними. Искалечить человека и бросить в таком состоянии — зверство даже для степняков. Эрвин заподозрил руку Пауля — и не ошибся. Калека рассказал, как устроено войско Гной-ганты, и чем наказывают за непослушание. Сообщил также, что орда идет навстречу волчьему графу.
Недолго длился спор о том, подарить ли калеке милосердие. Решили, что он не заслужил его: ведь по своей доброй воле шел с ордою Пауля. Северяне двинулись дальше, бросив живой обрубок.
И тогда кайр Джемис сказал:
— Мы должны пойти за Паулем.
Среди прочих несчастий, коих и так не сосчитать, с Джемисом творилось нечто странное. В ночном бою почти каждый что-то потерял. Кто лишился жизни, кто верного друга, кто здоровья или коня. Под Эрвином погиб Дождь — славный, умный товарищ, прошедший с герцогом огонь и воду. Не будь даже никаких иных бед, одной гибели Дождя хватило бы Эрвину, чтобы пролить слезы.
Кайр Лиллидей не потерял никого. Выжил Стрелец, только мех опалил. Выжил Эрвин — единственный друг Джемиса в этом войске. Гвенды не было в сожженных кораблях — она рассталась со своим спасителем еще в Славном Дозоре и уплыла на север. Стало быть, она тоже жива. И несмотря на это, Джемис сделался мрачнее тучи. Молчал целыми часами, смотрел в землю так, что взглядом продавливал борозды. Брал в седло Стрельца и бесконечно гладил, гладил, гладил его. Пес скулил, чувствуя: это вовсе не ласка, а нечто пугающе иное.
Эрвину досаждало поведение кайра. В отличие от Джемиса, он нес на плечах двойной груз: ответственность за всех, кто выжил, и страх за свою семью. В Уэймаре отец и сестра, и именно туда скачет Пауль с ордою. Любой другой воин мог утешиться тем, что семья и дети — далеко на Севере, в безопасности. Но семья Эрвина очутилась прямо на острие ножа.
От ближайшего своего соратника он ждал поддержки, а не угрюмого молчания. Спросил было:
— Джемис, что с вами творится?
— Все хорошо, милорд, — кайр выцедил так, будто продавил кинжал между зубов.
— Вините меня в поражении?
— Нет, милорд.
— Да в чем же дело, тьма сожри?
— Оставьте, милорд. Я в порядке.
И стиснул холку бедного Стрельца.
Иксы двойственно относились к Джемису. Он вызывал их уважение как сын великого отца и блестящий мечник. Но в дни осады дворца Пера и Меча, когда ковалась кольчужная дружба иксов, кайра Лиллидея не было с ними. Он не вкусил блеска победы при Лабелине, не ликовал в ночь штурма столицы, не стоял на дворцовой стене днем и ночью, не оплакивал Деймона Ориджина и Бранта Стила. Джемис вернулся из Запределья уже после войны — однако стал лучшим другом и первым помощником герцога. Иксы ощущали ревность.
Кроме прочих бед, которые лились, как майский дождь, лучший командир иксов выбыл из строя. Выстрел Перста Вильгельма срезал руку капитану Гордону Сью. Он остался в седле и смог выехать из боя, но спустя два дня обрубок воспалился.
— Не волнуйтесь, милорд, пустячное дело! — Капитан широко и как-то по-детски усмехался. — Рука же левая, это ерунда. Вот если б череп, было бы хуже!
Меррит — лекарь первой роты — снова осмотрел его и покачал головой. Герцог тоже видел багровые полосы, протянутые, словно щупальца, по коже капитана. Гнилая кровь…
— Употребите все снадобья. Верните его любой ценой!
— Какие снадобья, милорд? — осведомился лекарь. На третьи-то сутки даже пузырьков не осталось.
— Возьмите… это.
Эрвин отдал флакон с соком змей-травы. В миг, когда пальцы оторвались от стекла, он ощутил тяжесть потери. Это зелье помогало выстоять всякий раз, когда было плохо. А сейчас, пожалуй, хуже всего. Глоточек-другой вечером — и удастся поспать. Глоточек утром — и…
— Заберите и спрячьте! — рыкнул лекарю. — Послушайте, как давать…
Он сообщил инструкции. Меррит спрятал пузырек и тихо произнес:
— Милорд, вы должны понимать: то, что случилось в Запределье, — чудо. Видно, сама Агата взлетела на Звезду и на руках принесла вас назад. Не стоит надеяться, что сейчас…
— Закройте рот и делайте свое дело!
Потом он созвал офицеров. Следовало назначить нового командира роты. Заместителем Гордона Сью служил лейтенант Фитцджеральд. Нужно утвердить его в новой должности, либо… Кайр Джемис Лиллидей давно перерос уровень простого мечника. Он отлично понимает тактику, кое-что знает о стратегии, и он — самый надежный боец изо всех. Не дать ли ему офицерский чин?
Когда люди уже собрались, Эрвин понял свою ошибку. Волнение за Гордона Сью затуманило мысли, вот и сделал не подумав. Нужно было сперва обсудить с Джемисом и Фитцджеральдом, а уж потом говорить всем. Но теперь поздно: группа офицеров стоит перед герцогом, и у каждого лицо чернее пахотной земли, и каждый уже все понял о Гордоне Сью.
— Милорд, есть ли шансы? — спросил Фитцджеральд почти без надежды.
— Я выжил с такой же болезнью, — ответил Эрвин. — То было чудо.
Все поникли, буквально согнулись к земле. Гордона Сью любили. В Альмере он рискнул репутацией и чином, чтобы спасти лес с деревнями. А в бою у Флисса сумел выстоять против тройного превосходства врага. Его любили больше всех остальных командиров!
— Да поможет ему Праматерь Сьюзен, — с горечью молвил барон Айсвинд.
А Шрам сказал:
— Фитцджеральд, смотри, не подведи Гордона Сью!
И это вынудило Эрвина ляпнуть поспешно:
— Я еще не сделал назначение. Кайр Джемис… — он запнулся, поскольку все офицеры изменились в лице, — …вам доводилось командовать ротой?
— Вы знаете, что нет, — холодно процедил кайр.
— Милорд, — вмешался барон Айсвинд, — я бы задал иной вопрос. Где был кайр Джемис, когда вас держали под огнем?
Айсвинд — агатовец и прим-вассал Ориджинов — мог говорить без обиняков. Эрвин видел по лицам: каждый офицер согласен с бароном. Герцог ответил вместо Джемиса:
— Кайр Лиллидей заметил, как пал мой Дождь, и подвел мне нового коня.
Айсвинд сказал:
— Спасая вас, Гордон Сью отдал руку и, вероятно, жизнь. Кайр Квентин заплатил головой. Кайр Обри лежал в огне рядом с вами и спасся только чудом. А кайр Джемис ушел во тьму и просто привел коня. Удобная роль.
Джемис опустил тяжелую ладонь на эфес. Барон откинул плащ за спину:
— Я к вашим услугам, если желаете.
А Шрам возразил:
— Не вижу причин для поединка. Барон не сказал ничего, кроме чистой правды.
— Отставить! — рявкнул Эрвин. — Вы обезумели?! Никаких дуэлей на вражеской земле!
Айсвинд показательно убрал руку от меча.
— Простите, милорд, больше не повторится. Я лишь хотел предупредить вас: бойцы первой роты едва ли подчинятся кайру Лиллидею.
— И не нужно, — отчеканил Джемис. — Я откажусь от чина, даже если предложите.
— Вы свободны, кайр, — бросил Эрвин. Хотя просилось на язык: «Что с вами такое, тьма сожри?!»
За два следующих дня Джемис не заговорил ни с кем, кроме собаки. И нарушил молчание лишь для того, чтобы сказать:
— Мы должны пойти за Паулем.
Верный своей угрюмости, он не стал ничего пояснять. Имелось в виду, очевидно, следующее: догнать орду и атаковать с тыла в тот же день, когда Снежный Граф ударит во фронт. Как триста воинов смогут победить двадцать тысяч, даже при условии полной внезапности? Как избежать шаванских разъездов, которые рыщут вокруг орды? Должно быть, Джемис имел варианты ответа, но не стал их озвучивать.
— Безумие, — сплюнул барон Айсвинд.
— Нет перебьют, как свиней, — согласился Шрам.
Герцог помедлил с ответом и взвесил джемисов план. Звучало чистым бредом, но Эрвину случалось совершать безумные поступки, и он не отверг идею сразу, а сперва обдумал, попробовал так и этак, дополнил тем или другим маневром. Лишь потом вынес приговор:
— Это невозможно, кайр.
— Тогда прошу отпустить меня одного. Я должен помочь отцу.
— Вы просили об этом еще до Рей-Роя. Как тогда, так и теперь это — самоубийство. Я не отпущу вас на смерть.
— Вы и так ведете нас на смерть.
Стало очень тихо. Айсвинд положил руку на эфес:
— Позвольте, милорд. Один раз, в порядке исключения.
Джемис бросил ему в лицо:
— Вперед, барон. Помрете очень быстро. Гораздо легче остальных.
Эрвин осадил их:
— Отставить!
— Что — отставить? Говорить правду, милорд? Я и так молчу все время.
Кипя от гнева, Эрвин поднял руку и указал на восток. Шаванские разведчики следовали за отрядом не таясь. Герцог запретил вылазки против них: кони истощены, нельзя позволить себе лишнюю погоню. Понимая это, шаваны наглели. Приближались почти на дальность выстрела, показывали непристойные жесты. Могли встать в стременах, спустить штаны и трясти голым задом; могли помочиться в сторону северян.
— Господа, — сказал герцог офицерам, — видите этих парней? Они тоже вас видят. Представьте их радость, если волки начнут рубить друг друга. Кто заговорит о дуэли — лишится плаща.
— Так точно, милорд, — ответил Айсвинд.
— Да, милорд, — выцедил Джемис. — Правда тоже запрещена?
— Хорошо, даю вам слово, кайр.
Джемис поиграл желваками.
— Вы ведете нас на запад, вглубь Степи. Степь — это желудок, а мы — жратва. Нас переварят. С каждым днем наши кони слабеют. Дайте бой, пока можно. Используйте шанс, пока он есть.