— Дешевый трюк, — говорила себе Аланис, глядя в зеркало. — Он просто напускает важность, чтобы держать их в подчинении.
Она часто говорила с отражением о Пауле. Должна была говорить. Высмеивала и развенчивала все его трюки. Должна была высмеивать.
Предмет по имени Вечность поверг шаванов в трепет. Аланис сказала себе: это просто Предмет. Священные Предметы могут все, но это сила богов, а не Пауля. Он — обычный негодяй, слуга другого негодяя. Он всего лишь умеет использовать Предметы.
Но он хорошо умел это. Пугающе хорошо. Когда был убит Моран, не вся орда увидела Вечность в деле. Многие находились слишком далеко, чтобы разглядеть. Пауль устроил повторное представление. А случай подвернулся скоро: Ребекка Литленд приехала за Мораном.
— Ты хочешь соединиться с любимым? Благородное желание. Исполню его.
Пауль бросил горсть черных мух в коня Ребекки, а вторую — в нее саму. Она замерзла в воздухе, не успев спрыгнуть с седла. Это было красиво. Это было страшно. Ребекка сделалась пищей для тьмы. Той ночью Аланис говорила зеркалу:
— Как бы оно ни выглядело, это всего лишь смерть. Бекка погибла, как отец и как Альфред. Их души теперь на Звезде, пируют за одним столом с Праматерями. Иначе быть не может!
Но отражение не перестало дрожать, и ей пришлось добавить еще:
— Нет, он не убьет меня Вечностью. Он вовсе меня не убьет. Я пройду этот путь до конца.
Затем Пауль выступил в поход.
Орда состояла примерно из двадцати тысяч всадников — точного числа никто не знал. Она делилась на ганы — группы шаванов, подчиненных одному ганте. В каждом гане было разное число мечей: одни насчитывали дюжину, другие — сотню, третьи могли поспорить с альмерским батальоном. Нельзя построить хорошее, дисциплинированное войско из таких разнородных частей. Если бы Аланис довелось командовать ордою, она переделила бы ее заново. Дюжины сложились бы в роты, роты — в батальоны, батальоны — в полки. Каждому подразделению назначила бы командира, затем уделила бы несколько месяцев муштре, чтобы воины приладились к командирам и друг другу.
Но Пауль сделал только два назначения.
Первым были ханиды.
Стоя у черного, выпавшего из времени трупа Морана, Пауль пнул ногой мешок с Перстами:
— Берите, это ваше оружие!
Сначала шаваны боялись подойти. Потом из толпы выдвинулись первые смельчаки и подобрали по одному Предмету. Среди них был Юхан Рейс. Затем, вдохновившись примером, подбежали другие, схватили Персты с земли. А потом Предметы кончились: их было меньше полусотни — на много тысяч шаванов. Большинство всадников просто заворчали от зависти, но кое-кто выхватил клинки, подскочил к везунчикам с Перстами:
— А ну, отдай!
И Пауль крикнул:
— Молодцы! Возьмите, что можете взять!
На глазах Аланис началась свалка. Шаваны выбивали Персты друг у друга, вырывали из мертвых пальцев, отрубали вместе с руками. Завладевали Предметом лишь затем, чтобы минуту спустя потерять его и сдохнуть. В ход шли кулаки, кнуты, ножи, мечи, зубы. Кровь лилась ручьями. Кто-то отползал, зажимая рану. Кто-то рубился, как зверь, защищая свой Перст. Кто-то испускал дух прямо у ног Пауля. А тот кричал от радости:
— Да, сыны Степи, так и нужно! Берите свое!
Когда резня иссякла, четыре десятка шаванов стояли над парой сотен трупов. Измазанные чужой кровью, свирепые, дикие, еще не вернувшие человеческий облик.
— Ханида вир канна — достойные увидеть! Вы, лучшие из шаванов, отныне будете со мною!
Пауль прошел между ними и каждого поцеловал в губы. Каждого из сорока головорезов. Если чье-то лицо было испачкано в крови — Пауль размазал ее по своему лицу.
Шаваны выглядели так, словно родились заново. Когда к ним вернулась человеческая речь, они могли сказать только одно:
— Гной-ганта! Гной-ганта! Гной-гантааа!!!
Второе назначение Пауль сделал накануне выхода из Рей-Роя.
— Один из вас останется тут и защитит город. Если сюда придет младший Ориджин, нужно убить его солдат и взять его в плен.
Три человека стояли перед Паулем: ганта Корт, ганта Ондей и младший граф Юхан Рейс. Все трое носили Персты на предплечьях. Двоим — Корту и Юхану — Предметы достались без боя. Они подобрали их в числе первых и держали мечи наготове, но никто не напал. Корт и Юхан были вождями, их уважали и боялись. А вот Ондей промедлил, не схватил Перст, пока было можно. Так что он выбрал миг, ворвался в схватку и заколол шавана внезапным ударом.
— Мы — ханида вир канна! — сказал Паулю Ондей. — Мы имеем право быть с тобой, когда ты растопчешь Север!
— Да, — сказал Пауль. — Но один из вас останется. А с ним — пять сотен всадников и три носителя Перстов.
Корт сказал, подкрутив ус:
— В моем гане — семьсот человек. Мы пригодимся тебе в походе. Лучше оставь тут более мелкого вождя.
Ондей хмыкнул, скосив глаз на Юхана:
— Рей-Рой — его город. Пусть он и стережет.
А Юхан только склонил голову:
— Гной-ганта, тебе виднее. Решишь оставить меня — останусь.
Пауль выбрал:
— Ондей, останешься ты.
— Дух червя!.. А добыча? Что я получу?!
Вдруг Пауль повернулся к Аланис:
— У него смердит изо рта. Ты заметила?
— Чистая правда. Мерзко стоять рядом.
Ондей разинул рот:
— Эй, причем тут…
Пауль воткнул пальцы ему в пасть. Шаван дернулся было, но замер — вторая рука Гной-ганты схватила его за челюсть. Пауль пошарил во рту, сжал, дернул. Показал Аланис желтый зуб с окровавленным корнем:
— Видишь, в этом причина.
Затем похлопал Ондея по плечу:
— Ты получишь шанс убить младшего нетопыря. Это великая честь. Принесешь мне его голову — возьмешь себе любой Предмет из хранилища Первой Зимы. Верю, ты сможешь.
Он не продолжил: «А если не сможешь…». Не сказал ни слова угрозы. Зачем тут слова?
Потом, оставшись одна, Аланис говорила зеркалу:
— Нельзя вырвать зуб голыми пальцами! Лекарь берет клещами и налегает всем телом, и даже тогда не с первого раза… Нет, это просто трюк! Зуб был гнилым и шатался. Или Пауль заранее спрятал зуб в рукаве. Или… Тьма сожри, он — просто человек!
Пауль не занимался дисциплиной и муштрой, не собирал военных советов, не раздавал приказы. Не делал ничего, что подобает полководцу. Просто ехал, окруженный кольцом ханидов, и раз в день одаривал взглядом остальных. Орда вокруг него формировалась сама.
Сами собою уважаемые ганты оказались в голове колонны, оттеснив более мелких в хвост. Согласно своему нраву, дерзкие и храбрые шаваны терлись ближе к кольцу перстоносцев, пытаясь увидеть Пауля. Обладатели выносливых коней вырывались вперед, разведывая местность, чтобы потом принести доклад — и хоть минуту поговорить с Гной-гантой. Запасливые и умные вожди везли телеги с продовольствием, бедные и глупые отставали от орды, рыща в поисках фуража. Утром одни быстро снимали шатры и выдвигались вперед, другие завтракали с ленцой. При виде Пауля одни орали: «Слава!», поставив коней на дыбы; другие молились, упав на колени. Предоставленная сама себе, свободная от приказов, каждая частица орды проявляла характер. А Пауль наблюдал. К концу пути, когда дойдет до битвы, он будет знать о них все.
— Идовски хитер, — говорила себе Аланис, — но не хитрее Эрвина и не лучше меня. Мы — внуки Агаты, а он — простой головорез!
Опровергая ее слова, в круг въехал разведчик с докладом:
— Гной-ганта, удача на нашей стороне. Нетопыри дали себя заметить. Три батальона под флагами Ориджина в двадцати милях к северу от нас. Наверное, они тоже заметили орду.
— Почему так думаешь?
— Они отходят к Славному Дозору. Боятся нас!
— Ты видел вымпел полководца?
— Да. На нем герб Снежных Графов.
— У тебя острый глаз и хороший конь. Но почему ты не встал передо мной на колени?
Шаван ударил себя в грудь кулаком:
— Гной-ганта, я хочу быть лучшим воином твоей орды! Хорошо сражаюсь верхом, хуже — на ногах, а на коленях — совсем плохо.
Пауль спросил имя разведчика. Его звали Алишер.
Когда Алишер ушел, Пауль вновь двинулся вперед, а с ним вместе тронулась и вся орда. Известие о северянах ничего не изменило.
Ганта Корт осмелился дать совет:
— Послушай, Гной-ганта… Северян три батальона, это много, но нас в шесть раз больше, да еще Персты Вильгельма. В поле все преимущества за нами. А вот когда они скроются в Славном Дозоре, сложно будет их расколоть. Не лучше ли пришпорить коней и нагнать врага в степи?
— Нет, — сказал Пауль.
И все. Одно слово — нет. Три батальона кайров — сила, способная пройти Рейс насквозь, — даже не заставила Пауля задуматься.
— Он просто не пойдет в Славный Дозор, — услышала отраженная в зеркале Аланис. — Зачем ему туда? Шаваны хотят грабить Север, вот и двинутся на Север вдоль Дымной Дали. Лиллидей засядет в крепости, мы пройдем мимо, вот и все.
Отраженная Аланис была бледна, несмотря на жару. Она предчувствовала нечто очень скверное.
От бывшей бригады осталось только четыре человека. Каждому Пауль определил особую роль.
Кнут стал именно кнутом: орудием наказаний. Если кто-то из шаванов вызывал недовольство Гной-ганты — хоть и редко, но такое случалось — то Пауль звал Кнута и указывал на виноватого. А Кнут просто говорил:
— Тебе больше не место в орде. Садись на коня и уезжай. Ты недостоин быть с нами.
Никого не били и не убивали, изгнание считалось самым тяжким из наказаний. И верно: шаваны боялись его, как конь — змею. Принимались уговаривать и умолять, предлагали Кнуту взятки. Тот был непреклонен и следил, чтобы виновник уехал прочь.
Бывало, некоторые потом возвращались. Вливались в орду, надеясь, что их не увидят, а когда заметят — все уже забудется. Дважды Кнут замечал таких. Он заставил их спешиться и росчерком плети раздробил ноги и руки. Орда ушла дальше, оставив за собой умирающие обломки.
Муха был для Пауля лишней парой глаз. Чего не видел сам Гной-ганта, о том докладывал Муха. Он легко находил с людьми общий язык, с ним делились сведениями и слухами. Ни разу никого не наказали по доносу, взыскания налагались только за то, что Гной-ганта видел лично. Но иногда, узнав что-нибудь об одном из шаванов, Пауль звал его к себе: