— О чём это они? — он толкнул локтем соседа.
— А дураки наверное, — ответил тот с таким видом, что ясно стало, что сам-то он отнюдь не дурак и пришёл сюда не разговоры разговаривать. — Пили, пили, а тут вдруг ни с того ни сего…
Он покрутил головой, отхлебнул из кружки.
«Значит всё-таки ловушка…» — подумал маг, потеряв интерес к соседу — «Чья? Митриданова? Или тех, кто его в кувшин загнал?… Похоже, что всё-таки Митриданова… Больше не кому…» Он понимал, что тому волхву или колдуну, что сумел упрятать его в горшок, не было никакого резона снова заманивать его куда-то. Если б его хотели вывести из игры, достаточно было просто убрать горшок в спокойное место и забыть лет на двести…
Он поморщился, представив себе бездну времени — двести лет.
Так что это, скорее всего, был знакомый враг.
Хотя в этой ситуации, ошибался он или нет в своих предположениях, роли не играло.
Кто бы не скрывался за этой подставой — Митридан, или даже тот, кто сумел его заключить в кувшин, всё равно к разговору стоило прислушаться. Если враги хотели запутать его, направить по ложному пути, то не стоило им и затевать всё это — без этого разговора он и так пошёл бы, куда глаза глядят и ходил бы до тех пор, пока его магическая сила не восстановится полностью, чтоб самому найти пропажу.
Так что, либо это Его Величество Случай, или чья-то подсказка… Время покажет чья…
Теперь он точно знал, что зашёл сюда не зря.
Не раздумывая более, он подсел к спорщикам. Они всё ещё таращились друг на друга выпученными глазами.
— Бывает!
Оба посмотрели на него с удивлением.
— Бывает! — повторил маг. — Я его тоже видел. Человек без тени! Он вообще мой друг!
Не стесняясь, ухватил чужую кружку и отхлебнул. Хоть какая-то польза от лжецов. Купцы таращились на него, словно не могли сообразить чудится он им или, в самом деле, сидит и нагличает.
— Потерял я его, своего друга, Гаврилу Масленникова!
Один из них, рыжий, прямо ожил на глазах.
— Точно! Гаврилой его зовут! Гаврилой Масленниковым!
— А не подскажешь ли, почтенный где мне искать-то его?
Рыжий потрепал Митридана по плечу.
— Подскажу. Конечно же подскажу! Он в караване купца Марка.
Митридан дёрнул щекой, вспомнив раскрошенный Белояновой силой Шар. Как бы он сейчас пригодился! Только что уж тут…
— Ну, тогда уж подскажи, где этого Марка искать…
— А, это совсем просто… Он рекой в Херсес поплыл. Там его и ищи…
…Несколько мгновений Хайкин наблюдал, как спина чужака удаляется, а потом отпустил сознание купца, позволив тому быть самим собой. Уже через воду он увидел, как незнакомец поворачивает к пристани.
— Та-а-а-ак, — протянул Белоян удовлетворённо. — С этим всё ясно.
— Пойдёт? — с сомнением переспросил Хайкин. Ничего ему не было понятно, но переспрашивать не хотел. Всё одно Белоян ничего прямо не скажет. Опять начнёт воду мутить.
— Пойдёт, — подтвердил киевлянин. — Побежит… А что у нас с Гаврилой твоим?
Глава 27
Прямо перед глазами лежала бесконечная полоса песка, сливавшаяся на виднокрае с ослепительно голубым небом. Сил подняться ещё не было, и он только слегка повернул голову. Песок убегал вперёд волнами, словно это вода каким-то чудом или чьим-то колдовством превратилась в сухую шершавую поверхность, на которой то там, то сям лежали ленты морской травы.
После того, что он испытал в море, вид песка радовал сердце, словно старый знакомый. Моря на сегодня ему уже хватило, однако не смотря на всё, что выпало на его долю, оно ещё не отпустило его.
Волны лениво, без прежнего штормового ожесточения, набегали на ноги, и откатывались назад. Сколько-то Гаврила терпел это, набираясь сил, и когда море в очередной раз шлёпнуло его по голым пяткам он, с натугой закашлявшись, перевернулся на спину.
Проведя ладонью по мокрому песку, нащупал под собой доску, за которую держался всё это время, и погладил ласково, словно любимую собаку. В ушах продолжала шуметь вода. Он осторожно тряхнул головой. На голую грудь посыпались песчинки, полетели брызги.
Действительно берег.
Масленников встал на корточки, потом поднялся и, согнувшись, охнул от боли.
Спасение далось не дёшево. Кроме доски и порток на ногах ничего рядом не было, только пока это Гаврилу никак не огорчало. Сжав белые, словно тестяные пальцы в кулак, Гаврила погрозил морю и тем, кто пытался его в нём утопить. Хрен им! Хрен им всем!! Хоть без сапог и волчевки, зато в портках и живой…
Покряхтывая от боли, он пошёл вдоль воды к камням, что лежали впереди, обозначая начало каменой гряды, поднимавшейся прямо из воды. Босые ноги проваливались в сырой песок, и вода тут же смывала его следы.
Перед камнями море вскипало брызгами.
«Повезло мне», — подумал Гаврила. Волна на его глазах ударила в камень и разлетелась на капли. «Вот бы я туда головой…». Он медленно повернулся, осматривая берег.
Один.
Отгоняя мысль об одиночестве заныло брюхо, напоминая, что ни сегодня, ни вчера не получило от Гаврилы ни куска и ни глотка.
«Один, но живой!» — весело подумал Гаврила о ненасытном брюхе. — «Это покойнику жрать не хочется, а я-то живой!»
Он наклонился. В прозрачной воде, прямо под ногами, промелькнуло несколько рыбёшек, но он даже не попытался поймать их, понимая, что не стоит и пробовать. Травки какой-нибудь, разве пожевать… Вот уж чего-чего, а этого в море хватало. Камни рядом с ним со всех сторон облепило тёмно-зелёным мхом. Гаврила сел на корточки отщипнул кусочек, сунул в рот.
Горечь и соль. Пришлось выплюнуть.
Он сделал несколько шагов вглубь и заметил, что совсем недалеко от берега плавает комок не тёмно-зелёных, а серо-чёрных водорослей. Голод и надежда заставили его сделать шаг в глубину и ухватиться за него.
Везение не кончилось!
Гаврила достал находку из воды и встряхнул, убеждаясь, что не ошибся.
К нему вернулась его волчевка. Хоть растрёпанная и мокрая, зато чистая и пахнущая морем. Княжий подарок остался единственной вещью, которая связывала его с прошлым, с Родиной…
Он прижал её к лицу и заплакал.
Соль слёз человека смешалась с солью моря.
Несколько мгновений он стоял в воде, потом вышел.
Горло саднило от соли, но смочить его было нечем. Море не могло дать ему ни воды, ни еды и искать там спасения смысла не было. Он обернулся к берегу.
До виднокрая тянулась рыжая песчаная равнина, на которой не росло ничего, кроме такой же рыжей, высушенной солнцем травы. Там не было ни кустов, ни деревьев и Гаврила понял, что вряд ли сможет отыскать там то, что сейчас нуждался более всего — воду.
Руки сами собой опустились.
«Стоило ли спасться из моря, чтоб умереть на берегу?»
Он тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.
«Стоило! Спасаться стоило в любом случае!»
Слезами горю не поможешь и Судьбу не разжалобишь. Если на берегу не оказалось воды, то, возможно, она была где-то там, за виднокраем. Нужно было только подняться повыше и увидеть её.
Скала поднималась в небо до высоты птичьего полёта. Над её вершиной кружил с десяток чёрных птиц.
У Гаврилы закружилась голова, он вздохнул, вспомнив Гольша. Страх высоты оставался его страхом. Препятствием, которое нужно было преодолеть, а сейчас самый подходящий момент для этого.
Скала походила на лезвие топора, небрежно брошенное каким-то Богом на берегу. Обушок источился временем, водой и ветрами, а вот само лезвие осталось, превратившись в камень.
Гаврила сбросил мокрую волчевку на нагретый солнцем валун и стараясь не смотреть вниз, начал подниматься, стараясь не думать о том, что с каждым его движением земля удаляется всё дальше и дальше.
Вода, время и ветер хорошо поработали над камнем, оставив после себя щели и выступы.
Пальцы находили трещины и выбоины, и скала медленно уползала мимо щеки вниз. Уверенности добавлял и ветер с моря, что порывами толкал в спину, прижимая к накалившимся за день камням. Масленников сумел улыбнуться. Дело двигалось… Чтоб подбодрить себя, Гаврила остановившись на мгновение, посмотрел вниз.
Лучше бы он этого не делал.
Море далеко внизу пенилось маленькими волнами и, вспомнив, какие они на самом деле громадные эти водяные валы. Масленников застыл. Страх впился в него как клещ, заставив вцепиться скрюченными пальцами в скалу.
По спине поползли крупные как жуки капли пота.
«Светлые Боги!» — подумал он, ожидая пришествия ставшего уже знакомым Чёрного ужаса. — «Сейчас…» Ему не нужно даже было гадать, что случится, если страх поймает его в этом месте, и чем обернётся его неуклюжесть… Понимание этого только добавило ужаса.
Зубы впились в губу, наполнив рот солёным вкусом крови, но ветер, мягко толкавший его в спину, вдруг изменил направление и ударил сбоку. Гаврила вскрикнул и, ловя мгновение, побежал по скале, словно муравей, обгоняя собственный запах. Неведомая сила несла его вверх, заставляя непонятно каким чувством выбирать путь от смерти, а не навстречу ей.
Остановился он, только почувствовав, что выше бежать некуда. Стена кончилась.
На самом верху оказалась плоская площадка. Едва руки ухватились за край, с неё поднялся десяток птиц, и с криком закружились над головой. В двух шагах от него чёрным пятном на пятнистом серо-зелёном граните растеклась расселина. Над головой орали птицы, далеко под ногами шумело море, но наученный горьким опытом Гаврила не стал смотреть вниз. Он перевалился через край и застыл, захлебнувшись морским ветром.
Как из пустыни тянуло нестерпимым жаром, так из расселины тянуло прохладой. Гаврила подполз поближе. Холодный влажный воздух напоминанием о нижнем мире скользнул по щекам.
— Вода, — прохрипел Гаврила.
Прохлада манила его, и он наклонился над бездной. Где-то внизу масляно переливалась спокойная гладь. Более заманчиво не смогло бы блестеть и золото…
Словно заворожённый Гаврила опустил в расселину ноги и засмотрелся на далёкую воду. Теперь она блестела, словно ночное небо. Вода тянула к себе, обещая прохладу и смерть жажды.