— Да ведь невыносимо думать, что собственный отец… — Тут Валя замолчал.
— Что отец-то? — не выдержал я. — Что он, по-твоему, мог с ней сделать?
— Не хочу и говорить об этом, — пробубнил сыщик. — Но, к сожалению, такие случаи известны…
— Какие?! Что какой-то отец сам у себя может украсть ребенка?
— Миша, прости, если развею какие-то твои иллюзии, — тяжело произнес Валя, — но иногда родители убивают своих детей. А потом еще для отвода глаз делают вид, что ищут их. В милицию даже обращаются.
— Зачем же родителям убивать детей? — не понимал я.
— Случайно, нечаянно… Или в процессе… изнасилования… Но нет, я не хочу думать, что с Азией произошло именно это! — вдруг разволновался Валя. — Может, она просто от него сбежала — дочь от отца… То есть он может быть причастен, но даже это еще не говорит о том, что с Азией случилось непоправимое…
Он говорил об этом так, словно был очень неравнодушен к этой девчонке. Я сразу подумал, что вот и я всегда именно с таким чувством говорил о Миле…
Разумеется, Валины подозрения в том, что Рома сам у себя украл дочку, мне показались смехотворными. Но развеивать это заблуждение моего нового друга я не спешил.
Я стал размышлять: если Рому всерьез заподозрят в причастности к исчезновению этой его Азии, то в текущих обстоятельствах это будет для него, пожалуй, тем единственным, что может всерьез его уязвить.
А если именно я поспособствую тому, чтобы Рому признали преступником (похитителем, а то и убийцей собственной дочери), то моя цель наконец будет достигнута. Я смогу считать себя отомщенным.
Трудность в том, что Рому должны заподозрить в этом именно всерьез. Потому что бредни какого-то подпольного советского частного сыщика — это, само собой, совершенно несерьезно.
Вопрос, стало быть, стоит так: как я могу внушить Валины бредни родной нашей милиции?
Если я просто пойду и заявлю об этом, на меня посмотрят как на идиота. Но вот если у меня найдутся хоть какие-то доказательства, то Рому очень даже могут подвергнуть допросам. Воображаю, каково ему будет, если какой-нибудь милицейский майор станет светить ему лампой в морду и настойчиво требовать признания: «Давай, режиссеришка, раскалывайся: куда ты спрятал труп своего дитяти?»
Я вовсе не злорадный по натуре человек, но тут, боюсь, возрадуюсь… После подобного смогу считать себя где-нибудь на четверть отомщенным. Что уже неплохо, если учесть, что до сих пор я ни разу не чувствовал ни малейшего на этот счет удовлетворения — ни на один процент…
Дело за малым: разыскать какое-либо подобие косвенных (о прямых, конечно, не стоит и мечтать) доказательств Роминой вины.
А кто должен заниматься такими розысками? Сыскарь, сыщик. И тут мой друг Валя окажет мне неоценимую помощь.
Правда, он чересчур отвлекается от собственной же линии. Нисколько ее не придерживается. Слишком разбрасывается. Семь пятниц у него на неделе. Сегодня он интересуется Ромой, а завтра, глядишь, уже почему-то его братом. А послезавтра и вовсе — его любовницей…
Я, сколько это было в моих силах, пытался убедить его, что на этих двоих время тратить точно не стоит. При этом очень тонко, неявно подталкивал его к столь полюбившейся мне версии о Роме-насильнике, Роме-убийце, Роме-истязателе собственных дочерей…
Честно говоря, я сам не знал, чего мой сыскарь сможет добиться в этом направлении… Но почему-то искренне верил, что если уж в нем взошли семена такого рода сомнений, то неминуемы и какие-никакие плоды от этих семян…
Скажем, у Ромы найдут коллекцию фотоснимков его дочурки. Вроде бы пустяк, ан кое-какие из этих карточек при определенной предвзятости, возможно, смогут показаться пикантными. И вот вам уже подозрение с довольно-таки большой буквы — целое подозреньище!
А может, и чего хлеще… Отыщет, скажем, Валя, что, помимо Маргаритки, имеется у Ромы и еще одна полюбовница. Несовершеннолетняя, допустим. Намекнет Валя этой несовершеннолетней, с каким чудовищем она связалась, та сама в милицию и побежит… Тут уж пахнет чуть ли не пятьюдесятью процентами удовлетворенной мести.
Что еще Валя мог бы отрыть? Да хоть что-нибудь предосудительное! У такого, как Рома, не может не быть в загашнике каких-либо сомнительных тайничков. Даже если сегодня сей паскудник ведет куда более праведную жизнь, чем в своей отталкивающей юности, то Валя и из его прошлого ту или иную гадость вынет… На него, на Валю, можно положиться.
Словом, вариантов масса. Хоть какой-нибудь, как я свято верил, да воплотится…
И вдруг эта моя вера в один день улетучилась! Валя меня подвел. Я так на него рассчитывал, а он меня подвел…
В тот злополучный день Валя пришел ко мне сам не свой.
— Что стряслось? — спрашиваю.
— Проклятый «Нос»… — шепчет он в ответ.
— Чего? — не понимаю я.
— Он меня с ума просто сводит… — продолжает он бредить наяву.
— Кто именно?
— Да «Нос» же! Фильм Воронова…
И тут я понимаю, что он говорит всего лишь о глупейшей вороновской киномазне.
— Ну «Нос», — пожимаю я плечами. — И что «Нос»? Что это он тебя с ума сводит?
— Это как-то связано, как-то связано… — бормочет Валя. — С похищением Азии…
«Что он — выпил, что ли? — раздраженно думаю я. — Нет, на него это не похоже… Что же с ним стряслось? С ума он, что ли, сошел, как Гоголь?»
Я так и не смог в этом разобраться, а просто отвел Валю к себе в комнату, благо смена как раз заканчивалась.
Дома я положил Валю на раскладушку, и тот сразу заснул.
— Как ты? — спросил я его утром, когда собирался на работу.
Валя открыл глаза, внимательно посмотрел на меня, но ничего не ответил. Только натянул одеяло себе на лицо.
— Ну ладно, — бодрым тоном произнес я. — Лежи пока, я вечером приду.
Однако вечером его у меня уже не было.
С тех пор его не видно целую неделю. Загадочный какой-то случай…
И, главное, непонятно, что мне-то теперь делать?..
8Валерий
— Снова вы? — вздохнула Маргарита. Однако все же впустила к себе Валерия.
Когда Валерий прошел в Маргаритину комнату, он первым делом негромко сказал:
— Спасибо вам. Спасибо, что впустили. Я в тот раз неправильно себя вел.
— Да, — согласилась Маргарита. — Вы были слишком…
— …взволнован, — подсказал Валерий.
— Я бы сказала: возбужден, — поправила Маргарита.
— Пусть так, — кивнул Валерий. — Но сейчас, как видите, я спокоен.
— Да, вижу. Вы можете присесть. — Маргарита показала ему на стул, и сама, подавая пример, села на край кровати.
— Спасибо. Так вот, я хотел вам рассказать об Азии. О том, что она для меня значит.
— Вы ведь ей дядя?
— Да-да, дядя. Родной дядя. Но, знаете, я в какой-то степени считаю, что я ей больше отец, чем Роман.
— Почему же вы так считаете? — приподняла брови Маргарита.
— Видите ли, — поморщился Валерий, — Романа не интересует ничего, кроме его проклятых фильмов.
— Пожалуй, с вами даже можно согласиться, — задумчиво произнесла Маргарита.
— Еще бы! — оживился Валерий. — Это ведь не человек, а какой-то автомат! Я вообще не понимаю, зачем ему жена и дочка…
— А у вас? — вдруг спросила Маргарита. — У вас есть жена и дети?
Валерий сконфузился и даже немного покраснел.
— Нет, — произнес он без охоты. — К сожалению. Просто не могу до сих пор найти подходящую… мать моих будущих детей, — еле слышно закончил он.
— Ну а я бы подошла? — хохотнула Маргарита.
Валерий смутился еще больше:
— Вы? Вы это серьезно?
— Разумеется, нет. Спрашиваю просто из интереса. Чисто теоретически: подошла бы или нет?
Валерий посмотрел на нее оценивающим взглядом, после чего серьезно ответил:
— Подошли бы.
— Спасибо, тронута, — с улыбкой произнесла Маргарита. — Но продолжайте, пожалуйста. Вы говорили, что Азии вы как отец…
— Да, — закивал Валерий. — Я и любил ее как отец. То есть и люблю. Потому что я уверен, что с ней все в порядке и она скоро найдется…
— Не хотите меня поцеловать? — перебила Маргарита.
— Как это? — опешил Валерий.
— Вы не знаете, как это происходит? — усмехнулась женщина.
— Знаю, но сейчас мне не до того, — выдавил он.
— Господи, — всплеснула Маргарита руками, — ну что за мужики пошли? Одни убегают, другие не приходят, третьим не до того, четвертым еще что-то там… Ну никакого уважения к женщине! Более того — к актрисе!
— Да, конечно, — растерянно пробормотал Валерий. — Это нехорошо, наверно… Но только… извините, я первый раз с этим сталкиваюсь. Вы всегда так сами напрашиваетесь… ну, на это самое?
— Так ведь пока от вас чего-то дождешься, я уже тридцать раз состарюсь! — воскликнула Маргарита.
— От меня?! — удивился Валерий, показывая на себя пальцем.
— Не лично от вас, а вообще от всех. От мужиков.
— Как-то не верится, — пожал плечами Валерий. — Вы такая красивая, артистка к тому же… Вам ведь только свистнуть — и любой… того-этого…
— Любой, — скривившись, повторила Маргарита. — Ну вот я сейчас обратилась к любому — к вам. И что я в ответ услышала?
— У меня же обстоятельства, — виновато отозвался Валерий. — И вообще я не понимаю, зачем это вам?
— Зачем? Зачем? — стала повторять Маргарита. Она разволновалась, встала с кровати и заходила по комнате. Внезапно она обернулась к Валерию и громким шепотом провозгласила: — Да нимфоманка я — вот зачем! У меня нимфомания, понимаете?
— Нет, — испуганно отвечал Валерий. — Это что вообще такое? Первый раз слышу…
— Ну, это когда… все время хочется, — пояснила Маргарита. — Особенно когда долго не было.
— Ну, когда долго не было, всем хочется, — немного неуверенно протянул Валерий.
— А вот у вас? — Маргарита показала на него пальцем. — У вас когда последний раз было? Только честно!
Валерий вновь смутился:
— Мне на такие вопросы отвечать как-то…
— Что? Неудобно? — перебила Маргарита. — Нет, вы только посмотрите на него! — опять показала она на него пальцем. — Выходит, мне, женщине и актрисе, совершенно удобно и отвечать на такие вопросы, и даже напрашиваться, как вы изволили заявить! А вам, значит, это все неудобно и некомильфотно!