От одного имени у Миры похолодело в груди.
— Сударь, она убила моего отца. Травила меня безо всякой жалости. Она…
— Знаю, знаю, — Ворон смиренно склонил голову. — Все правда, Сибил — злодейка. Я о вас забочусь, не о ней.
— В каком это смысле?!
— Если Адриан найдет ее в темнице, то казнит.
— Не вижу беды.
— Думаю, видите. Графиня Сибил потеряла все. А у вас доброе сердце, вы не простите себе, если добьете лежащую.
— Ее такое не смущало! Я умирала на ее глазах, а она продолжала сыпать яд!
— Тем не менее, вам жаль графиню. И станет хуже, если Адриан ее повесит.
— Это будет на его совести.
— Боюсь, на вашей. В марте вы подписали помилование — помните? Ориджин попросил, вы согласились. Слово владычицы свято. На деле, я даже не имею права держать Сибил в темнице.
Мира закрыла лицо руками. Долго сидела в тишине, погруженная в себя. Спросила:
— Она очень плоха?
— Вам не нужно знать. Жалость — дурной советник.
— Я хочу знать!
— Не хотите. Если б хотели, сами бы пришли посмотреть.
То было правдой. Мира ни разу не ходила в темницу к Сибил — именно потому, что боялась пожалеть, хотела сохранить в душе чистую ненависть. Вот только теперь, глядя в себя, она не замечала злобы. Нельзя мстить тому, кто уже раздавлен. Нельзя бить того, кто и так в могиле.
— Я зайду к ней, — сказала Минерва.
— Не нужно, — возразил Ворон, — не травите себе душу. Просто кивните, и я ее отпущу.
— Я должна…
— Не должны. Прощальные слова — это пафос для сцены. В жизни важны только решения. Решите: да или нет?
Мира взяла листок бумаги. Написала: «Миледи, вы…»
Запнулась. Продолжила после раздумий: «…вы чудовищно поступили со мной. Ваша совесть…»
Зачеркнула последнее. Написала иначе: «Я мечтала отомстить, но вы слишком жалки, чтобы…»
Снова зачеркнула. Написала: «Тьма сожри, вы мне были как мать! Гладили одной рукой — и травили другой. Вы убили отца! Никто не причинил мне больше зла, чем вы. Я ненавижу Адриана за то, что он с вами сотворил. Это я должна была мстить вам! Но теперь бесполезно. Я не смогу сделать хуже, чем он. Не могу и не хочу мучить вас. Хочу… тьма, стыдно сказать… хочу плакать от грусти. Вы же хороший человек! Зачем вы сделали все это?!»
Мира скомкала бумагу, швырнула в угол. Сунула Марку вексель на сколько-то эфесов.
— Никаких прощаний. Просто отпустите.
Меч — 4
Начало августа 1775 г.
Уэймар
— Мой верный соратник, ты ранил меня в самую душу. Горечь и разочарование переполняют меня…
Пауль висит на цепях, растянутый меж двух колонн в часовне. Лед, Мартин и Джоакин держат его под прицелом Перстов Вильгельма. Граф Виттор Кейлин Агна прохаживается вокруг него в сияющей броне Абсолюта. Граф скорбно вздыхает, кривит губы, качает головой. Он говорит:
— Если бы ты знал, Пауль, сколько боли причинил мне. И дело не в ужасной смерти, которую я принял от рук твоей любовницы. Хотя признаюсь честно: умирать — не самое приятное дело. Но подлинный источник страданий — твое предательство. Я доверял тебе больше, чем собственным рукам. А нынче эти руки сдавили мое же горло! В память о прошлом я ищу причин не убивать тебя — но пока не нахожу.
Лицо Пауля похоже на серый гранит колонн. Голос глух, как шаги в подземелье.
— Со мной шесть тысяч шаванов. Убьешь меня — они нападут.
Граф Шейланд треплет его по щеке:
— Бедный мой, как ты обессилел! Пытаешься меня запугать, а значит, сам боишься. Из-за отчаяния опустился до угроз. Тщетная потуга, приятель. Знаешь, почему?
Граф исчезает, издав тихий хлопок. Возникает за спиной Пауля, шепчет ему в ухо:
— Потому, что бессмертный не ведает страха!
Пауль говорит:
— Другая часть орды подходит к Фаунтерре. Они уже миновали Оруэлл. Юхан Рейс послушен, как щенок. Я скажу — и он возьмет для тебя столицу.
— Теперь торгуешься, — усмехается граф. — Твоя слабость буквально кричит о себе… Нет, младший Рейс не возьмет Фаунтерру, и ты сам это знаешь. Ты забрал себе лучших всадников и большинство ханидов. Ядро орды — здесь, в Уйэмаре. А Рейсу осталась горстка Перстов и толпа жадных дикарей. Они годятся лишь на то, чтобы отвлечь силы Янмэй и Агаты.
Лед кивает с видом полного согласия. Возможно, это он и объяснил графу положение дел.
— Ты прав, — скрипит Пауль. — Сила Степи — со мной. Поэтому я нужен тебе.
— Этот клинок заточен с двух сторон. Если снова предашь меня, твоя сила пойдет во вред.
— Я не предавал! Аланис убила тебя!
— А ты ей позволил.
— Я не знал! Она пудрилась тысячу раз. Откуда знать, что там двойное дно!
Граф перемещается к брату и берет у него нож. Склоняется над пятном крови возле тела Галларда Альмера, зачерпывает клинком бурую, липкую, шевелящуюся жижу. Подносит к лицу Пауля — и тот корчится от омерзения.
— Она несла это с собой через весь Поларис. Ее злобы хватило бы на тысячу чертей. Ты знал, что у нее в душе. Такое нельзя не увидеть. И ты позволил!
Виттор приближает нож к ноздрям Пауля. Тот замирает на вдохе, отдергивается назад, чуть не рвется из цепей. Мелкие отвратные черви копошатся на клинке.
— Ты очень живуч, мой милый друг. Они смогут долго питаться тобою. Что сожрут за день, то ночью отрастет. Сколько месяцев ты выдержишь?.. Вдохни — узнаем.
— Не надо… — со стоном выдыхает Пауль. — Я отдам деконструктор…
Виттор отдаляет клинок.
— Подробнее, будь добр.
— Отдам Голос Бога, научу командам. Сможешь уничтожить любой Предмет, что был в моих руках.
— Справедливо, — соглашается граф. — Если снова оступишься — я уберу тебя из подлунного мира. Но этого мало. Если б я хотел тебя умертвить, просто растер бы это по твоим щекам…
Граф делает движение ножом, и цепи звенят, когда Пауль напрягается тетивою, судорожно изгибаясь назад.
— Я не хочу тебе смерти, старый друг, — вздыхает Шейланд, покачивая клинком у лица Пауля. — Я хочу восстановить наше доверие. Хочу снова полагаться на тебя… Вот только как это сделать?
— Я голоден… — шепчет Пауль. — Я — голодный пес на цепи. Отпусти меня — сожру, кого скажешь.
— Ты прав: я знаю, чем тебя кормить. Когда выступим в поход, пищи будет вдосталь, наешься до отвалу…
Ужас уходит с лица Пауля, сменившись голодным оскалом. Он облизывает губы.
— Да, граф! Дай поесть — и я твой.
— Имеется одна беда. Мои враги — не котята, а волки. Они тоже способны кормить тебя. Как знать, что ты не переметнешься?
— Твои враги — волки, — говорит Пауль. — Мой враг — Натаниэль. Искатель обнаружил его.
Граф с любопытством клонит голову:
— Вот как?
— Натаниэль был в Фаунтерре, но сбежал. Не знаю, куда. Думаю, в Арден — туда проще всего. Я велел Рейсу найти и убить. Рейс идет за головой Натаниэля.
— Но не справится, верно?
— Этот гад был во дворце, — голос Пауля хрипит от затаенной злости. — Он сговорился с Минервой. Она даст ему Предметы. Рейс не возьмет его. Никто не возьмет. Только ты и я.
— Ты и я?
— Помоги мне, граф. Вдвоем мы его одолеем. Помоги!
Шейланд отходит на шаг, поворачивается к Джоакину. На лице графа — глубокое удовлетворение.
— Прошу тебя…
Он приближает нож к Персту, и Джоакин одною вспышкой пламени превращает червей в пепел. Граф произносит поучительно:
— Залог самого крепкого союза — это взаимная выгода. Я могу дать союзнику то, чего не даст никто другой. Лишь тогда я полностью в нем уверен. Каждый из вас имеет мечты. А я — тот волшебник, что может их воплотить. Пауль мечтает быть сытым и не бояться Натаниэля. Я устрою это. Лорд Рихард, о чем вы мечтаете?
Лед скалит зубы:
— Вы сами знаете, граф. О мести.
— И вы знаете, милорд: я тоже мечтаю отомстить тому же человеку! Потому вы — самый надежный из моих друзей. Но хотите ли вы чего-нибудь еще?
— Вернуть законные владения. Я — герцог Первой Зимы!
— Вам осталось ждать совсем недолго: к Сошествию получите герцогство.
Граф жмет руку лорду Рихарду. Поворачивается к брату:
— Марти, напомни, чего хочешь ты?
— Ну, это… — Мартин хлопает глазами, он все еще не оправился после потрясений. — Вит, я же лорд… Хочу быть лордом… Чтобы уважали!
Легкая ирония слышится в голосе графа:
— О, ты достоин уважения! Братец, когда я найду себе лучшее место, оставлю Шейланд под твоим управлением. Ты станешь графом вместо меня!
— Так может, это… сразу? Пауль говорит: орда уже возле Фаунтерры. Пойдем туда, возьмем тебе корону. Ты будешь владыка, а я граф, ну!
Виттор хлопает его по плечу:
— Нет, Марти, повремени чуток. Наш главный враг — двуцветный волк. Он бежит от нас, нужно настичь и прикончить. А уж потом, когда весь Север станет нашим, — выступим на столицу.
— Ну, если так… ладно уж…
Граф обращается к Джоакину:
— Мой храбрый и отважный воин, чего ты желаешь? Сбылось твое желание — владеть Перстом. Возможно, появилось иное?
Джо кашлянул, прочистил горло и высказал то, что скребло изнутри:
— Милорд, я думаю, что заслужил наказание.
— Слава Избранному! — кричал Уэймар. — Слава Избранному!
Кричал не так громко, как хотелось, и не слишком уверенно, как бы с вопросом:
— Слава?.. Избранному?..
Да и не все кричали. Многие сидели по домам или бродили мрачные, как призраки, уткнув глаза в мостовую. Каждый десятый житель города погиб. Избранный воскрес — хорошо ему, а наших родичей кто оживит…
Люди взялись отстраивать дома — и еще глубже впали в уныние. У кого просто сгорело, тому повезло: хоть стены устояли. А кому досталось Мечом Богов — тем хоть плачь: кусок дома срезало вместе с землей, теперь один огрызок над обрывом.
— Эх, слава Избранному… — цедили горожане вместо «холодной тьмы».
Но граф Шейланд и не думал унывать. Он ввел в Уэймар свои полки — чтобы горожане видели, какая сила стоит за ним. Солдатам велел устроить парад: пройти колонной сквозь весь город, славя того, кто отринул смерть. После парада был дан огромный пир из запасов, привезенных приархом. Прямо на площадях расставили столы, развернули походные кухни, выкатили бочки вина и эля. Мещане быстро захмелели с голодухи, и тогда пред ними явился сам Избранник. Он возникал в сиянье священных доспехов прямо на крыше здания и произносил речь. Затем исчезал — и появлялся на другой площади. Шагами длиною в квартал он прошел весь Уэймар и всем горожанам дал увидеть себя. Он говорил: