«А раз так, то это, стало быть, тот самый князь Владимир. Киевский…».
Игнациус осторожно перевёл взгляд на князя, понимая, как сказочно ему повезло. Попробуй он проникнуть своей магией туда, где уже был Белоян, тот наверняка почуял бы, а тут, когда он пришёл туда, где уже была магия Игнациуса он мог и не заметить его, и дать возможность посмотреть на себя…
Князь ногой повернул труп самого старого песиголовца.
— Откуда они тут взялись? Никогда они в засадах не прятались…
Седоусый здоровяк ловко соскочил с лошади, словно невзначай отодвинул князя наклонился, проверяя на самом ли деле песиголовец мёртв. Удостоверившись, ответил.
— Нанял кто-нибудь…
— Хороший ответ — «Кто-нибудь»… От тебя, Претичь, я другого и не ждал… — Повернув голову посмотрел на медведя… — А ты что скажешь, волхв?.
…Белоян стоял, пытаясь разобраться в своих чувствах. Что-то странное было тут. Он ещё раз обежал полянку глазами. Нет, не трупы… Что-то другое. Чужое колдовство? Нет… Словно чей-то оценивающий взгляд… Живые? Так и не ответив на вопрос князя, он обошёл его, и приблизился к лежащим один на другом трупам. Те, кто лежал перед ним, были мертвее мёртвого… Мешок? Да есть там что-то, но и это не то…
Белоян стоял неподвижно, потом осторожно повернул голову. Ощущение, что кто-то смотрел в спину, не проходило.
Кто-то тут был ещё… Кто-то чужой и любопытный…
— А с этими что?
Волхв отвлёкся и увидел, как Претичь кивнул в сторону кучи трупов.
— Оставлять нельзя, — сказал князь. — Сложите в телегу. С собой возьмём…
Претичь взмахнул рукой и молодые дружинники — каждый поперёк себя шире — позвякивая железом начали накладывать тела в телегу. Богатырь скорбно покачал головой.
— Скольких добрых людей погубили!
— Не все тут добрые. Это, похоже, разбойники… Жалеть таких…
— Все люди, — возразил Претичь князю. — В каждом капля крови Рода. Молодые все… Им бы жить да жить, девок щупать…
— А они не девок, а мошну у купцов щупают… — сердито отозвался князь, уже понявший с кем имеет дело. — Интереснее им купцов щупать, чем девок… По делам ворам и мука…
Он окинул взглядом тела и с презрением добавил:
— Врут, когда говорят, что смерть всех ровняет. Этих вот с честными селянами и рядом не положу.
— А что так?
— Эти не Руси и не князю служат. Себе… Жадности своей. В конце концов, каждый из них у князя ворует…
— У тебя что ли? — удивился Претичь. — Всё равно у Круторога…
— А какая разница?
Владимир наклонился над телегой, потянул богатыря за рукав, чтоб тот наклонился тоже. Игнациус наклонился вместе с ними.
— Вон, погляди… Каков кожушок на хитнике… Волчевка. И мне такую носить не стыдно было бы…
— А то мало тебе, — подал голос Претичь. — В кладовых не повернуться…
Владимир махнул рукой.
— Да не в том дело. Этот не работает, а одет как я.
— А то ты сам работаешь…
— Я мечом тружусь… Головой своей… А вон на того посмотри! Наверняка селянин, хлебопашец… А что на нём?
Он ткнул пальцем в последнее оставшееся на земле тело. Едва княжеский палец коснулся обрывков одежды, как оно дёрнулось. Князь отпрянул. Претичь шагнул вперёд, загораживая его.
— Этот жив!
Странник поднялся, дико оглядываясь. Наверняка в его глазах ещё мелькали морды песиголовцев и он никак не ждал увидеть тут друзей. Руки его сами собой шарили по изорванной на груди рубахе. Увидев вокруг себя вооружённых людей, странник, едва поднявшись на ноги, снова повалился на траву. Один из дружинников склонился над ним.
— Светлые Боги! Кто ж его так? На нём же живого места нет… Посмотри, волхв…
Белоян вздрогнул.
— Да, — медленно сказал волхв, отвечая на уже забытый всеми княжеский вопрос. — наверняка наняли… Да и хозяин, похоже, где-то недалеко…
Не дожидаясь повеления, Претич подхватил бедолагу и понёс к реке. Заскочив в седло, Владимир наблюдал как тот, зайдя по колено в воду, начал макать счастливчика в воду. Окрашенная то ли закатом, то ли кровью красная вода стекала обратно в реку. Лохмотья облепили тело спасённого, сделав его жалким. Повинуясь княжескому знаку, кто-то из воинов содрал с ближайшего покойника одежду и бросил на берег. Князь повернулся к Белояну.
— А ты что молчишь?
Белоян словно очнулся.
— Я? Нет. Не молчу…
Подняв к небу руки, волхв выкрикнул несколько коротких слов…
…Игнациуса словно отбросило с поляны. Мир завертелся, закружился, встал на дыбы. Совсем рядом что-то треснуло и Игнациус ощутил себя снова в комнате. Шар, словно над ним трудились тысячи пауков, в одно мгновение покрылся сетью трещин, в которых тонуло, пропадало изображение поляны и людей на ней. Вызовом его могуществу из темноты долетели последние слова.
— В рубашке родился…
— Да. А всё равно — если б не князь…
— Род ему рубашку подарил, а князь наш — так целую волчевку. Так кто ж щедрее?
Глава 10
Игнациус приходил в себя тяжело, словно складывался из частей после глубокого похмелья. Одна часть к другой, другая — к третьей…
Мыслями он был ещё там, на поляне, среди запахов травы и коней, но нескладное тело уже неуютно устроилось на лавке. Болела спина, жгло лицо. Перед глазами всё искрилось, словно он стоял в шаге от освещённого полуденным солнцем фонтана, но кожа почему-то не ощущала прохлады. Брызги были колючими и кололи кожу. Он откинулся назад, и только когда голова ударилась обо что-то твёрдое, понял, что сидит, а не стоит.
Прямо перед собой он увидел горку блестящей крошки. Она походила на горсть соли — крупной, шершавой и сверкающей как свежий снег. Маг готов был по-детски лизнуть её, но в голове тяжело заворочалась мысль, что не может быть тут соли — неоткуда ей тут взяться.
«Тут? — подумал он — А где это тут?»
Лицо продолжало гореть и оттуда на столешницу падали и падали крупинки. Игнациус провёл ладонью по лбу. Кровь. Голова от этого движения стала работать яснее. Сразу за кучей непонятно чего стоял знакомый рыбий хвост. Подставка. Маг выругался. Злость сразу вернула его в реальный мир, заставив вспомнить и где он, и что с ним произошло…
Проклятый волхв! Он лишил его Шара!
Маг ткнул пальцем в кучу стеклянной крошки, вытащил оттуда крупинку покрупнее, покатал её между пальцами. В пальце кольнуло и крошка рассыпалась в мелкую пыль.
Однако, какая сила!
Сам он такого сделать не мог, да и не слышал никогда, чтоб это мог сделать кто-то другой, а вот Белоян…
Да-а-а-а-а-а. Одно это знание стоило всех нынешних неприятностей, а к тому же он сейчас обладал не только им. Не вставая с лавки, он толкнул створку окна.
Ночь. Луна заливала светом город дикарей и небо, скрывая звёзды.
— Река, — сказал сам себе Игнациус. — Река и дорога… И не так уж и далеко…
Он взвесил свои силы и честно признался себе. — Найду конечно…
Сняв с шеи мешочек, он растянул завязки и с наслаждением вдохнул резкий запах. Губы сами собой улыбнулись. Ничего, что он сейчас слаб. Сейчас слаб — завтра силён… Ничего. Его сила всегда с ним… Поковырявшись в глубине мешочка двумя пальцами он достал корешок и сунул его за щеку. Горечь принесла силу, и избавление от боли. В голове словно ветер пронёсся, выдувая оттуда сумерки и впуская лунную ночь.
Он рассмеялся и рукавом смахнул на пол осколки стекла.
Теперь здесь его ничего не задерживало. Конечно он не узнал главного — где колдун, но половину главного всё-таки разузнал. А значит узнает и всё остальное. Рано или поздно Митридан появится рядом с мешком со колдовскими вещами. В этом он был уверен.
Покидав вещи в мешок и прихватив ковёр, он выбрался на крышу.
Серебристый свет, где-то далеко ласкавший крыши Вечного города проливался на деревянные крыши, истоптанные дождями и иссечённые снегом. Мелкие деревянные плашки под этим светом казались чешуёй огромной рыбы, а Луна — огромным рыбьим глазом с безразличием взирающий на суетный мир людей.
— Да, — прошептал маг. — Придётся посуетиться…
Когда-то (сколько же лет назад?) в детстве он любил ловить рыб. Толстых, глупых рыб, которые любили толстых глупых червяков. Ни те ни другие не знали, что в мире, где жили они, именно он был главным. Он распоряжался их жизнью и смертью. Теперь предстояла ещё одна рыбная ловля, в которой роль червяка и рыбы досталась этому незнакомцу и Митридану. А дальше всё должно было пойти так же гладко, как проходило в детстве.
У него уже был план — догнать безвестного путника и вместе с ним дождаться Митридана. Но ожидание это начнётся не сейчас, а только тогда, когда он выберется из этого города. Это тоже могло оказаться непростой задачей. Не откладывая возможных неприятностей, он расстелил ковёр, уселся на нём, зажав мешок между ног, и произнёс заклинание…
…Что происходило совсем рядом. Близко — близко.
Хайкин вздёрнул голову, отвёл взгляд, но Круторог ударил кулаком по столу, возвращая его внимание к себе.
— Как это не сгорел? А черепки?
— Черепки — не черепа…Да и не кости…
Волхв попытался отстраниться от этого мира, увидеть то, что происходит совсем рядом, в мире, где Слово и Сила переплелись между собой, но Крутого в сердцах швырнул в стену кубок и стало вовсе уж не до этого.
— Где же он тогда?
— Змею на груди ты пригрел, князь… Гада. Умного гада…
Хайкин говорил спокойно, стараясь, всё же, сквозь княжеское недовольство, мысленно нащупать то, что в это мгновение творилось где-то по соседству. Глаза бы прикрыть, прислушаться, да куда уж тут…
— Ты не жмурься, не жмурься… В кота со мной не играй…
Волхв открыл глаза. Перед лицом висел княжеский кулак, а из него торчало чёрное перо.
— Гад, говоришь? А что ж ты его не одолел? Что ж ты только перья по карманам и можешь совать?
Увидев перо, Хайкин, словно и не с князем говорил, вдруг отшатнулся в сторону и ладонью по княжескому кулаку саданул. Князь, ещё не понявший что случилось, охнул, разжал пальцы и перо, выскользнуло из них, упало на стол. Зашипев что-то по сарацински, волхв проворно взмахнул рукой, словно муху ловил, но не вышло у него. Неожиданно тяжело, словно превратилось в железо, перо шлёпнулось на стол и раскололось на несколько частей. Хайкин, уже понимая что сейчас произойдёт, дёрнулся назад, а вот князь, словно бес какой в спину толкал, наоборот — наклонился над ним.