— Маринка… А ты бы кого?
— Мэрилин Монро, — усмехнулся Петр.
— А это кто? — недоуменно воскликнул Василий.
— Ты все равно не знаешь, — отмахнулся Петр. — У нас с ней ничего не крутили…
— Ты-то тогда откуда знаешь?.. — проворчал Василий и вернул привычное недовольное выражение лица.
Через пару минут он неожиданно сказал:
— Кстати, о пиве… Может, остановимся? Жажда замучила…
— Не положено, — строго заметил Петр.
— Чего «не положено»? — фыркнул Василий. — Я вот сейчас остановлюсь у ларька и тебя не спрошу.
— Шеф не велел, — сквозь зубы процедил Петр.
— Так что, мне теперь от жажды помирать? — разозлился Василий. — Уже и горло промочить нельзя!
— Спокойно, — железным голосом отрезал Петр. — Тебе шеф сколько раз говорил: «Дисциплина — прежде всего». Если б мы этому не следовали, тебя бы на свободе давно уже не было…
— Тьфу, сплюнь лучше! — поморщился Василий.
Азия с любопытством следила за спором двух бандитов. Заметив в зеркале ее заинтересованный взгляд, Василий подмигнул девочке.
— Слышь, — обратился он к ней, оскалившись, — ты тоже небось пить хочешь? Газировочки, а?
— Ты за дорогой лучше следи! — поморщился Петр.
Но Василий не удостоил его ответом.
— Ладно, — снисходительно произнес Петр. — Вон видишь — бочка кваса у той заправки? Притормози, я возьму… А ты за ней проследишь, — кивнул он на Азию.
— Опять я следить? — недовольно заметил Василий. — Ты же знаешь: я детей не переношу. Они меня боятся.
— Эта, как видишь, не боится, — заметил Петр, косясь на хранящую невозмутимое молчание Азию.
— А вот мы сейчас проверим, — ухмыльнулся Василий, остановив машину.
Он обернулся к девочке и скорчил ей отвратительную рожу, сопроводив это действие не менее отвратительным звуком — чем-то средним между мычанием быка и ревом медведя.
Азия никак на это не отреагировала, оставшись в том же состоянии абсолютного спокойствия.
— Ха! — радостно воскликнул Петр.
— Что, неужели не боишься? — озадаченно спросил у девочки Василий.
— Нет, — ответила та. — Я самурайка.
— В эту ночь решили самураи перейти границу у реки… — нарочито фальшивым голосом пропел Василий. — Нет, за ней глаз да глаз нужен, — обратился он к Петру. — А то еще харакири себе сделает…
— Себе не сделаю! — презрительно фыркнула Азия. — А вот кому-нибудь из вас — могу!
— Ну ты подумай! — заржал Василий.
— Вот и гляди за ней в оба, — усмехнулся Петр. — А то действительно сделает тебе какое-нибудь харакири… И откуда ты только такие слова знаешь?..
— Да это я киношку недавно смотрел, — небрежно ответил его напарник. — Японскую. Вот и запомнилось.
— Материал, что ли, изучал? — вновь усмехнулся Петр.
— Вроде того…
— Ну ладно, значит, вам будет о чем поговорить, — заключил Петр. — До скорого, — бросил он и вышел из машины.
— Папиросы захвати! — крикнул ему вслед Василий.
Когда через десять минут Петр вернулся, то увидел такую картину. Полуобернувшийся назад Василий с недовольным выражением лица смотрел на Азию. Девочка неподвижно сидела с закрытыми глазами в позе лотоса.
Петр хмыкнул и громко спросил Василия:
— Ну как?
— Тридцать три, — шепотом ответил Василий.
Петр ничего не понял и тоже перешел на шепот:
— Что «тридцать три»?
— А что «ну как»? — насмешливо посмотрел на него Василий.
Петр недовольно поморщился: мол, глупая шутка. А вслух по-прежнему тихим голосом спросил:
— А почему шепотом? — Он перевел взгляд на Азию: — Спит она, что ли?
— Пес ее знает, спит или нет, — пожал плечами Василий. — Ты чего так долго-то?
— Звонил, — лениво пояснил Петр. — У них тут телефон есть.
— Житуха, — протянул Василий, уважительно оглядывая небольшой магазин при заправочной станции. — Ну, и чего там шеф?
— Не может связаться с ее отцом, — хмуро ответил Петр.
— То есть как не может связаться?
— А вот пес его знает! — издевательски произнес Петр. — Ни дома его нет, ни на службе… Где шляется, непонятно…
— Может, у любовницы? — выдвинул предположение Василий.
— Все может быть… — сказал Петр.
В этот момент по-прежнему не открывавшая глаз Азия слегка нахмурилась.
— Папиросы! — напомнил вдруг Василий.
Петр вытащил из кармана пачку и протянул напарнику.
— А почему «Друг»? — возмутился тот.
— «Беломора» не было, — пояснил Петр.
Подельники закурили.
Петр посмотрел на Азию и достал из своей сумки батон и бутылку с квасом.
— Девочка, слышишь?.. — наклонился он к ней. — Ну не притворяйся, ты ведь уже не спишь…
Азия недовольно поморщилась, почувствовав папиросный дым, после чего распахнула глаза и с бесстрашным презрением посмотрела в лицо похитителя.
— Ты есть хочешь? — почти ласково спросил у нее Петр.
— Только не из ваших рук, — отрезала Азия.
— Из рук и не нужно, — усмехнулся Петр. — Возьми в свои руки и поешь, — он протянул ей батон.
Азия закрыла глаза и вновь замерла.
Петр выпрямился.
— Гордая… — с насмешкой произнес он. — И впрямь самурайка какая-то…
16Миша
Мы долго шли по лесу, Мила, на мое счастье, все это время проявляла покорность. Не жаловалась, не донимала вопросами — просто следовала за мной. Я даже подумал, что она доверяет мне еще больше, чем раньше. Хотя раньше мы с ней вдвоем вообще никогда не были за городом…
Но все же в какой-то момент она остановилась.
— Миша! — Я оглянулся. — Куда мы все-таки идем? Я что-то не понимаю…
— Это же сюрприз, — напомнил я. — Осталось совсем немного.
— Будем надеяться, это того стоит, — хмыкнула Мила и пошла дальше.
— А вот и мой сюрприз! — бодро провозгласил я через четверть часа, когда показался мой славный домик.
Мила хмыкнула:
— Что это — избушка лесника?
— Нет, моя собственная избушка.
— Серьезно? — посмотрела она на меня.
— Ну да. Пошли посмотрим. Увидишь, там очень хорошо.
В домике и впрямь все было оборудовано для жизни. И все было сделано моими руками. Включая кровать. Матрац и одеяло я, правда, шил не сам.
— Ты, наверное, проголодалась? — спросил я у Милы, открывая шкафчик с продуктами: крупой, макаронами, сухарями, консервами.
— Нет, спасибо, — поморщилась Мила. — Я, к счастью, пообедала как раз перед нашей встречей, — вежливо пояснила она мне.
— Ну а почему же «к счастью»? — немного обиделся я. — Наоборот, было бы неплохо перекусить нам сейчас вместе.
— Консервы мне как-то не очень, — снова поморщилась она.
— А каша — как?
— Каша — нормально, но не в сухом виде.
Я посмотрел на нее недоуменно:
— Может, ты считаешь, что я питаюсь сухой крупой? Вот вода…
Я показал ей на заполненные канистры, выставленные вдоль одной из стенок.
— Да, а плита?.. — пробормотала Мила.
Я никак не мог понять, издевается она или действительно настолько несообразительна. Зная Милу, я все-таки склонялся ко второму. Она всегда была не приспособлена к быту. Я думал, с годами это у нее пройдет, но, по-видимому…
— Вот котелок, — терпеливо сказал я ей. — Выходим из дома, разводим костер…
— Поняла-поняла! — поспешно перебила она меня и хлопнула себя по лбу. — Да, у меня у самой котелок сейчас не варит. Это все так странно…
— А что странного-то? — отозвался я.
— Ну, вот это все… Ты и… дом этот твой. И то, что ты так внезапно появился спустя столько лет, и вообще…
— А ты не рада? — уточнил я. — Что я внезапно появился?
— Нет, ну почему… — сказала Мила, отводя глаза.
— Стало быть, рада? — настаивал я.
Тогда она все-таки взглянула прямо на меня и твердо произнесла:
— Да.
— Я очень рад, Мила, — одобрил я.
— Я тоже, — согласилась она, но вновь неуверенно.
— В таком случае давай останемся здесь, — я взял быка за рога.
Она сочла это шуткой:
— Как? Здесь? Ну давай. Ха-ха. И на сколько мы здесь останемся?
— Пока до зимы, а там посмотрим. Думаю, я смогу здесь все утеплить.
— Так, говори прямо, — продолжала натужно смеяться Мила. — Мы здесь с тобой навсегда — это ты хочешь сказать?
— Нет, я так далеко не заглядываю, — серьезно ответил я.
— А надо бы заглянуть! — Она все подначивала меня посмеяться вместе с ней.
Но я оставался непреклонен.
— Ладно, Мила, ты здесь отдыхай, располагайся, а я пока съезжу в город. Вернусь вечером.
Я подумал, что Рому сегодня могут уже выпустить, а потому стоит вернуть машину на место, покуда он ее не хватился.
Услышав это, Мила слегка побледнела. Ее напускная веселость мигом улетучилась.
— Ну хватит, — изменившимся голосом сказала она. — Это уже не смешно.
— Так ведь это ты смеялась, а не я, — пожал я плечами.
— То есть ты что, правда хочешь оставить меня здесь? — Она все не решалась признаться в этом самой себе.
— Да, но только до вечера.
— А потом?
— А потом так и заживем. Я буду ездить на работу, ты будешь меня дожидаться…
— У меня тоже работа! — выкрикнула Мила.
— Она ведь тебе не нравится, — напомнил я.
— Я так не говорила.
— Коллектив тебя не устраивает, — продолжал припоминать я. — А здесь никакого коллектива. Только ты да я.
— Слушай, Миша, я понимаю, — запальчиво произнесла Мила. — Ты решил меня проучить — это ясно. За то, что я с тобой тогда… так нехорошо обошлась. Не понимаю только, почему тебе понадобилось это спустя столько времени, ну да ладно… В общем, я уже наказана, Миша. Ты меня очень напугал. Мне этого достаточно. Я осознала свою вину. Я прошу прощения. Это жестокий розыгрыш с твоей стороны, но, наверно, я его заслужила…
— Что ты, Мила, — изумленно проговорил я. — Я тебя не разыгрываю. И я никогда бы не стал проявлять к тебе жестокость.
— Тогда отпусти меня! — взмолилась она.
— Так ведь я тебя не держу, — развел я руками.
— Хорошо, — поджала она губы. — Но ты можешь отвезти меня в город?