Эрвин смотрел снисходительно и даже с сочувствием. Во-первых, ясно, что Нексия не влюбится в Джемиса — ее тонкой душе претит тупой напор. Во-вторых, тревожно за Лиллидея: он слишком явно показывает гнев. Чертовски опасное дело для вассала — мстить герцогу Ориджину на глазах у кайров. В одно прекрасное утро Джемис может проснуться… точнее, не проснуться с перерезанным горлом.
Чтобы защитить его, Эрвин несколько раз прилюдно проявлял симпатию к Лиллидею: хлопал по плечу, просил совета, делил чашу вина. Давал всем понять, что ни капли не зол на Джемиса и по-прежнему ценит как друга. Кроме того, повторил при свидетелях свои слова: Нексия свободна, и Эрвин будет рад, если она найдет достойную пару. Стоит ли скрывать: он даже наслаждался ситуацией. Нет сомнений, девушка по-прежнему любит его, Джемис обречен на поражение, а Эрвин — из одного великодушия! — прощает и оберегает друга. Он казался себе образчиком благородства и уже представлял, какими словами опишет историю Ионе или Минерве. Любая девушка восхитится!
Но однажды Шрам не пришел на прикуп, и его заменил Обри. Фитцджеральд обставил и герцога, и телохранителя. «Наглый щенок! Ты дал ему роту — и он вот как отплатил!» — нашептывала альтесса, согревая Эрвину постель. Герцог возразил: «Фитцджеральд — не Шрам, с ним я справлюсь». И действительно, следующим вечером разгромил как лейтенанта, так и кайра Обри, изъяв у обоих трехмесячное жалование. Но это не дало удовлетворения: честь Ориджина требовала мести главному врагу — Шраму, — а не его миньонам. Герцог вызвал капитана второй роты и спросил напрямик:
— Что происходит, тьма сожри? У вас нашлись дела поважнее честной игры с сюзереном?
Шрам отвесил поклон:
— Милорд, прошу прощения, я не хотел вас оскорбить. Думал, будете рады сыграть без меня и сохранить деньги.
— Я сильнее этих двоих, легко раздену их и отправлю в Первую Зиму нагишом. Но в избиении детей не будет чести. Мне нужны вы, капитан!
Шрам согласился:
— Готов играть с вами по четным дням, милорд.
— Ради Агаты, что вы делаете по нечетным? Приглашены в салон на вечера музыки?
— Так точно, милорд.
— Простите… что?!
— Зайдите нынче на ужин в мою роту — увидите…
Эрвин принял приглашение и зашел на ужин. А ночью сообщил альтессе: «Я не хотел видеть этого! Меня завлекли обманом и заставили узреть то, что противно человеческому естеству!» За вечерним столом капитан Шрам взял мандолину и стал петь. Капитан Шрам. Бородатый пират, без малого семь футов росту, два Эрвина в плечах. Взял мандолину. Да, эту штуку со струнами для серенад. И запел романтические баллады. О том, как эта любила того, а тот ушел в плаванье и погиб. Она ждала в порту и лила слезы в ледяное море. Или как он ее любил, но был шутом, а она — королевой. Она ему страстно отдалась, король узнал — казнил обоих. Или про розы с ядом на шипах… Про розы, тьма! Цветочки такие! Капитан Шрам. Командир тяжелой кавалерийской роты! И Джемис хмурился, но терпел. А кайры говорили: «Браво, капитан! Можете еще про пиратку?» А Нексия… Нексия сидела рядом с Лиллидеем, но большими блестящими глазами смотрела на Шрама. И слушала песни не ушами, как подобает согласно природе, а — всею собой целиком.
Тревога нашептывала Эрвину: «Ты не можешь ревновать. Это в принципе невозможно, поскольку ты лучший из мужчин, и я твоя навеки!» Нет, ревновать он и не думал, просто был крайне удивлен. Шрам и Джемис как будто всерьез состязались за сердце Нексии. И ладно Джемис — со зла, в отместку Эрвину. Но Шрам… Зачем это ему?!
А следующим днем к Эрвину подошел отец Давид:
— Позвольте покаяться, милорд. Боюсь, тут есть моя вина.
— В чем именно, отче?
И герцог услышал целую исповедь.
Когда-то в юности Эрвин София считал: настоящий воин должен быть молчалив. Болтовня — для девиц и неженок, а истинный боец — суров, как булатная сталь, и лишнего слова не скажет. «К бою!», «Победа», «Помянем» да «Слава Агате» — вот весь лексикон достойного сына Севера.
Попав в походы, Эрвин узнал, насколько ошибался. Нет ничего скучнее, чем день за днем плестись куда-нибудь, а развлечение лишь одно — разговоры. Рассказчик в походе — человек неоценимый. Достаточно одного языкатого парня, чтобы спасти от скуки дюжину солдат. А значит, в состав полноценной роты должны входить хотя бы восемь говорунов.
Войско Эрвина Софии страдало от нехватки личного состава. Вместо положенных на три роты двадцати четырех сплетников имелось от силы пять. Возможно, поэтому отец Давид решил оказать посильную помощь. Поначалу он, как подобает священнику, предлагал лишь притчи из писания и философские беседы. Убедившись, что товар не пользуется спросом, пустил в ход рассказы из актерского детства. Тут он преуспел гораздо больше: воины слушали охотно и сотрясали воздух смехом. А затем в отряде появилась леди Нексия — и отец Давид сделал то, в чем теперь раскаивался.
— Милорд, умоляю, поймите меня и не держите зла. Я хотел лишь помочь миледи освоиться, заслужить уважение у кайров. Знаю, как нелегко бывает девушке среди толпы мужчин. Только поэтому я решил сказать…
Словом, Давид указал иксам на прежде неочевидный факт: хотя еленовка и носит фамилию Флейм, но происходит из иного, более древнего рода — Лайтхарт. Священник делал акцент лишь на чистоте крови, но кайры увидели и второй смысл: это же те самые Лайтхарты, что чуть не скинули Телуриана. Выходит, Нексия — внучка наших братьев по оружию!
А тут кто-то — кажется, Гордон Сью, — предположил, что миледи должна испытывать трудности в поиске жениха, ведь она живет в столице, а Лайтхарты там до сих пор не в чести. И отец Давид — опять же, из лучших побуждений — взял и успокоил капитана: за леди Нексией дают искровый цех, с таким приданным она получит любого мужа.
Вот тогда священник явно перестарался. Он хотел лишь поддержать миледи, усилить ее ореол аристократизма. Но нечаянно, не рассчитав силы слова, представил ее чуть ли не лучшею невестой на свете. Внучка отважных и благородных Лайтхартов, племянница шута Менсона, который всем лордам Палаты задал чертей, талантливая художница, девушка редкой красоты — да еще с таким приданным! Не барышня, а сказка наяву! За первородными дамами обычно вовсе нет приданного, сама кровь Праматери уже считается богатством. А тут — искровая плотина!
— Постойте, — вмешался Эрвин, — откуда вы знаете о плотине? Граф Флейм упомянул ее в приватной беседе, слышали только Джемис и Обри. Кто из них проболтался?
Давид схватился за голову:
— Милорд, простите, я не помню, откуда узнал. Быть может, еще в столице…
— Вы не могли узнать в столице, мы встретили Флейма в Альмере.
— Не от Флейма узнал, а где-то еще… Помилуйте, не вспомню! Кто-то сказал, и мне запало в голову…
— Значит, вся шумиха — из-за вас? Это вы так расписали Нексию, что даже памятник влюбился бы?
— Умоляю, простите, — лепетал Давид, на него жалко было смотреть. — Я лишь хотел помочь девушке. Помню, какою яркой дамой была леди Аланис, и кайры очень ее уважали. Боялся, что не примут леди Нексию, вот и сказал в ее пользу…
— Кайры и Нексию уважали! Она завоевала почет своими собственными силами, стала первой леди нашего войска. Ради нее все старались быть лучше — но только в духовном смысле. А вы сделали так, что теперь ее взаправду хотят. Вы — сводник, отче!
Несчастный Давид не нашел слов в свое оправдание. Оба выдержали паузу: герцог — с грозным видом, священник — с виноватым. Но потом, осмыслив ситуацию, Эрвин смягчился:
— Впрочем, извольте знать, вы оказали мне услугу.
— Правда, милорд?..
— Как мне, так и Нексии. Бедная девушка все еще любит меня и старается побороть чувства. Вы поместили ее в центр романтического внимания — это исцелит ее раны и поможет скорей забыть меня. А я буду только рад, если Нексия вновь обретет счастье.
— Милорд, вы не шутите?..
— Слово Ориджина. Наша связь прервалась почти два года назад. Сейчас миледи для меня — словно вторая сестра. Благодарю за то, что помогли ей.
С того дня Эрвин стал замечать странное: тупое упрямство Джемиса, как ни странно, давало плоды. Навязчивый мужчина — смешон и подобен ослу… но, видимо, Нексия питала симпатию к осликам. Она позволяла кайру быть рядом, с любопытством слушала его рассказы — а Джемис бывает очень болтлив, если дать волю. Упоминая его в разговоре, говорила «кайр Лиллидей» немного другим тоном, чем «капитан Лид» или «лейтенант Фитцджеральд». А когда Джемис помогал ей спешиться, делала вид, будто совсем обессилела и вот-вот рухнет наземь.
— Противоположности притягиваются, — нашептывала альтесса Тревога. — Он суров и силен, она хрупка и нежна. Он сделан из стали, она — из шелка. Под ним темный конь, под ней — светлая кобыла…
— Это моя кобыла! — с досадою замечал Эрвин. — Это же Леоканта, ее отнял Пауль в Запределье и привез в подарок Шейланду, а тот подарил Нексии.
— Как символично, любимый: всем твоим кобылам суждено сменить ездока.
— Чушь городишь. Обыкновенная светская жизнь. Красивая барышня должна иметь ухажеров, это ничегошеньки не значит. В столице за Нексией бегала дюжина мужчин, а любила она только меня.
— Почему же теперь она подле Джемиса?
— Я — чемпион прошлых лет, осознанно сошедший с арены. Нужно дать и другим хотя бы шанс на успех.
— Значит, ты нарочно скрываешь свое обаяние?
— Больше того: держу его закованным в цепи и запертым в темницу. Стоит ему вырваться на свободу, как девушка тут же падет к моим ногам — и жизнь ее будет сломана, словно тонкая березка штормовым ветром.
— О, милый, как ты благороден!..
Эрвин потерял интерес к романтическим глупостям, когда местность вокруг начала меняться. Столь надоевшая ему Великая Степь, наконец, уходила в прошлое.
По сторонам дороги показались полотна пахотных полей. Шел сбор урожая, крестьяне трудились, словно муравьи, и, на удивление, не разбегались при виде кайров. Даже напротив, выходили с приветствиями, предлагали товары