— Ну не надо, ну не надо, ну успокойся…
Подошел поближе и Роман. Он тоже стал смотреть на безумные действия брата, только делал это молча и с иронической усмешкой.
На шум из дальней комнаты выбежала соседка.
— Это что такое?! — заверещала она. — Я сейчас милицию вызову!
— Вызывай, вызывай! — весело отозвался Валерий, продолжая громить комнату Ковалева. — У меня как раз к ним разговор имеется.
Соседка подошла к телефону и набрала «02».
Через десять минут, когда Валерий практически сровнял ковалевскую комнату с землей, на него уже надевали наручники.
Роман успел протиснуться к брату и прошептать ему:
— Не смей им ничего говорить. Иначе я тебя убью.
— Хорошо, — хмуро отозвался обессилевший к этой минуте Валерий. — Но если с Асей что-то случится, тогда я тебя убью.
— Договорились, — кивнул Роман.
Валерия увели.
Наутро Маргарита сообщила Роману, что его брату дали пятнадцать суток.
— Как раз до 25-го числа, — успокоился Роман.
Воронов ежедневно справлялся у Маргариты, не возвращался ли Ковалев. Но тот как в воду канул.
Ковалев позвонил Роману 24 сентября.
— Прочел тут заметку о нашем фильме, — удовлетворенно сказал он.
— Угу, — без энтузиазма отозвался Роман.
— Значит, завтра премьера?
— Да, — просто ответил Роман.
— В 17.00, в «России»? — продолжал уточнять Ковалев.
— Если ты и так все знаешь, зачем спрашиваешь? — начал злиться Роман.
— Я только уточняю, — смиренно пояснил Ковалев. — Что ж, если все так, то аккурат в это время — завтра в 17.00 — Азия вернется домой.
— Я жду, — сказал Роман.
Он хотел добавить что-то вроде: «Но если ты, сволочь, обманешь, я тебя…» — однако не стал ничего говорить. Он верил, что Ковалев сдержит слово.
Как только собеседник повесил трубку, Роман тотчас позвонил Маргарите.
— Ковалева не было? — быстро спросил он.
— Нет, по-прежнему нет, — отвечала Маргарита.
— Значит, из автомата звонил, — пробормотал Роман.
— Что? Он тебе звонил? — заволновалась Маргарита.
— Да. Так что, возможно, он в городе. Если заявится в квартиру, его ничто не должно насторожить.
— Я помню, — сказала Маргарита. — Но разгром в его комнате?
— Ты ведь там убралась…
— Кое-что уже не исправить. Соседи и так ему доложат.
— А что они доложат? — хмыкнул Роман. — Что твой пьяный хахаль вломился в его комнату! Больше ведь ничего?
— Если только он не знает, что Валерий — твой брат, — заметила Маргарита.
— Раз Ковалев при нем говорил со мной по телефону, значит, не знает, — заключил Роман.
— Хотелось бы верить, — пробормотала Маргарита.
— Да и вообще, может, он не придет. А может, это и не твой сосед вовсе…
— Нет, это он, — убежденно сказала Маргарита. — Без сомнения — он.
Утром 25 сентября Роману позвонила взволнованная Маргарита.
— Он пошел к нему! — сразу закричала она в трубку.
— Кто? К кому? — разволновался Роман.
— Валерий! К Ковалеву! Он узнал, где его дача или что у него там… В общем, загородный участок… Валерия сегодня отпустили, но он сначала пришел ко мне и вот, сообщил о своих намерениях.
— Но откуда он мог узнать? — пробормотал Роман.
— Еще в тот день, когда он погром у него учинил, — пояснила Маргарита. — Видимо, где-то был записан адрес, и он запомнил… Он и мне сейчас сказал, и я тоже запомнила.
— Говори, записываю! — воскликнул Роман.
Узнав адрес, он бросил трубку на рычаг и кинулся за руль своей «Волги».
Роман подоспел как раз вовремя.
Он подъехал к остановке и увидел, как из только что прибывшего автобуса выходят люди. Среди них был и Валерий.
Роман нагнал Валерия, чеканящего солдатский шаг по проселочной дороге.
— Ты куда это? — спросил Роман, поравнявшись с братом.
— Это мое дело, — не глядя на него, ответил Валерий.
— Ошибаешься, — сказал Роман. — Это касается моей дочери.
— И моей племянницы, — добавил Валерий.
— Я отец! Я! — воскликнул Роман. — А ты всего лишь дядя.
— Мне она тоже как дочь, — напомнил Валерий. — И если родной отец не в состоянии… то тогда мне приходится взять в свои руки…
Роман схватил брата за рукав:
— Что я не в состоянии? Ну, договаривай!
— Позаботиться о дочери, — ответил Валерий, вырывая свой рукав.
— Она сегодня же вечером вернется, если ты сейчас не испортишь дело, кретин!
Валерий не реагировал, продолжая быстро идти вперед, глядя прямо перед собой.
— Мне что, заставить тебя остановиться?! — рявкнул Роман.
— Рискни, — спокойно ответил Валерий.
Роман схватил Валерия за грудки и попытался повалить его на землю. Однако Валерий не поддался, наоборот, сам опрокинул брата.
Роман тут же вскочил на ноги и стал озираться вокруг. Увидев валявшуюся у дороги увесистую палку, он схватил ее, подбежал к Валерию и стал дубасить его куда попало.
Валерий пытался увернуться, отобрать палку, но это у него не получалось.
— Сдаюсь! Сдаюсь! — в конце концов закричал он.
Но Роман не успокаивался. Он бросил палку, только когда Валерий после очередного удара по голове потерял сознание.
Роман оттащил брата в лес около дороги. Вернувшись к «Волге», он достал из багажника моток веревки.
Этой веревкой он привязал Валерия к сосне так, чтобы его не было видно со стороны дороги. В довершение Роман сунул брату в рот кляп из старой тряпки.
Потом с минуту раздумывал: поехать к Ковалеву на машине или пойти пешком?
Остановившись на втором, он поспешил по дороге.
30Азия
Позавтракав вместе с дядей Ваней, Азия села за стол и стала рисовать в альбоме, купленном для нее хозяином дома, к которому она успела привыкнуть. Она, впрочем, не знала, к кому она привыкла больше — к этому дому или к самому дяде Ване.
В это утро дядя Ваня куда-то надолго исчез. Когда он уезжал в город, то обязательно предупреждал об этом Азию. «Значит, он где-то недалеко», — решила девочка.
Увлекшись рисованием, она позабыла о времени.
Через час или полтора после завтрака Азия вдруг услышала истошный крик, донесшийся из дяди-Ваниного подвала — того самого, куда он ее первоначально поместил ровно полгода тому назад.
Когда Роман приблизился к повороту, за которым находился дом Ковалева, на дорогу вдруг вышла девочка…
— Азия… — прошептал счастливый отец и бросился к ней.
— Привет, папа, — спокойно сказала Азия, когда тот приподнял ее и прижал к себе.
— Как ты? Как ты?.. — заплетающимся языком спрашивал Роман.
— Все чудесно, — ответила Азия.
Когда Роман, расцеловав девочку, наконец поставил ее на землю, та полезла в карман:
— Да, папа, это вот дядя Ваня просил тебе передать.
И Азия протянула Роману что-то, завернутое в перепачканный красным платок.
Роман недоуменно взял платок в руки, развернул его и вскрикнул от ужаса.
Это был отрезанный нос Ковалева.
Эпилог
Позже стало известно, что Иван Ковалев был дядей Михаила Кусикова по матери. После того как Кусиков порвал со всеми своими родственниками и стал вести полуотшельнический образ жизни, Иван однажды случайно встретил его на улице. Михаил был очень пьяный и еле держался на ногах. Иван отвел его к себе домой.
Ночью Михаил немного протрезвел и рассказал Ивану о своей личной трагедии, которая сгубила всю его жизнь.
Дядя Ваня необычайно растрогался и даже пустил слезу, услышав этот рассказ. Печальная история племянника напомнила Ивану его собственную судьбу. Он тоже безумно любил в юности одну девушку, которая тоже в итоге предпочла другого. Так Ковалев на всю жизнь остался одиноким бездетным холостяком.
Услышав, какую ненависть питает Михаил к Роману Воронову, виня именно его во всех своих несчастьях, Иван и сам проникся к незнакомому ему кинорежиссеру аналогичным чувством. Он даже не возражал Мише, когда тот сулил Воронову всевозможные наказания, которым его следовало бы подвергнуть.
Особенно дяде Ване запомнились три угрозы, раздавшиеся в ту ночь из уст полупьяного Миши.
Во-первых, Михаил сказал, что он запросто мог бы убить Воронова, но не станет этого делать, потому что такое, мол, наказание было бы для «мерзавца» слишком легким.
Во-вторых, Михаил заявил, что куда более справедливым было бы убить жену Воронова или его детей, если таковые у этого режиссера имеются и если он ими дорожит.
Эта угроза все-таки немного смутила добродушного, в сущности, дядю Ваню, и он робко заметил племяннику, что если Воронов, несомненно, подлец, то его родственники едва ли в чем-то виноваты…
На это Миша заплетающимся языком ответил, что если уж не трогать жену и детей, то тогда, дескать, стоило бы забрать у Воронова какую-то часть его тела. Ибо, по словам Михаила, потеря любимой девушки Милы была равносильна для него утрате жизненно важного органа. А потому справедливости можно было добиться, отрезав или оторвав у Воронова что-нибудь, без чего и он больше не сможет жить полноценной жизнью…
— И что, например? — на полном серьезе спросил дядя Ваня. Все эти полоумные речи своего невменяемого племянника он слушал как зачарованный. — Что именно ты бы оторвал… ну, или отрезал этому самому Воронову? Какую такую часть его тела?..
— Да любую, — махнул рукой Михаил. — Только, конечно, не какой-нибудь там палец… Нет, пальца было бы слишком мало… Лучше руку, а то и две! Или ногу… Или, не знаю, нос!..
Это был третий преступный посул Миши, навсегда врезавшийся дяде Ване в память.
Утром племянник покинул дядину комнату, и, как Ковалев ни старался, уже не смог его больше найти.
Наконец, прекратив поиски как в воду канувшего Михаила, Ковалев сам себе пообещал отомстить Воронову за погубленную жизнь любимого племянника.
Впрочем, это свое обещание Иван, возможно, никогда бы не выполнил, если бы не удивительное совпадение. Как-то раз Ковалев встретил пресловутого Воронова в собственной коммунальной квартире. Конечно, Иван не узнал Романа в лицо, но из разговоров, доносящихся из комнаты соседки Маргариты, к которой и приходил Воронов, он вскоре понял, что это и есть тот самый кинорежиссер, которому так жаждал отомстить Миша…