— Такого-то сударя прошу войти.
Счастливчик входил — и вылетал спустя несколько минут. За ним второй, третий, пятый. Леди-бургомистр отстреливала их, как опытный арбалетчик выпускает болты. Они скатывались по лестнице, едва дыша, и уже в холле приходили в себя, делились друг с другом:
— Достигли успеха, сударь?
— Ох, не спрашивайте…
— А мне повезло! Миледи сразу рассмотрела — и готово!
— И мне — почти. Сказано явиться завтра с выпиской. Тогда уж точно выгорит!
Леди Аланис принимала решения с бешеною быстротой. Если бы хоть один день целиком она посвятила просителям, то все, до последнего мужика, попали бы на прием. Но спустя несколько часов миледи вихрем покидала кабинет и исчезала по другим делам. Хвост очереди всегда оставался ни с чем — и Весельчак в том числе.
Прислушавшись к разговорам, он выудил ряд советов о том, как иметь дело с Аланис.
— Излагайте коротко. Миледи не тратит на решение больше десяти минут.
Это легко, — понял Весельчак, — я в минуту уложусь.
— Избегайте лести, не расшаркивайтесь, говорите по делу. Миледи ценит время.
Так даже лучше, — подумал Весельчак, — я-то все равно льстить не умею.
— В прошении упомяните кого-нибудь, знакомого миледи.
Прекрасно, — обрадовался Весельчак. Это правило нарочно для меня создано.
— Не лезьте без очереди, вот главная заповедь. С любым делом — стойте и ждите.
Э, вот тут — нет. У меня-то действительно важное дело: человека спасти!
Следующим днем, едва Аланис появилась в ратуше, Весельчак подошел прямиком к ней и сказал, соблюдая первые три совета:
— Миледи, помогите спасти Джоакина. Он в плену.
Она щелкнула пальцами, констебли вывели Весельчака за дверь. Но он был не из тех, кто легко отступает. Обычно все кончается плохо, но это же не повод сдаваться!.. На следующий день Весельчак вновь пришел на прием, встал как можно заметнее. Южным ветром влетев в ратушу, леди Аланис промчала мимо него и бросила секретарю:
— Этого служивого — первым.
Она пила свой кофе, когда Весельчака ввели в кабинет.
— Вы знаете Джоакина Ив Ханну?
— Я его оруженосец.
— Ах, вот почему лицо знакомо… В чем беда?
— Джоакина взяла в плен леди Иона Ориджин, Северная Принцесса. Если знаете ее, можете ли…
Он сбился. Аланис перекосило от гнева, и Весельчаку стало немного страшно.
— Будьте вы прокляты!.. — прошипела миледи.
— За что?..
— За бесконечные интриги. С кем вы теперь? Кто я для вас? Почему не от вас узнаю, где Джоакин?!
Он совсем растерялся, потер половицу носком.
— Так, ваша светлость, от меня ж и узнали… Или надо было раньше?..
— Мерзавцы. А говорят: северяне — люди чести!
— Простите, миледи, я не северянин, а путевец. Но честный человек, просто в этих столичных делах не очень понимаю. Сначала пошел во дворец, а потом уже к вам…
Аланис уставилась на Весельчака, будто увидела впервые:
— Вы тут при чем? Я не с вами разговариваю!
— А с кем?.. — оглянулся Весельчак.
Миледи звякнула в колокольчик, одним махом допила кофе и бросила секретарю:
— Подать карету! Я к лорду-канцлеру. Вы — со мной.
Весельчак уточнил:
— Вы — это я?..
Ошибки быть не могло: тонкий палец миледи указывал точно ему в грудь.
Получасом позже они очутились во дворце. Миледи мчалась так, что все разлетались с дороги, а Весельчак едва поспевал. На бегу заметил стаю констеблей, типов из протекции, судейских чиновников в смешных шапках, кайра с огромной собакой, важного седого деда с дудкой в руке. Подумал: потешный тут народец завелся, остановиться бы поглазеть… Но миледи распахнула очередные двери — и вот Весельчак уже стоял перед столом герцога Ориджина, заваленным бумагами и лентами. Лорд-канцлер не успел сказать ни слова, как Аланис схватила со стола его кубок и сделала глоток.
— Ордж до полудня. Вы с Мими становитесь все ближе!
— А вы — с мужичьем, — огрызнулся Ориджин. — Что за конюх с вами?
— Оруженосец Джоакина Ив Ханны, которого пленила ваша сестра! Хотелось бы знать, зачем она арестовала Джоакина? И почему, тьма сожри, я не слыхала этой новости от вас?!
— При нем?
Аланис не поняла и резко развела руками, плеснув орджем на стол.
— Я спрашиваю, — уточнил герцог, — вы желаете устроить истерику при этом мужике? Дайте мне пару минут: созову челядь, пускай тоже потешится.
Скривившись от злости, Аланис указала Весельчаку на дверь:
— Подите прочь!
— Я же только вошел…
— Вон!
— Нет, постойте, — попросил герцог. — Простите несдержанность миледи. Вам не нужно быть при нашем разговоре, но следует узнать: Джоакин свободен.
— Виноват, милорд, ваша сестра взяла его в плен и заточила лопатку, и ямку вырыла…
— Уже зарыла. Она отпустила Джоакина на свободу, о чем уведомила меня в письме. Великий Дом Ориджин приносит вам извинения за неудобство. Возьмите денег на обратную дорогу.
Адъютант передал Весельчаку несколько монет, а Аланис крикнула:
— Теперь — вон!
— Элю, тьма сожри! — заорал сир Питер презрительно и грубо, в тон Альмере из рассказа.
Хармон схватился и помчал к стойке. Пока эль тек из бочек в деревянные кружки, в голове купца еще звучал услышанный рассказ. Непостижимым образом слова Весельчака стали лекарством для души. Было в них нечто очень простое и правильное. Преданность, дружба, упорство, готовность бороться за то, во что веришь. Вечные ценности, которые сам Хармон давным-давно утратил. В Шиммери, решив исправиться, он лишь на шаг подступил к идеалу. А Весельчак и Салем все время живут по заповедям, и не считают это заслугой. От их разговоров в душе Хармона становилось чище — будто открыли окно, и в затхлую пыльную комнату ворвался свежий ветер.
Совсем иначе звучали беседы за столом барона Деррила.
— Женщины могут приносить пользу, милорд. Особенно те, что имеют влияние на мужей. Валери Грейсенд многим обязана милорду Морису и связана дружбой с леди Магдой. Ей было направлено тайное послание. Леди Валери сделает все, чтобы повернуть мечи Серебряного Лиса в нужную сторону.
— Мы задействуем и свой канал для влияния на генерала. Лишим его выбора: он не сможет нарушить разом клятвы супруге и ордену.
— О чем и речь!
— Да, генерал приведет полки к столице. Но заставит ли это Минерву сдаться?
— Она лично отреклась в пользу Адриана, в присутствие всей Палаты! Тем самым лишилась всякого права удерживать трон. Если попытается — будет строго наказана.
— Вы намекаете на конкретный способ наказания, барон?
— Милорд, мне неприятны подобные методы, но мы говорим о преступнице, ее не оберегают законы чести. Дарквотер славится мастерами сумеречных дел. Если ларец возымеет действие, то Леди-во-Тьме…
Хармон вновь подумал об особом положении чашника. Барон и маркиз выбрали уединенный стол, говорят тихо, умолкают всякий раз, как кто-нибудь чужой проходит мимо. Но перед ним, чашником, не знают никакого стеснения. Стой, слушай, коли хочешь. О заговорах, асассинах, полководцах-предателях, темных леди каких-то… Да только не было желания слушать эту дрянь. Обслужив господ, Хармон вернулся к новым товарищам.
— Вот после того, — досказал Весельчак, — я и подался к Салему в Саммерсвит. Я как рассудил: где искать Джоакина — неясно, но давеча он обещал заехать в гости к Салему, если оба живы будут. Вроде как живы — значит, заедет. До Саммерсвита я добрался без приключений, но Джоакина не встретил, а Салем ходит совсем смурной. Беда у него нарисовалась: часть Подснежников расхотела трудиться и подалась в разбой. Вот и думаем теперь, что с ними делать.
Хармон спросил:
— Отчего же разбойники, брат? Они же Адриану теперь служат.
— А Адриан кто такой? Он помер в том году! В гробик поселился, земелькой утеплился. Виданое дело, чтобы страной покойник управлял?
— Он воскрес, я сам его живым видел…
Даже наливал ему вино, — хотел добавить купец, но почему-то стало стыдно.
— И что с того? Всегда было правило: если помер — корону долой! Что воскрес потом — твоя личная печаль. Законом воскрешенье не предусмотрено. Тут ведь уже новую владычицу короновали, и не самую худшую.
— Скажу больше, — вмешался Салем, — от Адриана пришли те солдаты, что вынесли мое зерно и увели мою жену. А Минерва простила Подснежников, ввела честный налог и выплатила нам подъемные, чтобы после войны восстановиться. Она совсем молоденькая, а уже великая владычица. Как мы все заживем, когда она наберется опыта!
— Вот-вот, — кивнул Весельчак. — Лучше бы Адриан лежал себе в гробочке. Как встал — сразу вредить начал. Вот собирает большое войско, чтобы идти на Фаунтерру. Помяни мое слово, купец: все адриановы солдатики аккуратной шеренгой в земельку лягут. Могилка к могилке, веночек к веночку, что клумба цветочная.
— Не лягут, — возразил Хармон.
— Думаешь, простит их Минерва? Нет уж, на сей раз не простит. Терпенье-то у нее не бесконечное.
— Минерва проиграет, — сказал Хармон, все сильнее ощущая горечь.
— Почему так думаешь?
Потому, что слышал пять минут назад… Потому, что служу подлецам и интриганам, готовым на все… Потому, что Адриан ради власти лег в постель со свиньей. Он ни перед чем не остановится!
— У Адриана больше войск, чем вы знаете. Он привез из Шиммери целый искровый полк, а еще за ним все рыцари Южного Пути и какой-то генерал из Короны.
— То бишь… Ты хочешь сказать…
— Конец Минерве. Гробки да лопатки.
Салем с Весельчаком обменялись угрюмыми взглядами.
— И как теперь быть?.. — выдавил крестьянин.
— Может, не соваться? — подумал вслух оруженосец. — Война государей — это ж не так чтобы наше дело…
— Ты можешь побыть в стороне, — согласился Салем. — Но я Минерве задолжал не только свою жизнь, а еще восемьдесят тысяч.
— Ладно, тогда и я с тобой.
Хармон смотрел на них — и давался диву. Простота этих двоих была чуть ли не святой. Вслух, напрямик, при незнакомце говорить о таких вещах! Вон там сидят люди Адриана. Одно слово Хармона, один шепоток на ухо — и нет Салема с Весельчаком! Защитники Минервы нашлись. Себя сначала защитите!..