— Отпускай, — обреченно сказала Клавдия.
— Проблема решена? — спросил я, услышав свой голос, как сквозь подушку.
— Нет…
— Значит, продолжай.
— Костя, ты очень выносливый! Если я продолжу, ты можешь не лишиться сознания, а умереть.
— Тогда сама отпускай мальчишку. Тебе умереть я тоже не позволю.
Клавдия издала мученический стон. И тут сверху на мои ладони легли чужие. Рядом со мной встала Кристина.
Судя по тому, как широко раскрылись её глаза, энергетическим донорством занималась нечасто. Задрожала, чуть слышно пискнула, но быстро взяла себя в руки — сдвинула брови, стиснула зубы.
Секунды сменяли друг друга — медленно, мучительно. У меня темнело в глазах, но я отгонял дурноту усилием воли. Как будто воля и вправду могла бороться с энергетическим истощением.
И вдруг послышался слабый стон. Почти сразу исходящий поток оборвался. Клавдия качнулась назад, я подхватил её — она уже была без сознания.
Астральная проекция над телом великого князя исчезла. Зато сам он открыл глаза и посмотрел в нашу сторону. Мутный поначалу взгляд прояснился.
— Опять? — шепнули тонкие губы Бориса. — Опять… вернули? А ведь я был так близок. Там было так… спокойно.
Глаза закрылись, и Борис замолчал. Однако теперь он просто спал. Пусть тяжёлым и болезненным, но — сном. Я откуда-то знал, что жизни его больше ничто не угрожает. Пока.
Я огляделся, увидел кресло у стены. Отнёс туда Клавдию. Кристина осталась на месте, присела на край кровати великого князя — явно не соображая, что делает. Впрочем, обстановка здесь уже была — неформальнее некуда, так что вряд ли ей прикажут отрубить голову за такую вольность.
Усадив Клавдию в кресло, я пощупал ей пульс, проверил дыхание. Жива… Ей бы ещё от кого-нибудь взять энергии для восстановления. Но, к сожалению — точно не от меня. Я ощущал себя выжатым лимоном, по которому проехал танк.
— Он жив? Жив?..
Я, присев на подлокотник кресла, повернул голову. Император поднялся с пола. Ухватившись за спинку кровати, встал. Он переводил взгляд с лица сына на лицо Кристины. Возможно, принял её за Клавдию — скорее всего, в голове у него сейчас стоял такой туман, какого и в Изнанке не увидишь.
Кристина только и нашла сил, что кивнуть. Император с тяжёлым вздохом облегчения провёл ладонью по голове Бориса.
Трое людей в халатах тоже начали приходить в себя. Шевельнулась в кресле и Клавдия.
— Костя… — прошептала она. — Как ты здесь очутился?
— Даже не знаю, стоит ли рассказывать, — честно признался я.
Мне требовалось время на размышления. И требовалось понять, что реально произошло в Академии, пока я прохлаждался в Изнанке. Куда делась Луиза, и всё такое прочее.
— Я ничего не вижу, — пробормотал мужчина в халате — тот, что находился ближе всех к императору, стоя на коленях.
Он то закрывал лицо ладонями, то отнимал их, крутя головой. Рядом с мужчиной на полу лежало золотое пенсне — должно быть, слетело, когда падал. Лица мужчины я не видел — он оказался спиной ко мне.
Клавдия попыталась встать навстречу мужчине. Я положил руку ей на плечо и толкнул обратно в кресло. Она не нашла сил сопротивляться.
— Простите меня, господин Юнг, — пробормотала Клавдия слабым голосом. — Я пока недостаточно искусна, забрала у вас слишком много… И у вас, и у других… Зрение должно восстановиться.
Господин Юнг с силой потёр ладонями лицо — так, будто надеялся стереть с него что-то, мешающее видеть. Однако быстро взял себя в руки. Повернулся на голос Клавдии, постарался ей улыбнуться. Теперь я его разглядел. Подумал, что даже не зная о профессии, догадался бы, что передо мной врач. Было в его широком добродушном лице что-то обнадеживающее.
— Вы у меня ничего не забирали, милая, — мягко сказал господин Юнг. — Когда я понял, что нахожусь на пределе, я отдал вам остатки энергии сам. Так же, как вслед за мной отдали свою энергию другие. Вам совершенно не в чем себя винить. Я понимал, на что иду, и чем мне это грозит.
Клавдия прищурилась — как будто у неё тоже начались проблемы со зрением.
— Ох… Простите, — вновь извинилась она. — Конечно, господин Юнг. У меня так всё смешалось… Право же, я сама не своя.
Двум другим людям в халатах — вероятно, тоже целителям — повезло больше, чем Юнгу. Один их них помог подняться врачу, другой подошёл к Императору. Последний выглядел абсолютно убитым. И вряд ли дело было лишь в одном истощении. Он, сидящий на кровати рядом с сыном — которого только что буквально вытащили с того света, — понимал, что это не конец. Что приступы будут повторяться. И что уже следующий, возможно, станет последним.
У меня детей никогда не было. А если бы были… Меньше всего на свете я хотел бы оказаться на месте императора. Пусть даже он управлял самой могущественной на Земле державой.
Императорский дворец был до такой степени огромным, что в нём запросто можно было бы гулять хоть неделю. Впрочем, таких привилегий нам пока никто предоставлять не спешил. Нас всего лишь провела в свои покои мать Кристины — появившаяся на пороге комнаты, где лежал Борис, буквально через минуту после того, как император и целители начали приходить в себя.
Нас — это меня, Кристину и Клавдию. Последняя была так вымотана, что я нёс её на руках. В другой ситуации император наверняка позвал бы прислугу, приказал бы позаботиться о Клавдии и о нас — но сейчас ему было явно не до того. Он так и сидел у постели Бориса.
В покои госпожи Алмазовой подали чай, кофе, бутерброды, какую-то выпечку. Над Клавдией захлопотали горничные.
— Поешьте, — усталым голосом сказала Мария Петровна нам с Кристиной. — И выпейте вот этот отвар, — она придвинула нам пузатые керамические чашки. — Я представляю, что вы сейчас чувствуете. Вам необходимо восстановиться.
Кристина взяла чашку. Без всякого аппетита на неё посмотрела и перевела взгляд на мать.
— Мама. Ты тоже отдавала цесаревичу энергию?
— Случалось, — кивнула Мария Петровна. — Приступы великого князя всегда неожиданны. И тот, кто оказывается рядом, делает всё, что от него зависит. Сегодня меня рядом не случилось.
В словах женщины мне послышалось смущение — как будто она, убежденный чёрный маг, оправдывалась перед дочерью за добрые поступки, которые время от времени приходилось совершать.
Кристина, кивнув, отпила из чашки, взяла крошечный бутерброд. Её примеру последовала молчаливая Клавдия. Я тоже не заставил себя упрашивать. Голода пока не ощущалось, но я хорошо знал, что уже через полчаса меня скрутит со страшной силой. А раздобыть еду в академической столовой в неурочное время — та ещё затея.
— Безумный, совершенно безумный день, — вздохнула Мария Петровна. — Одну из фрейлин сегодня арестовали. Вы, полагаю, знаете, кого, — она посмотрела на меня.
— Луизу фон Краузе, — сказал я.
— Верно. Девчонка, похоже, повредилась в уме. Иначе я не знаю, как объяснить её сумасшедший поступок. Покушение на убийство князя Барятинского…
Клавдия вздрогнула и посмотрела на Марию Петровну.
— Прошу прощения? — пролепетала она.
— Не волнуйтесь, ваш драгоценный Константин Александрович сидит рядом с вами, — улыбнулась Мария Петровна. — Всё уже закончилось. Хотя, полагаю, вам придётся рассказать о том, что с вами случилось. Вам обоим. — Она перевела взгляд с меня на Кристину.
— Нас выбросило на Изнанку, — сказала Кристина.
— Да. И, боюсь, об этом уже известно всем, — кивнула Мария Петровна. Улыбка её исчезла, голос похолодел. Теперь с Кристиной разговаривала не мать, а статс-дама императорского двора. — Я была бы чрезвычайно признательна, дорогая, если бы ты объяснила, что заставило тебя в этом участвовать?
В наступившей тишине Кристина не на шутку задумалась. А потом вдруг послышался стук.
Мы все одновременно посмотрели на пол.
— Господи всеблагой, это ещё что? — воскликнула Мария Петровна.
— Подарок. — Кристина, быстро наклонившись, подняла невесть откуда вывалившийся револьвер.
— Подарок? От кого? — Мария Петровна на глазах начала закипать. — Неужели твой сумасшедший отец…
— Это я, — сказал я, пока не прозвучало лишнего. — В смысле, не отец Кристины — я, а револьвер подарил — я.
Мария Петровна и Клавдия посмотрели на меня. Клавдия улыбнулась и опустила голову. Мария Петровна закатила глаза.
— О, Боже. Как же я этого опасалась… Значит, слухи о расторгнутой помолвке с Нарышкиной — правда?
— Помолвке? — удивилась Клавдия. — Чьей помолвке?
Эта невинная душа, похоже, была единственным человеком в Петербурге, не интересующимся светскими сплетнями.
— Не было никакой помолвки, — выпалила Кристина. — Всё это с самого начала — лишь слухи, и ничего более!
Я кивнул. И, хотя ситуация и так была предельно неудобной, мне в голову влезла ещё одна неудобная мысль.
Что там насчёт родовой магии Нарышкиных? Этой вот музыки, которая начинает играть, когда рядом оказывается тот самый, избранный? Тот, который — судьба? Я её, честно говоря, давно не слышал.
Мария Петровна хотела было что-то сказать, но тут в дверь, быстро постучавшись, вбежала какая-то девушка. Сделала книксен и сказала:
— Прошу прощения, ваша светлость! Его сиятельство господина Барятинского срочно требуют к себе его величество.
Я встал, Клавдия тоже попыталась подняться.
— Сидите-сидите, Клавдия Тимофеевна, — строго сказала ей Мария Петровна. — Сегодня я вас точно никуда не отпущу. Вы — моя гостья. По крайней мере, до тех пор, пока не придёте в себя. А чуть позже, полагаю, Их величества также вспомнят о вашей самоотверженности. И как минимум пожелают принести вам благодарность лично.
Я попрощался с Клавдией взглядом и направился к двери. Кристина пошла вслед за мной.
— Дочь, — усталым голосом позвала Мария Петровна. — Тебя не звали.
— А я и не напрашиваюсь на аудиенцию. Я собираюсь вернуться в Академию, — спокойно сказала Кристина. — До свидания, мама.
Я приоткрыл для неё дверь и сам вышел следом — провожаемый тяжёлым взглядом статс-дамы.