на продажу. За день Эрвин встречал больше людей, чем за целую неделю в степях Рейса.
Вместо шаванских кибиток и юрт появились глинобитные избы под соломенными крышами. Тут и там среди полей темнели руины древних построек: куски защитных стен, полуразрушенные башни, остовы фортов. Они притягивали взгляд странностью очертаний, чужими и давно забытыми архитектурными решениями. Возле каждой такой развалины ютился современный хутор. Крестьяне по-всякому использовали руины: брали камни для своих домов, хранили припасы в древних погребах, на уцелевших фундаментах ставили церквушки и амбары.
На дороге встречались конные разъезды. Смело выдвигались навстречу северянам, назывались пограничными дозорами, спрашивали: кто такие, куда держите путь? Нексия отвечала согласно легенде, а Эрвин разглядывал дозорных. Смуглою кожей и разрезом глаз они напоминали шаванов, но ястребиные носы и тяжелые подбородки выдавали совсем иную породу. Солдаты носили одинаковые шлемы с козырьками и форменные куртки с гербами Оферта. При виде их Эрвин ощутил себя моряком, идущим из океана хаоса к берегам порядка. В Степи никто не носил ни гербов, ни знаков отличия.
А затем, зажигая радость в сердцах мореходов, над горизонтом показался маяк. Исполинская Дженна — гордость меченосцев, исконный символ мельничьих земель. Даже само название графства произошло от нее. В давние времена тут простиралась империя Железного Солнца. Когда она рухнула, осколки ее обрели разных хозяев и лишились общего названия. Три города-государства — Фейрис, Миннис и Оферт — в течение веков соперничали меж собою. Владыка Эвриан Расширитель Границ убедил западных баронов признать над собой покровительство Фаунтерры. Он лично посетил здешние земли и так был потрясен величием Дженны, что нарек новое графство Мельницами. Под этим именем оно вошло и в вассальный договор, и в имперские карты. Бароны Фейриса, Минниса и Оферта не противились обобщенному прозвищу, ведь оно спасло их от скользкого вопроса: какой из трех городов первым указывать в документах?
На следующий день после Дженны кайры увидели Арину, а затем и Милану. Три Мать-мельницы никого не оставили равнодушным. Каждая была шедевром зодчества, выполненным в своем уникальном стиле. Суровая, массивная, угловатая Дженна напоминала скалу. В противовес ей Арина была высока и стройна, как тополь. Разлапистые «корни» контрфорсов, зеленые «ветви» лопастей, дощатая «кора» и «гнезда» балконов превращали ее в полное подобие древа. А третья сестра — Милана — воплощала стиль храма или дворца. Стены ей заменяла многоярусная колоннада, крышу венчал шпиль со звездою, лопасти блестели серебром. Немного портила вид кровля, сделанная из любимого меченосцами железа. За века она лишилась краски, заржавела и дала бурые потеки на колоннаду верхнего этажа. Но даже так Милана поражала великолепием. От нее трудно было оторвать взгляд.
При каждой из Мать-мельниц имелась охрана. Командиры дозоров побеседовали с Нексией, разузнал, что да как, и послал вестовых к своим лордам. Герцогу это было на руку. Вестовые доложат, что в Мельницы прибыла с визитом знатная дама из Надежды. В таком виде информация и разойдется по графству. Если в одном из крупных городов имеется шпион Кукловода, он не услышит ничего о герцоге Ориджине.
Меж тем, пристальное внимание дозорных и крестьян создало одну проблему: Орудие нуждалось в маскировке. Прежде оно ехало в арьергарде, спрятанное в кибитку. Теперь следовало усилить охрану. Эрвин велел переместить кибитку в центр колонны, приставить к ней двойной караул и украсить цветными лентами, словно внутри — будуар миледи. Это объясняло и закрытость, и строгую охрану.
Однако сама Нексия проявила любопытство. Пока телега плелась в хвосте, девушка не заглядывала туда. Но теперь кибитка с лентами, окруженная большим эскортом, возбуждала интерес. Кайр Лиллидей ежедневно наведывался туда, Нексия напросилась с ним за компанию — и Джемис не счел возможным отказать.
Лейтенант Фитцджеральд рассказал вечером за игрой:
— Милорд, вот как дело было. Кайр Джемис пришел туда вместе с миледи — и сразу внутрь, не спросив часовых. Они слегка замешкались, ведь Джемис — стрелок, ему-то можно, но миледи — нельзя. Впустили кайра, ее остановили. Он: «Пропустите даму». Часовые: «А милорд разрешил?» А Джемис: «Это мой клинок, кому хочу — тому показываю». И откинул полог так, чтобы миледи все увидела.
Шрам вмешался в рассказ и добавил:
— Не упустите главного, лейтенант. Орудие-то женщин не видало от самого Рей-Роя. А тут — прекрасная дама, да с запахом парфюмов. Словом, Орудие ошалело и давай вопить по-шавански. Кайр Джемис ему: «Молчи!» Оно еще громче, и по-нашему. Кричит, мол: все отняли, гады-волки, так хоть бабу дайте! Не эту — любую, завалящую, хотя б один разок! Джемису пришлось вкрутить ему винты. Орудие до последнего вопило: «Бабу!..» Потом заткнулось от боли.
— И Нексия видела все это?! — ужаснулся Эрвин.
— В том и суть, милорд!
Фитцджеральд, Шрам и Обри обменялись такими взглядами, будто встреча Орудия с Нексией была давно ожидаемым событием.
— Поясните-ка, — потребовал герцог.
— До сего дня кайр Джемис пользовался незаслуженным успехом у миледи. Видимо, дело в Стрельце: где кайру не хватает обаяния, там пес дает взаймы. Но Орудие — идова мерзость, а Лиллидей по своей воле взял его под опеку. Вот мы все и ждали: что скажет миледи, когда узнает?
— И что же?
— Миледи — достойная женщина, я всегда говорил. Она уточнила: «Это носитель Перста, взятый в плен?» Джемис ответил: «Да». И она сказала так, чтобы слышали все: «Ваши враги — чудовища, но будьте людьми, господа. Вы проиграете без единой битвы, если сами станете чудовищами!»
И Шрам, и Фитцджеральд, и Обри выглядели восхищенными. Нексия прочно завоевала место в их сердцах. Шрам добавил:
— Потом я улучил минутку и объяснил миледи, что Орудие — затея Лида с Лиллидеем, а все остальные — против этой дряни.
Эрвин закашлялся.
— А мне казалось, Орудие — моя затея.
— Это совсем другое дело! Вы только придумали план, продиктованный необходимостью. Но Джемис по собственной воле, ради удовольствия сделался стрелком. Помяните мое слово: когда кончится война, и вы возьмете меч, чтобы убить Орудие, Лиллидей начнет протестовать.
— Кайры, я запрещаю дурно говорить о Джемисе. Тьма сожри, я обязан ему жизнью!
— Так точно, милорд, — легко согласились все трое.
Им и не требовалось плохо говорить о Джемисе. Главное, что Нексия плохо о нем подумала.
Этой ночью Тревога поинтересовалась:
— Как по-твоему, милый, кто лучшая пара для еленовки — Джемис или Шрам?
— Святые боги, ты смешна! Во-первых, Шрам женат. Он просто играет, чтобы насолить Джемису.
— Женат?! Он не носит браслета.
— Супруга Шрама приезжала ко двору. Дородная нортвудка, ее сложно не заметить.
— Ах!.. Я думала, это альтесса.
— А я думаю, жена.
— Тьма сожри, это даже хуже! Если Нексия выберет Шрама, он убьет супругу, дабы жениться на еленовке.
— Как — убьет?..
— Запросто. Ножом по горлу — и в море. Он же пират.
— Тьфу, какая ересь! Пойми: Нексия не выберет ни Джемиса, ни Шрама. Она терпит их общество только затем, чтобы отвлечься от любви ко мне.
— Полагаешь?
— Абсолютно убежден. Представь, каково ей: каждый день видеть меня в блеске власти и славы, слышать перлы моего остроумия — и кусать локти от безнадежных мечтаний. Ей необходимо хоть как-то развеяться, или безответное чувство сведет с ума.
— А зачем тогда поехала с тобой? Чтобы терзаться всю дорогу?
— Она проболталась, что послана в Фейрис, а лишь потом выяснила, что и я еду туда же. Если б избрала другую дорогу, то показала бы, насколько неравнодушна ко мне. Гордость заставила Нексию ехать рядом, изображая безразличие.
— Ее безразличие наиграно? Тогда она — прекрасная актриса.
За последнюю неделю Нексия обменялась с Эрвином дюжиной малозначимых фраз.
— Видишь, как она утрирует равнодушие? Изо всех сил старается быть от меня подальше. Бедная девушка…
Впрочем, следующим утром Нексия навестила его. Герцог вызвал кайра Лиллидея, чтобы наказать за нарушение секретности. Девушка явилась, опередив Джемиса.
— Милорд, я хочу обсудить судьбу несчастного человека с Перстом.
— Орудия?
— Прошу вас не называть его так. Это человек, созданный богами, как и все мы.
— Боги создали также червей и тараканов…
— Скажите, что его ждет?
— Он принесет мне победу, а потом улетит на Звезду. Или в Орду Странников, если пожелает.
Девушка пристально смотрела Эрвину в лицо.
— Мне горько не видеть в вас признаков жалости. Это — человек! Вы пытаете его день за днем!
— Миледи, он убил нескольких человек, чтобы завладеть Перстом, и несколько десятков — с помощью Перста. Если б не отвага Хайдера Лида, он продолжал бы убивать и теперь.
— Но разве это повод уподобиться ему?!
Ее настойчивость удивила Эрвина. Сейчас Нексия больше напоминала Иону или Аланис. Неожиданно для себя, он смягчился и протянул девушке раскрытую ладонь.
— Миледи, позвольте пояснить. Вот моя рука, вполне знакомая вам. Вот мозоль от пера на среднем пальце: она у меня с детских лет. А вот мозоли на ладони, которых не было два года назад. Они оставлены рукоятью меча. Я никогда не хотел их иметь. Много лет получал трепки от Рихарда, терпел упреки отца — но все равно сторонился оружия. Однако Кукловод сделал то, что не удалось ни отцу, ни брату: заставил меня взяться за меч.
Нексия пальчиком коснулась его руки.
— Милорд, мозоли на ладони — не беда. Я боюсь, что ваша душа тоже загрубела.
Эрвин сказал:
— Мне жаль Орудие. Как раз поэтому собираюсь убить. На его месте я хотел бы только смерти.
— Так проявите милосердие: прекратите ломать то, что давно сломано.
И девушка ушла, оставив Эрвина со странным чувством в душе.
Явился Джемис, заранее готовый ко взысканию:
— Милорд, я поступил безрассудно. Думал, леди Нексия уже посвящена вами в тайну Орудия. Нельзя было полагаться на догадку. Моя вина.