— Хельдерик, — вдруг заговорил лорд, — дом Таммарен — это не только богатство и репутация, но ещё и семья, в которой ценен каждый голос. Благодаря моей сестре, я взглянул на всё иначе. И понял, что она права. Отец показал собственным примером, что иногда бездействие равносильно смерти, а Эдвальд Одеринг теперь действительно ничем не отличается от Вингевельда. Я меняю решение. Дом Таммарен присоединится к вашему восстанию. С нашей помощью королевским силам не устоять. Мы дадим припасы и людей, а что до лордов Нагорья — если уж понял я, то они поймут и подавно. И всё же у меня есть условие. В знак нашего союза, после окончания восстания принцесса Мерайя выйдет замуж за одного из сыновей дома Таммарен.
Бывший патриарх бросил мимолётный взгляд на принцессу, та неуверенно кивнула, и Хельдерик ответил тем же.
— Я обращаюсь ко всем приглашённым сюда, — сказал лорд Мейвос, — готовы ли вы присоединиться к войску в походе на столицу?
— Я готов! — неожиданно вскочил со своего места Игнат. — Там моя… Там девушка, которая мне очень дорога. Я не могу оставить её посреди этого кошмара.
— Я тоже, — встал, опёршись на стол, Дэйн Кавигер. — Король ответит за убийство моего друга. Вашего достойного брата.
— И я, — грузно поднялся великан Грегорион. — Для меня нет иного патриарха, кроме его святейшества Хельдерика.
Таринор понимал, чего от него ждут. Он и сам от себя давно этого ждал, да только никак не мог решиться. Но теперь пришло время. Довольно бежать от прошлого, пора встретиться с ним лицом к лицу.
— Не отпускать же мне Игната одного, — сказал он, усмехнувшись. — К тому же, пора вернуть старый должок. Я присоединяюсь к восстанию.
— Теперь я хочу обратиться к вам, принцесса Мерайя, — сказал лорд Мейвос. — Мы сделаем для победы всё, что в наших силах, но, когда она будет достигнута, согласитесь ли вы взойти на престол Энгаты как законная наследница? Стать королевой в знак союза двух великих домов?
В воздухе повисло почти осязаемое напряжение. Взгляды, обращённые на хрупкую девушку, казалось, вот-вот раздавят её. Но неожиданно для всех Мерайя встала и оглядела сидящих за столом.
— Пред ликом богов и людей… — запинаясь, начала она, но Дэйн Кавигер взял её за руку и улыбнулся, — … Троих и многих… — произнесла она уже увереннее, и, взглянув на бывшего командующего, продолжила: — Я согласна на ваши условия… Я стану вашей королевой, лорд Мейвос. И как королева поведу армию к победе.
— Слава королеве Мерайе! — Кавигер вынул из ножен меч и поднял вверх, сжимая его левой рукой.
— Слава королеве Мерайе! — разнеслось многоголосым эхом под сводами Большого зала.
Глава 25
Эпилог
Этим вечером Эрниваль ждал у дверей купален монастыря Святого Беренгара дольше обычного. Агна любила принимать ванную. Она делала это всякий раз перед тем, как отправиться на важное мероприятие или встречу, но иногда могла пожелать этого безо всякого повода. Поэтому послушницы в любое время дня и ночи были готовы наполнить её личную серебряную купель тёплой, как парное молоко, водой.
Белые сёстры, специально отряжённые в свиту Пречистой Агны, проводили долгие часы, без устали пополняя запасы ароматных масел и кремов, чтобы та могла в любое время использовать их для омовения. Судя по запахам, доносившимся из-за двери, эти средства как раз пошли в ход.
«Чтобы прославлять богов, — говорила Агна, — следует очистить не только душу, но и тело». Поэтому монахини выливали на голову матриарха бальзамы, склянку за склянкой, чтобы добиться от её жестких волос мышиного цвета требуемой мягкости. Старательно втирали в кожу душистые мази, чтобы сделать её нежной, словно у младенца.
Каждый раз во время этих процедур в купальни не допускали никого, а Эрниваль, магистр ордена Железной руки и с недавних пор телохранитель Пречистой Агны, надёжно за этим следил. Всё таинство проходило за закрытыми дверями и порой могло затянуться не на один час, но однажды ему удалось увидеть своими глазами то, что оставило в его сердце след, словно раскалённым клеймом.
Матриарх тогда уже закончила омовение, когда послушница по ошибке принесла ещё горячей воды. Дверь в купальни открылась, и магистр почти случайно, всего на секунду, заглянул внутрь. Обычно в такие моменты он видел Агну сидящей в купели спиной к двери, пока девушки занимались её волосами — натирали их лосьонами, омывали зеленоватой водой травяных отваров или расчёсывали серебряными гребнями. В тот же раз Эрниваль узрел нечто необыкновенное. Прекраснейшее из зрелищ, что может открыться юноше.
Тонкие струйки воды стекали по изгибам юного стройного тела, обычно полностью скрытого под белоснежными одеждами. Крохотные капельки блестели на бархатной коже, подобно прозрачным жемчужинам. Всего на мгновение Пречистая Агна, матриарх Железной церкви предстала перед молодым магистром во всей красе. Но мгновение это показалось ему вечностью.
Агна шагнула из купели на расстеленное полотенце, и испуганная послушница поспешно прикрыла дверь. Но перед тем, как это произошло, Эрнивалю показалось, будто он поймал взгляд матриарха, мимолётный и насмешливый. Сердце, до того словно замершее, яростно заколотилось. Мысли юноши спутались, а тело бросило в жар. Так он и стоял, прислонившись к стене, пока раскрасневшаяся послушница, выглянув из-за двери, не сообщила ему, что они сами проводят матриарха в покои и что Агна желает Эрнивалю спокойного сна.
Но сон его в ту ночь спокоен не был. Почти до самого утра, стоило ему закрыть глаза, перед ним возникал чудесный образ Агны. С тех пор она не раз являлась ему во сне. Объятая светом, словно ангел, словно богиня, шагнувшая на грешную землю будто лишь ради него одного, она улыбалась, и улыбка эта наполняла сердце теплом и нежностью. После таких снов Эрниваль неизменно просыпался с жарким намерением посвятить матриарху всю оставшуюся жизнь, а душу его переполняло счастье от возможности быть рядом с безупречным творением богов.
Вот и теперь он нёс стражу у дверей купален, ожидая, пока матриарх закончит затянувшееся дольше обычного омовение. Запахи, доносившиеся оттуда, дразнили воображение, заставляя Эрниваля ощущать себя то в дивном саду, пронизанном уточнённым ароматом цветов и сладостью душистых фруктов, то посреди поля лаванды, колышущегося на ветру волнами, словно бескрайнее лиловое море. Магистр ждал, что с минуты на минуту его сладкая пытка закончится, и из дверей появится она, благоухающая, с чуть влажной от пара кожей. Эрниваль проводит Агну в покои, а после вернётся к себе и погрузится в сладкий сон, чтобы вновь увидеть её, свою единственную богиню.
Всё произошло так и на этот раз. Не проронив ни слова, одарив единственным мимолётным взглядом, Агна отправилась в покои в сопровождении нескольких монахинь в сером. На их фоне матриарх выглядела белоснежным лебедем среди сизых голубей. Эрниваль неотступно следовал за ними до самой двери, но вместо того, чтобы попрощаться, Агна велела ему ждать её здесь. Удивлённый магистр не смел спорить, смиренно ожидая, как верный пёс. Подобное сравнение нисколько не обидело бы Эрниваля, ведь он гордился своей преданностью матриарху и видел в служении ей единственную достойную для себя цель.
Наконец, дверь распахнулась, выпустив стайку монахинь, после чего за порог шагнула сама Пречистая Агна, облачённая в просторные белые одежды, расшитые жемчугом и серебром. Достаточно лёгкие, чтобы не сковывать движения, но плотные, чтобы не замёрзнуть осенними вечерами. Она одарила Эрниваля той самой улыбкой, что снилась ему ночами напролёт, заставив сердце биться чаще.
— Идём, Эрниваль, — спокойно сказала она, обратив на него взгляд серых, как полированная сталь, глаз.
— Я не ожидал, что у вас ещё есть планы на сегодня, — смутился тот. — Мне не сообщали.
— Это несколько неофициальная встреча. И кому, как не тебе, я могу доверить сопровождать меня?
Сердце вспыхнуло жаром, но Эрниваль не подал вида. Он ответил учтивым поклоном и отправился следом за Агной. Волосы матриарха покрывал полупрозрачный шёлковый платок с серебристой вышивкой, на руках были серые перчатки с изображением сжатого кулака, а с каждым её степенным шагом полы белой сутаны, почти касающиеся пола, ходили волнами. Перед выходом на улицу монахини набросили на плечи её святейшества простую серую накидку, и Эрниваля обдало волной ароматов.
В добавок к уже угасающему шлейфу купален теперь от неё веяло ещё и свежестью луговых трав. Сладковато-острый розмарин, нежная фиалка и терпкая свежесть мяты — гармония запахов воскресила воспоминания о беззаботном детстве Эрниваля. Тех временах, когда он, босоногий мальчишка, сын священника в посёлке близ Перекрёстка, бегал по полям, заросшим по самую его макушку. Ураган ароматных трав и цветов захватывал его тогда столь сильно, что даже теперь от одних лишь воспоминаний на душе становилось тепло и уютно.
Покинув монастырь, они продолжили путь вдвоём. Миновав храмовую площадь, столь же безлюдную и безмолвную, как и остальной город в это время, матриарх и её верный телохранитель отправились вдоль ночных улиц по дороге, освещённой светом фонарей. Эрниваль хорошо знал этот путь в замок, и сопровождал по нему матриарха столько раз, что мог бы пройти по нему с закрытыми глазами. Идти вдвоём им довелось впервые, но бояться было нечего: город неустанно патрулировали братья Железной руки. Мягкие туфли Агны неслышно ступали по брусчатке, шаги обутого в тяжёлые ботинки Эрниваля же, казалось, были слышны в каждом доме, мимо которого они проходили.
Энгатар изменился. Эрниваль хорошо помнил, какими были ночи в столице полгода назад, когда он только-только вернулся сюда. Из таверн доносились весёлые голоса и шутливая брань, а по улицам то и дело шатались пьяницы — сыновья богатых родителей или же просто праздные бездельники, чудом сводящие концы с концами, но всегда находившие марен-другой на выпивку.
Теперь же Церковь Железной руки надёжно сжимала город железной хваткой. Братья Эрниваля по ордену самолично очистили улицы от калек, преступников и недостойных — всех тех, кто пачкал город одним своим присутствием. В число последних попали также фокусники, гадалки и даже один заезжий гаруспик, вороживший на куриных потрохах. Их заподозрили в совращении умов горожан и обращении к тёмным силам, а потому заклеймили лоб калёным железом, а после прогнали голыми по улицам до самых предместий, запретив страже пускать обратно.