— Ай, красавица… — только и сказал шаван, глазами съедая ее, чистую и свежую.
Она растерялась: с чего начать? Как попросить всадника предать своих и расстрелять в спину? Хитрый Эрвин умел так сплести слова, чтоб собеседник запутался в паутине. А Аланис слишком привыкла к власти. Лукавство не выросло в ней за ненадобностью. Чего хотела, она просила напрямик — и получала. Но такое напрямик не скажешь…
— Ты соскучилась по мне, — угадал Алишер и поиграл мышцами на голом торсе. — Дело ясное: ты здесь, я там — вот и грустно. Давай с тобой останусь.
Он подошел, глядя прямо в глаза. Зрачки сверкали фонарями.
А на смуглой руке белел Перст Вильгельма.
Тьма!.. — ахнула Аланис. — Как же просто! В нем тоже есть первокровь!..
Она обхватила шавана за шею и впилась в его губы. Целовала долго, жарко, проникая языком глубоко в рот. Для уверенности даже прикусила губу и слизала соленую кровь.
Потом Алишер начал стаскивать с нее платье.
— Эй!.. — герцогиня оттолкнула его, собираясь выгнать прочь.
Он снова ринулся к ней, схватил, прижал к себе. Все мышцы на нем ходили ходуном, молодое тело обжигало жаром.
Аланис подумала: до Флисса один день, а до Звезды — наверное, десять. Хочу взять с собой что-нибудь приятное. Тьма сожри, почему нет?!
Это было идовски сладко. И душа, и тело изголодались по вкусному, горячему, живому. Она отдалась Алишеру с такою силой, что он, выжатый и потный, уснул прямо на ней. Не без труда Аланис выбралась на волю. Взяла Перст Вильгельма, сказала нужные слова. Предмет засиял приятным лунным светом — но не наделся на руку. Она повторила разборчиво, по буквам. Сказала команду прямым текстом, потом — обратным, как учила Чара.
Ничего.
Может, Предмету не нравится трехпалая ладонь?
Перехватив Перст в другую руку, она повторила приказы.
Ничего.
Она говорила тихо, чтобы не проснулся Алишер. Может быть, Перст ее не слышит?
Вышла из шатра в ночь. Голая, с Предметом в руках. Если кто заметит…
Плевать на них. Некого стесняться. Перст заговорит, и через пять минут здесь не будет ни одной живой души! Уж я-то не промахнусь. Главное — убить Хайлаха, только он опасен. Остальных — спокойно, в удовольствие, со вкусом. Пройти по лагерю и одного за другим… Конечно, они бросятся бежать, когда Хайлах погибнет. Бегущих придется убить первыми: никто не должен предупредить Гной-ганту. Потом дострелить спящих. Боги, как будет приятно! Оставить только Алишера — он все равно мой раб. Служанок можно пожалеть… А остальных — в пыль, в мясо, в пепел!
— На руку! Огонь! — Приказала Аланис. — Укур ан! Иного!
Дура, — сказал воображаемый Эрвин.
Голая, потная, грязная шлюха, — сказал герцог Ориджин, — но это еще полбеды. Вот что действительно плохо: ты так и не научилась играть в стратемы.
Она выронила Перст Вильгельма, когда начала понимать: подковы могут лишь скакать и рубить, особую силу дает только искра.
Предместья Флисса она узнала издали. Как не узнать? Это третий из любимых ею городов, после Алеридана и столицы. Свежее дыхание Дымной Дали — аромат кувшинок и водной пены. Живописные холмы, резные прозрачные рощи в низинах. Опрятные городишки ремесленников, забавно разделенные по цехам. Когда-то в детстве она обожала их. Могла много часов провести в каждом: у портных пересмотреть все платья, у булочников — перепробовать каждую сладость, у сапожников — перемерять все башмачки. Ее приводило в восторг, что на каждой улице, в каждом квартале — обувь, и каждая пара отличается от других. Потратив день или два, можно найти красивейшую, самую изысканную, единственно достойную ее ножки. И дело даже не в красоте, а в поиске клада, что увенчался успехом. Великое искусство — выделить лучшее из сотен и тысяч!
— Красавица, у нас хорошие кони, — подмигнул ей Алишер. — Заедем в рощицу и насладимся, а потом быстренько догоним остальных…
Она едва сдержалась, чтобы не ударить его. Проклятый бесполезный идиот! Твоя кровь так же никчемна, как ты сам!
— Потом, после боя… — пообещала она, кривясь от собственной лжи.
Аланис все еще надеялась использовать его, но не понимала — как. Ночь потрачена впустую, а сейчас рядом другие шаваны, ни о чем не договоришься. И Флисс уже слишком близко, и слишком плохо на душе. Чтобы подбить человека на измену, следует быть хитрой мерзавкой. Аланис была грустной дурой. А городские шпили уже поднимались над лесами.
Отряд взобрался на последний холм, и ганта Хайлах разразился отборной бранью. Аланис подъехала ближе, поглядела. Войско Фарвея уходило на юг без боя. Утекала от Флисса блестящая река доспехов, мечей, шлемов, копий. Уползали флаги с костями и сердцами… Никто не поможет ей победить Пауля. Никто в целом мире, сожри его тьма!
— Да чтоб вас выдрал под хвост Темный Идо! — процедила она.
Хайлах глянул с уважением и добавил от себя:
— Пускай Гнойный Червь заглотит этих трусов!
Она согласилась:
— Пусть на Звезде они жрут из свиного корыта.
Хлестнула коня и помчала вниз, к воротам Флисса — туда, где Пауль. Ничто уже не имело значения, все рухнуло. Нет времени соблазнить командира, не будет битвы, которую можно выиграть. Осталось пройти путь до конца — и увидеть, как растопчут Флисс.
Пусть хотя бы быстрее!
Когда она настигла авангард, тот еще не вошел в город. Пауль и ханида вир канна почему-то не рвались на штурм. Стояли в поле, ярдов за триста от ворот, а перед ними держали позицию защитники города.
В числе двух женщин.
По никому не известной причине орда все еще не раздавила этих двух сумасшедших баб и не хлынула во Флисс. Пауль чего-то ждал, окруженный кольцом перстоносцев. Женщины молились, поминутно осеняя себя спиралями.
Аланис подъехала к командиру, следом за ней — Алишер.
— Прости, — сказала она Паулю. — Знаю, что ты изгнал меня, но думала, будет бой. Я не могла пропустить.
Он повернулся к ней — не такой, как ночью, а прежний. Без страха, без похоти, равнодушный. Спросил:
— Ну как, ты наелась?
— Прости?..
— У тебя чесалось между ног. Я дал тебе время. Почесалась?
Он мельком глянул на Алишера, и Аланис залилась густой краской.
Пауль повел рукой. Шея шавана хрустнула, голова отвисла назад, за плечи. Сломанное тело проскакало еще несколько ярдов, прежде чем рухнуть с коня.
— Он имел мою женщину, — спокойно сказал Пауль остальным ханидам. — Нельзя иметь мою женщину. Я не разрешаю.
Гной-ганта тронул поводья и поехал вперед. Аланис двинулась следом, плененная его жестокостью. Так сложилось между ними, что один всегда имел власть над другим. Если Аланис не правила Паулем — она была его рабыней.
Проехав сквозь кольцо перстоносцев, Гной-ганта приблизился к двум женщинам. Аланис нагнала его — и вот они стояли рядом, двое против двоих. Пара конных — против пары пеших. Два злодея — против двух монашек.
Одну из защитниц Флисса Аланис не знала в лицо, но вторую вспомнила с первого взгляда: святая мать Корделия, носительница диадемы, правая рука архиматери Эллины. Фактически, глава Церкви Праматерей.
Стук копыт прервал их молитву. Корделия подняла взгляд — и Аланис прокляла ее за то, что монахиня не удивилась:
— Леди Альмера. Приветствую вас.
— Мать Корделия, не знаю, почему вы здесь стоите, но советую уйти с дороги. Орда не имеет уважения к вашему чину. Когда начнется атака, вас растопчут.
— Я запрещаю орде войти в город Флисс, — сказала Корделия. Ровно, спокойно, с такою твердостью, что Аланис ощутила себя цыпленком.
— Святая мать, это не зависит от вас! Пауль не боится ни Церкви, ни богов. Когда он прикажет, город будет взят. Уйдите!
Корделия вывела в воздухе спираль и произнесла:
— Мне жаль видеть вас на той стороне. Полагаю, миледи, вы заблудились.
Аланис что-то сказала, но Корделия не услышала: она вновь завела молитву.
Аланис что-то сказала Паулю. Может, о том, что нужно пощадить Корделию — ведь, тьма сожри, такую отвагу нечасто встретишь! Или о том, что он — мерзавец и дрянь, и она ненавидит себя, и пусть он сдохнет, подлец! Но и Пауль ее не слышал.
На верхушке надвратной башни показался человек. Одетый в синюю мантию, с епископским посохом в руке. Увидев его, Аланис забыла о Пауле. Ее ненависть, злоба, яд, огонь слились в один луч и нацелились в единственную цель. Пауль не стоит даже одного бранного слова, пока на свете есть этот человек!
— Здравия вам, лорд Пауль, — могуче, будто с кафедры, изрек Галлард Альмера. — Рад видеть вас у стен моей цитадели.
— Мое почтение вашему преосвященству! — Неизвестно, где пряталось в Пауле благочестие, но сейчас оно хлынуло вовне. — Я счастлив избавить вас от затруднений, связанных с нападками вероломных Фарвеев!
— Премного благодарю. Вы — истинный друг, коих мало послали мне боги. Прошу войти в мой город и разделить праздничный стол.
Он не желал замечать Аланис, и это ранило. Галлард положил тьму усилий, чтобы ее убить. Трясся от страха перед ее возвращением, плел интриги, вступал в сговоры. Пауль провел ее за собой через множество лишений, делил с нею жизнь и смерть, сходил от нее с ума, чуть не лег под нее. А теперь обоим — будто наплевать!
— Как видите, ваше преосвященство, имеется трудность, — голос Пауля был ровен и полон почтения. — Вход во Флисс преграждают две дамы. Священный чин, коим они наделены, не дает мне проявить невежливость. Я должен стоять здесь, пока не уйдут.
— Тебе плевать на святость! — Прошипела Аланис, не слышимая никем.
Галлард Альмера склонил голову, весьма довольный словами Пауля:
— Я слышу речи благочестивого человека, и тем сильней мое желание разделить с вами стол. Позвольте развеять ваше заблуждение. Мать Корделия сеет раздор между ветвями Праотцов и Праматерей. Ради личной выгоды она затеяла войну со мною и погубила множество жизней. Ее деяния недостойны священнослужителя. Я отлучаю от Церкви мать Корделию и ее помощницу!