— К оружию! — скомандовал Мусил. — Стража к левому борту!
Железный лязг за спиной показался Гавриле совсем не страшным. Он и с места не сдвинулся, потому как и так уже стоя возле борта, глядя как лодки с пёстро одетыми скоморохами подгребают к каравану.
— Карас, что там? — спросил Марк, не отрывая взгляда от лодок. — Что-то есть?
— Есть, — сквозь зубы ответил маг. — Только не могу понять что…
Он так и не понял. Над Гавриловым ухом вжикнуло, пахнуло ветром. Он повернул голову и увидел, как колдун валится на палубу со стрелой в груди. Несколько мгновений Гаврила таращился на него, совмещая в голове эту стрелу с посеребрёнными перьями и скоморохов в лодках.
— А-а-а-а-а-а! — заорал кто-то над ухом, а потом что-то охватило Гаврилу за плечи, потащило назад и опрокинуло за борт. Он плюхнулся в воду спиной. Только тут страх метнулся в нём, словно рыба из глубины рванулась на поверхность, но сам-то он не был рыбой и вместо того, чтоб подняться, вместе со страхом пошёл ко дну.
Груз доспеха тянул вниз и, устрашась утопления, Масленников неуклюже замахал стянутыми в локтях руками. Прозрачная только что вода на глазах зазеленела, наполнилась глубиной. Он закричал. Крик, став пузырьками воздуха, рванулся вверх, вызывая мгновенную зависть и новый страх. Вокруг сгустилась зелёная муть, и только вверху спасительно блестело голубое небо.
К счастью сила, что сбросила его в воду, никуда не пропала. Гаврилу дёрнуло вверх и он не по своей воле, но с большой радостью начал всплывать к свету и воздуху. Выпрыгнув из воды, заорал, давая волю страху, но видимо тому, кто всё это устроил, сейчас было не до него. Помощь не пришла. Река, как текла, так и продолжала бежать, увлекая за собой корабли.
Гаврила сбросил с лица мокрые волосы, посмотрел вниз. Так и есть. Никаких таинственных сил. Верёвка.
Корабль шёл вперёд и привязанный к нему верёвкой Гаврила тащился следом. Вода вытекла из ушей, и сразу стали слышны крики и звон железа. Масленников попробовал повернуться, посмотреть, но не вышло ничего. Он ворочался, пытаясь увидеть, что же случилось с кораблями и не утонуть при этом. Потом звуки стихли. Верёвка дёрнулась, и Гаврила почувствовал, что его потянуло назад.
«Всё кончилось» — подумал он. Страха не было. У него хватило ума понять, что он и за борт-то попал только потому, что кто-то могущественный пожелал его оградить от случайностей скоротечной схватки. В памяти всплыли приключения в лесу, зайцы и разбойники, и он со спокойной душой отдался в руки Судьбе.
На палубу его подняли двое здоровенных скоморохов с накрашенными рожами. Рядом с бортом лежало несколько тел, но особенного смертоубийства не наблюдалось. Лежал колдун со своей стрелой в груди, лежали несколько стражников, но все остальные, живые и здоровые, сбились на корме. Между тюков с товаром бродили люди со скоморошьими мордами, только вместо дудок у них в руках были большие ножи. Это были хозяева. Новые хозяева. Старый хозяин — Марк — стоял рядом с Гаврилой и озирался вокруг, словно ждал помощи. Один из скоморохов, в ещё не снятой овечьей морде подошёл к мёртвому колдуну. Присев, коснулся стрелы, что всё ещё торчала из груди.
На Гавриловых глазах древко изогнулась, покрылось чешуёй, и превратилась в змею. Колдун (конечно колдун!) ухватил её за хвост и отбросил в сторону.
— Как его звали? — спросил он, трогая тело ногой.
— Карас, — сквозь зубы ответил Марк.
— Имя редкое, а какой конец обыкновенный! — покачав головой сказал новый колдун. Подхватив мёртвого, он одним умелым движением, словно всю жизнь только этим и занимался, перекинул его через борт. Там плеснуло, и колдун-неудачник пошёл на корм рыбам.
— Был Карас, стал карась, — пошутил новый колдун, в упор глядя на мрачного Марка. Тот в ответ даже не улыбнулся. — А тебя как зовут? Не Карпом?
— Марком, — быстро отозвался купец. — Марком меня зовут… Кого хочешь, спроси.
— Ну, твоё счастье…
Колдун отвернулся от него к Гавриле. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Колдун видел мокрого Масленникова, а Гаврила — овечью морду. Глаза там, правда, внутри, были совсем не овечьи, человеческие, живые.
— Ну, — сказал незваный гость. Гаврила молчал, не зная, что тут отвечать. Тогда колдун сделал жест — коснулся лба, мол, что ж это я — и сдёрнул маску с лица. Гаврила охнул и заорал, не помня себя от радости.
— Митридан! Здравствуй, господин благородный колдун! Здравствуй, родной ты мой!
Всем телом он дёрнулся к нему, но скоморохи, что стояли позади, остановили этот порыв. Митридан в ответ улыбнулся. Простого кивка хватило, чтоб чужие руки, завернувшие Гавриловы локти за спину ослабли, и он получил немного свободы.
— Ну, как добрался? — спросил Митридан. — Еле тебя нашёл…
— А я уж плохое про тебя думать начал, — растрогано признался Гаврила. — Думал, что бросил ты меня…
— Я? — удивился колдун. — Я бросил? Да это ты сам потерялся.
Он оглянулся на разбойников потрошивших тюки.
— Вот даже пришлось добрых людей просить, чтоб помогли. Мешок-то где? Не потерял?
— На месте мешок! Пойдём покажу… А Гольш…
— Где?
— Там, — Гаврила небрежно махнул рукой куда-то назад. — Гольш мне про тень…
— Пойдём, покажешь.
Локти вовсе отпустили, и Митридан потянул его на корму. Крепкий чернобородый мужик, по-хозяйски трогавший тюки заступил им дорогу.
— Всё, как и договорились?
Митридан кивнул нетерпеливо.
— Да. И товар и люди.
— А корабль?
— Нужен?
Чернобородый пожал плечами. Видно было, что мнётся в нерешительности. Жадность пересилила.
— Не откажусь.
— Тогда и его бери.
Разбойник отступил, счастливо улыбаясь. Гаврила мельком глянул на того, ловя выражение счастья на заросшем бородой лице, сам улыбнулся и подумал, что всё это мелочь, а вот самое настоящее счастье на этом корабле только у него одного.
— Ну, показывай…
Полный радости и предвкушения удачи Гаврила полез под лавку, под которой спрятал Митридановский мешок. Торопясь объяснить вновь обретённому другу как он попал сюда и полный уверенности в будущем он торопливо рассказывал о песиголовцах, о князе Владимире, об Игнациусе и печально закончившейся для того схватке с Киевским лихими людьми. Митридан слушал молча и только об Игнациусе переспросил.
— Пропал?
— Весь, — ответил из-под лавки Гаврила. — Дочиста!
— Если бы… — колдун досадливо крутанул головой. — Чего ты там возишься?
Гаврила червём выполз из-под лавки и мешок вытащил.
— Вот!
Митридан подхватил заветную ношу, взвесил в руках.
— Не открывал я, — сказал Гаврила счастливым голосом. — Всё на месте.
— Да вижу, что не открывал. Раз живой, то и не открывал. Колдуны от чужих глаз свои тайны беречь умеют.
Он потянулся развязывать горловину и, наткнувшись на Игнациусову верёвку, быстро отдёрнул руки.
— Та-а-а-ак, а это что?
— Это Игнациус привязал. Если б не она, то кто знает… В Киеве-то…
— Да знаю я всё про Киев… Развяжи.
Верёвку Гаврила смотал и бросил рядом.
Сдёрнув завязку с горловины, колдун сунул внутрь руку. Лёгкая озабоченность, что мелькала на лице, растворялась улыбкой, по мере того как Митридан шуровал в темноте мешка. Там что-то звенело, сыпалось, как горох. Гаврила молчал, ожидая благодарности. Дождался.
— Молодец, Гаврила!
Колдун и впрямь был доволен.
— Теперь амулет давай. Раз мы вместе, то он тебе уже без надобности.
Гаврилова голова упала на грудь.
— Ну, давай.
Масленников тяжело вздохнул и полез за пазуху — верёвочка от талисмана всё ещё была на нём. Стащив через голову, он протянул шнурок колдуну.
— Вот. Что осталось…
Несколько мгновений колдун смотрел то на раскачивающуюся на пальце верёвочку, то на стоявшего с опущенной долу головой Гаврилу.
— Что это? — севшим голосом спросил он.
— То, что осталось…
— Что осталось?
Он спросил это, хотя и так всё понял. Лицо колдуна желтело, словно накопленная за годы жизни желчь разлилась под кожей. По Гавриловой спине пробежал озноб.
— Разбился. Когда разбойники в Киеве…
Глаза у колдуна превратились в щёлки. Наверное, Гаврила тоже лицом изменился, потому как, колдун вдруг перестал щуриться и кивнул кому-то за спину. На Масленникова обрушился поток воды, и он от неожиданности сел на палубу.
— Потерял? — спросил Митридан, загоняя своё раздражение в печёнку. — Потерял? А? Где?
Стыдно было Гавриле, но что делать?
— Разбил, — сокрушено признался он и, вспомнив боль, потряс рукой. — Руку себе обжёг.
Митридан замер, словно охваченный холодом, а потом тихонько то ли взвыл, то ли застонал… Какое-то время от тупо смотрел сквозь Гаврилу, потом приказал.
— Руки покажи. Ладони.
Гаврила, почувствовав, что самое страшное миновало, вытянул руки. Наверное, колдун хотел сказать что-то, но не сказал. Он только вздохнул и, вытянув губы трубочкой, выпустил раздражение вместе с воздухом.
— Да, Гаврила Масленников, — помолчав, сказал он, наконец. — Огорчил ты меня. Обидел, как Бог черепаху не обижал…
Гаврила молчал. Нечего было на это возразить.
Молчание, однако, затягивалось и Гаврила, забеспокоившись, выдавил из себя.
— Зато мешок целый…
Митридан уже смирившись с потерей, взял Гаврилову руку и стал внимательно рассматривать.
— Счастье, оказывается не только умным, но и дуракам… — со вздохом сказал он. — Больно хоть было?
— Терпимо, — соврал Гаврила, вспомнив, как макал руку в пиво. — Однако, хорошего мало…
— Дурень, ты, — нехотя улыбнулся Митридан. — Ничего ты не понимаешь. Хорошего-то не мало. Его совсем нет.
Обида вспыхнула в Гавриле. Слова колуна делали муки его по дороге от дома до Киева и от Киева до Экзампая ничтожными и ненужными. Он поднял голову, расправил плечи и с достоинством отозвался:
— Может я и впрямь дурень, а и дурню тень положена. Когда пойдём мою тень добывать? Мне Гольш всё объяснил…