— Если бы он нашел ее здесь, то уж давно бы вернулся.
— А он возвращался? — спросил Стив.
— Нет. Я их больше не видел.
— А как насчет меня? — спросила я. — Я здесь уже бывала?
Бармен сузил глаза и ухмыльнулся:
— А как же. Позапрошлым летом, с кучей друзей-приятелей, сидели вон в том углу и все время смеялись.
— Ничего себе! — восхитилась я.
Я, конечно, выделяюсь в толпе значительно сильнее, чем Ашлин, но ведь и была я здесь намного раньше. Бармен не трепется попусту, лишь бы порадовать нас, он ее помнит.
— А что я за это получу?
— Прочтите это, проверьте, что все записано правильно, и распишитесь внизу, — сказала я, передавая ему блокнот. — Если повезет, сможете получить вызов в полицейский участок, там все повторите под запись.
Старикан изогнул шею, чтобы получше рассмотреть фото Ашлин.
— Фифа в бегах, да? Чего сделала, украла чего?
— Не лезь, Фредди, — буркнул бармен, проглядывая запись. — Я не хочу ничего знать. — Он старательно расписался внизу страницы, протянул блокнот мне и взял мокрую тряпку. — Что-нибудь еще?
Выйдя из бара, Стив аккуратно засунул снимок Ашлин в карман пиджака. Его непроизнесенное «Я же тебе говорил» разносилось по всей улице.
— Итак, — сказал он.
— Итак, — ответила я.
Мысль о том, что в комнате С хозяйничает Бреслин, очень нервировала.
— Все пабы мы обошли. Возвращаемся в отдел?
— Да, конечно.
Ухабистым, в рытвинах, переулком мы вышли на широкую улицу. Припустил дождь со снегом, я понадеялась, что Миихан уже закруглился со своей беготней. На перекрестке толпилось местное пацанье, не спешившее домой, потому что им полагалось быть сейчас в школе. Больше ни души. Шедевр граффити — рожа с оскаленными зубами и выпученными зенками пялилась на нас со стальных жалюзи заброшенного магазина, трепыхались обрывки объявления о пропавшей кошке и реклам летних распродаж. С пожелтевших плакатов неистово улыбались воздушные змеи и брикетики мороженого.
Стив наконец не выдержал:
— Тайный любовник начинает обретать плоть.
Так оно и было, но я возразила:
— Или это был тип с ее работы.
— Она работает в Клондолкине, за мили отсюда. Чего им тащиться выпить в Стонибаттер, если только они не хотели оказаться поближе к постели и не опасались, что их увидят вместе.
— Или парень с ее курсов сомелье или откуда угодно, чем она там занималась в августе.
Машину мы припарковали где-то на расстоянии шести пабов отсюда. Я прибавила шагу.
— Все эти модные пабы, которые ей нравились, набиты симпатичными богатенькими парнями. Ашлин могла заполучить любого. С чего бы ей возиться с каким-то типом среднего возраста, в котором нет ничего примечательного?
— Некоторые девушки предпочитают мужчин постарше.
— Рори одного с ней возраста приблизительно.
— До встречи с ним она могла западать на папиков. Вспомни, что говорила Люси. Отец Ашлин бросил их, и это полностью перевернуло их жизнь. Может, она искала в мужчинах отца. А когда выяснилось, что напрасно, переключилась на парня своего возраста. Иисус! — Я чуть в столб не врезалась, но успела в последний момент подставить руку. — Вот откуда я ее знаю. Вот откуда я ее, мать вашу, помню!
— Что? Откуда?
— Иисусе всемогущий!
Ладонь горела, измазанная краской с фонарного столба. Позади нас раздался мальчишеский гогот.
Пропавшие без вести, два с половиной года назад. Я сидела за регистрационной стойкой в обеденный перерыв. Был солнечный день, накануне моего ухода из отдела. Ветерок, залетавший в окно, пах деревней, словно с приходом лета город убрался восвояси, а вместо него возник воз свежескошенной травы. Откуда-то сверху неслась живенькая попса девяностых, а я жевала бутерброд с индейкой и думала об утренней истории со счастливым концом. Десятилетний мальчишка сбежал из дома, поссорившись с родителями. Мы нашли его, играющего в «нинтендо», дома у лучшего друга. Еще я думала об Убийствах, которые ждали меня через пару недель, у меня было такое чувство, что этим утром весь мир на моей стороне, и это было чудесное ощущение. И тут передо мной возникла какая-то девица в дрянном костюмчике. Я отложила бутерброд в сторону, выдала ей дежурную улыбку и «я могу вам чем-то помочь?», но тепло так сказала, ободряюще. Это сработало — она вывалила всю историю прямо на меня.
Ее отец, такой милый, такой хороший, такой замечательный, научил ее играть в шахматы, возил ее на своем такси к Пауэрскортскому водопаду, смешил ее до икоты. Как-то она спустилась в кухню, одетая в школьную форму, и обнаружила мать, которая в истерике тысячный уже раз звонила отцу на сотовый. «Он не вернулся ночью домой, я не могу ему дозвониться, о господи, святая Мария и Иосиф. Я знаю, он умер…» Детективы, которые приняли заявление, обнадеживающе прогудели что-то о том, что большинство пропавших без вести возвращаются домой в течение нескольких дней. Людям просто нужно иногда побыть одним. Несколько дней превратились в несколько недель, а от суперпапочки никаких известий. Визиты детективов становились все реже, а их обнадеживания становились все туманнее. И как-то один из них погладил ее по голове и сказал: «У тебя сохранились прекрасные воспоминания об отце. Мы же не хотим ничего портить? Иногда стоит оставить все как есть».
— Значит, он что-то знал, вам не кажется? По крайней мере, у него были какие-то мысли, может, только мысли… Вам не кажется, что он знал что-то?…
Она перегнулась ко мне через стол, пальцы сцепились так сильно, что аж косточки побелели. Я пожала плечами с отсутствующим видом:
— Я не стану строить предположения относительно того, о чем думал тот детектив. Сожалею.
Она продолжала говорить. Недели превратились в годы. Подпрыгивать на полметра каждый раз, когда звонит телефон, каждый день рождения ждать, что вот-вот в дверь постучится почтальон с поздравительной открыткой. Каждую ночь слышать, как мать плачет. Все эти случаи, когда ей чудилось, что она видит его на улице. Замирать от счастья и ужаса, задерживать дыхание, впадать в столбняк, пока человек не обернется и не окажется незнакомцем, — снова и снова мир ее обрушивался… Если бы ей пришло в голову хоть разок взглянуть на меня, она бы поняла, что толку никакого, но она все говорила и говорила. Такое бывает в Пропавших. И все эти люди, которым привиделось родное лицо на улице, услышался плач потерянного ребенка, — все они заставляют тебя работать лучше. Иные родители приходят каждый год, в годовщину исчезновения их ребенка, просто спросить, не появилось ли хоть осколочка новой информации. Такое и вправду стимулирует, ты запоминаешь дату годовщины и, когда она приближается, работаешь сверхурочно, выколачиваешь из черта душу, лишь бы раздобыть для них хоть что-нибудь. Но с этой куколкой все обстояло иначе. Я не имела ни малейшего намерения помогать ей в поисках папочки. О чем и сообщила в чуть более тактичных выражениях, размышляя, насколько сильно придется абстрагироваться от нее, прежде чем она исчезнет с глаз моих.
— Я не могу показать вам материалы дела, ничем не могу вам помочь.
И конечно, она пустила в ход слезы. Пожалуйста, дайте мне только взглянуть на них, вы себе не представляете, что значит расти без… и бла-бла-бла, и вся эта голливудская хрень о необходимости знать правду, потому что без нее нельзя выстроить свою жизнь и двигаться дальше. По-моему, она даже использовала слова типа «катарсис» и «правомочность». Не стану клясться, потому что к тому моменту давно перестала слушать, но они бы очень ей подошли. Прекрасное настроение было исковеркано окончательно, мне только хотелось, чтобы эта корова заткнулась и вылетела за дверь.
Ашлин не искала замену папочке. Она искала самого Папочку.
— Ее папаша не просто бросил их. Он исчез. Она пришла в Пропавшие за информацией. В тот день я была дежурной.
— Хм… «Просто ушел», сказала Люси, помнишь? Я как-то не подумал, что это может означать «пропал без вести». И что ты выдала Ашлин?
— Хрена собачьего я ей выдала. Она ныла, просила, чтобы я заглянула в материалы дела и рассказала ей, что там записано… — Я снова почувствовала, как волна злости поднимается от желудка к грудной клетке. Оторвала себя от фонарного столба и пошла дальше. — Я назвала ей имя детектива, одного из старожилов отдела, предложила вернуться в его смену и указала на дверь.
Стив догнал меня.
— И что? Она вернулась?
— Я не спрашивала. Мне было похрен.
— А ты заглянула в дело ее отца?
— Нет. Не заглянула. Какая часть выражения «мне было похрен» тебе не понятна?
Стив проигнорировал мой злобный тон.
— Надо взглянуть.
— Думаешь, есть связь? Папаша пропал без вести, а ее убили?
— Я думаю, что такого количества дерьма в одной семье многовато для простого совпадения.
— Встречалось и покруче.
Мне вдруг расхотелось, чтобы этот случай превращался в интересное расследование.
— Если мы рассматриваем версию о любовнике-гангстере, то…
Казалось, весь Стонибаттер вопит мне прямо в лицо: «МЫ НЕ БУДЕМ ПЛАТИТЬ». Фразой, написанной баллончиком на покореженной двери гаража. Какая-то женщина истерически смеялась над рекламой масла, наклеенной на автобусе, старичок-сосед с моей улицы помахал мне рукой, я помахала в ответ и прибавила шагу, пока он не вздумал заговорить со мной.
— Ты помнишь, что у нас нет никаких доказательств его существования? Это ты его придумал.
— Да. Но если… Представь на мгновение, что это так. Я тебе фунт буду должен.
Я не рассмеялась.
— Предположим.
— Скажем, Ашлин считала, что какая-то банда приложила руку к исчезновению ее отца. И скажем, она не получила никаких ответов из отдела Пропавших без вести.
Стив был убийственно тактичен, но он имел в виду, что одна сука послала ее куда подальше.
— А с чего бы ей так думать? Она и словом не обмолвилась про банды. Она только и расписывала, каким Папочка был чудесным. Да она в обморок бы грохнулась, предположив, что за ним числится пара неоплаченных штрафов за парковку. И зачем бандитам похищать законопослушных граждан?