Он крепче сжал кость в правой руке и еще разок ею для пробы взмахнул. Коридор был довольно тесным, так что нельзя было как следует размахнуться, но то, как она свистнула в воздухе, его порадовало.
Он дошел до развилки. Уже третьей, на которую он наткнулся по пути. Он остановился и, немного поразмышляв, не попробовать ли ему и другие ответвления, решил, что не будет делать этого. Можно было заблудиться. Если не удастся найти какой-нибудь выход, он хотел бы иметь возможность вернуться в камеру, в которой он пришел в себя.
Во всем этом деле он чуял проделки Сунт-Аграма, поскольку в тюрьму его завлек барон Тевонидис.
Он осторожно двинулся в дальнейший путь. Однообразная желтизна стен действовала ему на нервы, так как не за чем было остановиться глазам. Поэтому когда из-за угла на него выкатился огромный шар, он на мгновение остолбенел.
Шар был почти прозрачным и в полной тишине медленно катился навстречу ему. Только когда шар подкатился почти на расстояние вытянутой руки, он услышал тихое чмоканье. Казалось, что по коридору катится огромная капля воды. Это было страшное зрелище.
Конан не знал, как сражаться с этим монстром. Боками шар почти касался стен, так что проскочить мимо него на другую сторону не было никаких шансов. Это не был ни зверь, ни человек, ни чудовище, созданное колдуном. Это было нечто бесформенное и даже вид того, что катилось ему навстречу, был Конану отвратителен.
Он сглотнул несуществующую слюну, сделал два быстрых шага навстречу шару и замахнулся костью. Раздался звук всплеска, как если бы он действительно ударил по воде. Но тем не менее кость наткнулась на препятствие, которое пружинисто отбросило ее назад.
Только сила бицепсов Конана помешала тому, чтобы кость отлетела назад, как бумеранг, прямо на его голову.
Шар слегка сплюснулся в высоту и его движение вперед ускорилось. Грязь, находящаяся внутри, пришла вдруг в движение, и Конану показалось, что бревна, шарики, палочки, кружки и хворост в глубине катящегося шара вдруг сосредоточились у препятствия как можно ближе к нему. Он стал быстро отступать.
Он внимательнее всмотрелся в сердцевину своего противника и увидел, что это действительно так. Все твердые предметы в его внутренности собрались у его передней кромки.
Киммериец сделал несколько быстрых шагов назад, крепко уперся ногами в землю и приготовился к новому атаке. Шар ускорил свое движение, но по его скорости Конану было ясно, что он в любой момент сможет убежать.
И на этот раз он нанес свой удар сверху. И его результат был точно таким же, как и после первого удара.
Толстый конец кости ударил по чему-то такому упругому, что ее высокой дугой отбросило назад. На этот раз Конан, хоть и был гораздо лучше готов к этому, не смог устоять на ногах, потому что вложил в удар всю силу. Он упал на спину.
Шар между тем продолжал свое неумолимое движение вперед. Коснувшись ноги Конана, он остановился. У гиганта было такое чувство, что он попал в водоворот. Ему казалось, что некая огромная сила втягивает его внутрь чудовищного шара. Он бился, как рыба об лед. Это не помогало.
Тогда он молниеносно оперся руками о пол и отжался. Ему удалось выдернуть ногу из-под шара, но тому это не понравилось. Киммерийца спасло только то, что он мгновенно вскочил на ноги, схватил кость и, высоко подпрыгнув, отскочил назад.
Шар с омерзительным чмоканьем опять накатывался на него. Конан, отступая, лихорадочно думал, что делать дальше.
Он побежал прочь от накатывающегося врага, в сторону своей камеры.
Но не успел он сделать и пятидесяти шагов, как с другой стороны навстречу ему выкатился второй шар.
— Кром побери! — прорычал он и остановился.
Пока второе чудовище было еще далеко и приближалось медленно, но было ясно, что до безопасного укрытия в своей камере он не доберется.
Кожа на ноге стала гореть. Посмотрев на нее, он увидел, что в том месте, где шар пытался затянуть его внутрь, на коже появились волдыри.
Он добежал до развилки и свернул в боковой коридор. Он надеялся, что шары не заметят этого и налетят друг на друга. Был шанс, что они начнут сражаться друг с другом.
Шар действительно прокатился мимо и Конан вздохнул с облегчением.
Он осторожно вернулся на развилку и выглянул из-за угла. Шары врезались друг в друга с резким чмокающим звуком, который прозвучал в коридоре как удар хлыстом. На поверхности шаров появились какие-то щупальца, которые впились в противника. Конан с интересом следил за этим удивительным поединком. После короткой схватки раздался звук чего-то рвущегося, один шар накатился на побежденного и тот исчез.
По коридору потекла какая-то жидкость и победитель покатился в ней с громким плеском.
Из-за этого шума и необычности всего представления Конан чуть не просмотрел еще одного неприятеля, который приближался к нему сзади. Он выскочил из своего укрытия, как раненый олень и бросился в тот коридор, по которому шел первоначально, Он предполагал, что там уже никаких чудовищ не будет. В этом, однако, он очень ошибался…
Правда, схватка двух шаров, которую он наблюдал, подала ему новую идею обороны. Он бросился навстречу шару, который был еще довольно далеко. Киммериец опять крепко сжал кость, но теперь наоборот — он обхватил рукой широкую часть сустава. Острым сломанным концом кости он нанес удар наискось слева, надеясь, что ему удастся пробить оболочку чудовищного, но все же чрезвычайно малоподвижного противника. — Ура! — радостно завопил он, когда ему это удалось из прорехи величиной с половину Конанова тела хлынула омерзительно пахнущая жидкость. Киммериец отскочил назад. Потом быстро оглянулся, чтобы удостовериться в том, что другой враг еще далеко. Он был далеко. Темные осколки, плавающие до того во внутренности шара, еще немного поносились в воздухе, но вскоре упали на землю. Конан обернулся назад, чтобы не упустить из виду другой шар. Тот приближался быстрее, чем хотелось бы.
Он не стал его дожидаться и, пробежав через лужу, оставшуюся после распоротого противника, постарался быстро вытереть ноги о пол.
Следующий враг докатился до лужи. На мгновение остановился на ней, но затем перекатился через нее и последовал дальше за Конаном. На этот раз Конан уже не колебался, и его оружие уверенно расправилось со следующим чудовищем.
Он снова услышал гром. Ему казалось, что это не раскаты грома, что это несколько регулярно чередующихся тонов разных звуков. Однако шум был настолько сильным, что он не мог в них разобраться. Он перестал обращать на него внимание.
Он двинулся по направлению к своей камере только после того, как выяснил, что находится, собственно говоря, в довольно большом лабиринте. Исследуя его, он по пути обезвредил еще пять шаров.
В камере Конан захлопнул за собой дверь. В щель между дверью и иолом он забил кость, чтобы быть уверенным в том, что во сне на него никто не нападет. Он так устал, что едва стоял на ногах.
Если бы ему было нужно, он преодолел бы эту усталость, но он убедился в том, что пока из лабиринта выбраться невозможно.
Осмотрев ноги, он к своей радости обнаружил, что жидкость, вытекающая из шаров, по-видимому, попадая на воздух, утрачивает свои ядовитые и разъедающие качества.
Ну что же, ничего другого не оставалось. Он улегся на стол и заснул.
— Я же говорил, — смеялся во весь голос барон Тевонидис. — Я же говорил, — ликовал он, подбрасывая в руке набитый кошель, полный золотых.
Авенадор и Токан радовались не так явно, но и они были тоже очень довольны. Поэт больше всех, потому что денег у него было гораздо меньше, чем у всех остальных.
— Думаю, ваш сегодняшний визит был не последним, — пробормотал, стиснув зубы, Сунт-Аграм, которого гораздо больше, чем потерянные деньги, раздосадовал сам проигрыш.
— Разумеется, мы с удовольствием придем, как только ваша милость известит нас о повторении этого благородного развлечения, — засмеялся Авенадор. — Только… — он на мгновение заколебался, — мне, вероятно, все-таки придется на какое-то время лишить себя вашего общества. Дела призывают. Я получил большой заказ от кочевников в Даити и мне не хотелось бы упустить столь выгодное предложение. Но я постараюсь закончить дела как можно быстрее, чтобы опять иметь удовольствие посетить вашу милость, — Авенадор поклонился, насколько это позволял ему выступающий животик.
Длинный ярко-красный кафтан облегал его толстое тело. Богатое золотое и серебряное шитье сверкало в потоках света, так же как и его лысая голова. Его руки Погрузились в длинную, аккуратно завитую бороду. Пальцы, унизанные перстнями, то здесь, то там выныривали из нее, как маленькие золотые рыбки.
— Мне бы не хотелось, чтобы обещанное стихотворение появилось на свет, — Сунт-Аграм злобно взглянул на поэта.
— О, господин, могу вам поклясться,
…Что ваше слово — для меня приказ, И я скорее замертво паду. Чем вдруг осмелюсь я прогневать вас. Или накличу невзначай беду…
Поэт склонился до самой земли, и кружева на ею рукавах коснулись пола. Он поклонился Сунт-Аграму так глубоко, что его меч чуть не выпал из ножен.
Авенадору это показалось смешным, но из-за не слишком радужного настроения хозяина дома он не позволил себе рассмеяться. Зато Тевонидис себя подобными мелочами не стеснял.
— Мой милый стихоплет, — заметил барон, — было бы неплохо, если бы ты, идя в гости, по крайней мере, оставлял дома свой родовой меч. Ты бываешь опасным… — ухмыльнулся он, — но только сам для себя, — добавил тут же.
Барон знал, что его искусство владения мечом гораздо выше, чем у поэта и, следовательно, дуэль ему но грозит. Однако он недооценил возможности Токана. Не прошло и недели, как по городу распространилась насмешливая песенка о лучшем фехтовальщике королевства, который предпочитает зарабатывать на жизнь заключением пари и кражами, а не фехтованием и военным искусством.
Гости покинули Сунт-Аграма, который все еще сидел за столом, опираясь подбородком на сложенные руки. Он смотрел на Конана, который лежал на призме, заменявшей ему в камере стол, и спокойно спал.