— Виток, ну ты сама вспомни, сколько раз я не ночевал дома? По пальцем же можно пересчитать за последние годы. И то, только тогда, когда улетал в командировку или аврал на работе разгребал, — Сергей отнял у меня сигарету и выбросил ее далеко в темноту. Огонек, прочертив тонкую оранжевую дугу, исчез в мокрой траве.
— Да? А сколько раз ты задерживался? — продолжала упорствовать я, но в душе уже потихоньку разливалось блаженное тепло и отчаянное желание поверить в то, что мой Сережка говорит правду.
— А сколько раз за вечер я тебе звонил, когда задерживался? — Сергей почувствовал перемену моего настроения и спешил закрепить успех — Как ты себе это представляешь? Я лежу с любовницей и каждые полчаса названиваю законной жене?
— Ну не приснилась же мне эта Настенька, — почти взмолилась я, чувствуя, что уплываю и уже отчаянно верю мужу.
— А вот этим мы с Петром Ивановичем и займемся. Прямо завтра с утра, — Колюня страшно довольный и бледный более обычного решительно направился к машине.
Всю дорогу до Москвы я мирно проспала в объятиях Толкунова на заднем сидении, чувствуя надежное тепло его рук, радуясь его близости, веря, что все мои страхи остались позади и тихо ликуя оттого, что за всеми этими семейными разборками Сережа совершенно забыл о первопричине нашей ссоры — его запрете связываться с семейством Качаловых.
28 сентября (среда, утро)
Впервые за последний год я бессовестно проспала работу. Ну и кто меня осудит? По натуре я жаворонок. Точнее, по искреннему убеждению собственного супруга — жуткий мутант — совожаворонок. Ложусь я, как правило, после полуночи (хотя тереть глаза и позевывать начинаю значительно раньше), а вскакиваю еще до рассвета — в пять, шесть часов утра. Никто меня к этому графику не приучал, нужда не заставляла, просто так получается, что вечерами, даже не смотря на отчаянное желание пойти в постельку, любопытство берет верх, и я продолжаю бодрствовать. Какое любопытство? Да обычное. То фильм интересный по телевизору покажут, то книжка попадется с интригующим сюжетом, и я никак не могу уснуть, пока не дочитаю до конца или до черных мух перед глазами. Ну а утром я просыпаюсь с петухами. Нет, никто меня специально не будит, Боже упаси… Просто в какой-то момент, переворачиваясь с боку на бок, я открываю глаза и с очевидностью понимаю, что больше закрыть их и сладко заснуть не сумею. Потому как тут же находится куча дел: сходить в туалет, выкурить сигаретку, водички попить, кофе… Ну, а когда любое из этих действий совершено — о каком сне может идти речь?
Поэтому я либо отправляюсь к компьютеру, либо усаживаюсь с недочитанной с ночи книжкой на кухне, либо пытаюсь соорудить домашним завтрак, опережая вездесущую Клару. Было время, когда я по утрам выбегала на улицу поселка, беря с собой в качестве сопровождающих наших трех ротвейлеров — бабушку Герду, маму Неську и внучку Лису… Но с тех пор, как в прошлый новый год любимица Сережки — Несси — умерла от рака, я прекратила пробежки с собаками. Мне очень тяжело привыкнуть к тому, что вместо трех упитанных симпатяг за мной будут бежать только две. В общем, кто терял любимую собаку — тот меня поймет…
Поэтому сегодня утром, выйдя на кухню и с удивлением обнаружив на круглых настенных часах сексуальное единение двух стрелок в районе цифры «12», я почувствовала себя виноватой. К тому же в доме никого, похоже, не было. Клара, вероятно, уехала на рынок, мои сотрудники, скорее всего, находились в офисе, а драгоценный Толкунов (если верить вчерашним обещаниям) покатил к профессору Литвиновой. На обследование. Во всяком случае, его половина кровати была пуста, а в мойке одиноко белела любимая Сережина «личная» чашка для кофе.
Я отлично помнила, что сегодняшний день должна посвятить встрече с Георгием Петровичем — Великолепным Гошей. Так я сама себе пообещала. Конечно, мне бы значительно больше хотелось повидать Татьяну Качалову, но я абсолютно не была готова к тому, чтобы найти правильные слова утешения, соболезнования, скорби и т. п., приличествующие данному случаю. Тем более, что отлично помнила, как еще буквально два дня назад обзывала ее покойного мужа «банкиришкой» и радовалась, что не пошла за него голосовать. А ведь Качалов не сделал мне ничего плохого. И Танюшу он любил, если верить ее словам, да и его поступкам. Я решительно набрала номер телефона начальника безопасности Качалова. Как и прежде, трубку он взял почти мгновенно:
— Алло, Витолина Витальевна. Как ваши дела? Вы еще в Питере?
— Спасибо вам, Георгий Петрович…. — я поймала себя на той мысли, что мне хочется говорить с ним запросто, без отчества, — Мы уже вернулись. У мужа все нормально. Вы там как?
— Я не очень свободно могу сейчас говорить, вы, надеюсь, понимаете? — Гоша прозрачно намекнул на свое нежелание общаться именно по телефону, — Мы не могли бы с вами встретиться в два часа пополудни где-нибудь в районе Комсомольского проспекта?
Я легко согласилась на встречу.
— Отлично, — Гоша явно оценил мою понятливость, — Как приедете на место, отзвонитесь мне. Мне со Старозачатьевского до любого места на Комсомольском добираться не более десяти минут. Подойдет любое кафе, любой ресторанчик. Не обязательно дорогие и пафосные.
Если я правильно поняла Георгия Петровича, он хотел встретиться в самом демократичном месте, где мы не будем привлекать постороннего внимания и легко смешаемся с толпой. Ну, что же, придется звонить Колюне или Петру Ивановичу. Пусть заезжают за мной и отыскивают конспиративный ресторан.
Однако звонок в офис меня очень разочаровал. Петр Иванович был на задании и мог освободиться не раньше вечера, а Колюня, хотя и не был занят — затемпературил после длительной дороги и отлеживался у себя в квартире. Можно было вызвать такси, но я рискнула сделать по-другому.
— Георгий Петрович, — вновь набрала я номер Эрнста, — Это Толкунова. К сожалению, я на сегодняшний день осталась безлошадной, а выбираться из поселка на такси — проблематично. Я боюсь просто не успеть. Поэтому, может быть, вы к нам заедете?
— А сад у вас есть? — некстати поинтересовался Великолепный Гоша.
— Есть, — оторопело ответила я, — И сад, и огород. Но сейчас осень и, боюсь, ни я год ни овощей уже не осталось… Разве что яблоки…
— Отлично, — хохотнул Гоша, — Я обожаю яблоки, так что еду к вам. Адрес не сообщайте, я его прекрасно помню.
Ничего не понимая, я побрела в ванну. При чем тут сад и яблоки? Не на дачу же к друзьям собрался Георгий Петрович. Мы вроде должны были обсудить некоторые подробности событий, случившихся у Качаловых?….
Гоша появился ровно через 60 минут. К этому времени я успела привести себя в порядок. Легкий дневной макияж, уютный домашний брючный костюм, свежие круассаны, испеченные Кларой и чай, согретый в самоваре, все это в комплексе, по моему мнению, должно было произвести на Эрнста благоприятное впечатление и подать меня, вместе с домом, в самом выгодном свете. Услыхав звонок домофона, я нажала кнопку автоматического открывания ворот и поспешила на веранду, встречать гостя. Георгий Петрович выходил из автомобиля, дружелюбно поглаживая по загривкам наших огромных псов. Боже! Я совсем забыла, что собаки свободно бегают по двору!
— Герда, Лиса! Фу! Свои! — закричала я с порога и бросилась прямо в домашних тапочках на мокрую тротуарную плитку.
Однако собаки, похоже, совершенно не собирались пугать нашего гостя. Они дружелюбно подергивали попками, пытаясь вилять култышками куцых хвостов. Да и Георгий Петрович не выглядел растерянным. Он стоял в большом черном плаще из дорогой кожи, декорированном оранжевой замшей и сам чем-то напоминал огромного ротвейлера.
— Витолина Витальевна, голубушка, очень рад встрече. — Гоша протянул мне руку. — Но вы зря в тапочках на улицу выскочили. Может быть, вы переобуетесь и накинете что-нибудь теплое? А я тут с вашими красавицами в саду погуляю?
— Но почему бы нам не пройти в дом? — спросила я, пожимая теплую Гошину ладонь и не очень понимая настойчивое желание беседовать на улице.
— Да на свежем воздухе сподручней, — весело подмигнул мне Гоша, но тут же сделал серьезное выражение лица и уже с другой интонацией добавил — Береженого Бог бережет. Я, знаете, стараюсь не доверять стенам. Оказывается у многих из них есть уши.
До меня наконец дошло. Я согласно кивнула и вернулась в холл за теплой курточкой, которая у нас была, так сказать, общего пользования — в ней все домашние выгуливали собак. Наскоро переобувшись в разношенные кроссовки, я поспешила на улицу. Георгий Петрович в окружении наших псов прогуливался по садовой дорожке и грыз сорванное с дерева краснощекое яблоко.
— Видите, я не преувеличил свою любовь к этим фруктам, — Гоша широко улыбнулся. А я — нахмурилась.
— Георгий Петрович, что-то у вас слишком радужное настроение. Как-то не вяжется все это — я обвела рукой улыбающегося Гошу с яблоком, собак — с теми событиями, которые привели вас в мой дом.
— А у меня всегда перед боем отличное настроение!
— Перед боем? Вы собрались со мной сражаться? — Я никак не могла взять в толк, что происходит.
— Упаси Бог! — Гоша наконец перестал улыбаться — Я намерен сражаться вместе с вами. И об этом, собственно, и приехал поговорить.
— Может быть, мы пройдем в беседку? — я указала на бревенчатый домик в глубине сада, — В ногах, как говорят, правды нет.
— Ну что ж, я не возражаю.
Усевшись на широкие деревянные скамейки возле большого прямоугольного стола, мы почему-то замолчали. Когда пауза слишком затянулась, Георгий Петрович решительно прокашлялся и произнес:
— А я в вас не ошибся.
— ????
— Не ошибся, когда вас «разоблачал». Ваш китайский или турецкий, не рассмотрел точно, прикид, в котором вы прибыли к Качаловым, совершенно к вам не шел. Вы с той одеждой были, как это выразиться, из разных опер.
— Это что, так бросалось в глаза? — я откровенно расстроилась.
— Конечно! Для сыщика — это абсолютный непрофессионализм. Умение перевоплощаться в другого человека иногда может стоить жизни и здоровья, — Гоша назидательно поднял вверх указательный палец.