— Тогда я отказываюсь лететь. И тоже точка! — Юля вскочила и уперла руки в бока. Она сейчас так напоминала нашу любимую Клару, что я рассмеялась:
— Ладно. Выбирай путевку и лети куда хочешь.
— А Сергею Тимофеевичу не скажете?
— Не скажу.
— Точно?
— Абсолютно!
— Клянетесь?
— Чтоб мне с этого места не сойти!
28 сентября (среда, вечер) — 29 сентября (четверг)
Перед сном, примерно в полночь, я посмотрела итоговый выпуск новостей. Сережка все еще был на работе, хотя звонил мне уже раза три. Его самолет улетал в Анталию на следующий день, примерно в 11 часов утра (Маша, наша бессменная туристическая палочка-выручалочка, как всегда, не подвела). Следовательно, в аэропорту нужно было быть уже в восемь. Мы с Кларой собрали Сереже чемоданы, куда помимо вещей он попросил упаковать еще около двадцати томов, вышедших в его издательстве за последние два месяца. Естественно, отбирать книги нужно было не по авторам — чего я никак не могла понять — а по качеству полиграфии, темам, циклам и т. п. Ну, скажите, чем может заинтересовать турков огромный том по домоводству — пусть даже с великолепными иллюстрациями для «тупых» — в котором на десяти страницах очень подробно, кадр за кадром изображен процесс варки борща? Уж пусть бы брал небольшой изящный фотоальбом «Россия неизвестная» или изданную хоть и карманным форматом, но с огромным вкусом, на тончайшей, очень прочной бумаге Агату Кристи, в цикле «Мистерия загадок». Единственная книга, из продиктованного Сережей списка, которая мне действительно нравилась — это документальная повесть «Фрагменты исчезающего мира», настоящий фотодневник команды российских путешественников, проживших в дебрях Новой Гвинеи, среди папуасов почти три месяца, почти как Миклухо-Маклай.
Собирать «презентационный материал» Толкунов поручил мне по одной простой причине — его любимый зам Карл Иванович все еще находился в Питере. А другим сотрудникам издательства, чтобы он там не говорил, Сережа доверял меньше, чем родной жене. В результате нашей кропотливой работы — каждую книгу нужно было снабдить визиткой Толкунова, обернуть тончайшей папиросной бумагой, не скрывающей обложку, а лишь подчеркивающей ее достоинства и затем, вместе с рекламным проспектом издательства уложить в фирменный пакет. Чемодан получился просто неподъемный. Интересно, как Толкунов собирается таскать свое «богатство» по книжной ярмарке, если у него нет собственного стенда, нет никого из сопровождающих, да и здоровья, как показали события последних дней, тоже значительно меньше, чем я думала?
Утешает то, что Сережа сначала отдохнет в Анталии, а лишь затем полетит в Стамбул. А за эту неделю я как-нибудь сумею уговорить Карла Ивановича присоединиться к Толкунову, даже если наш любимый бизнесмен будет категорически возражать.
Я очнулась от собственных мыслей лишь в тот момент, когда диктор по телевизору сообщил, что завтра в полдень в Донском монастыре начнется церемония прощания с известным политическим деятелем, лидером партии «Народная воля» и известным своим меценатством предпринимателем Сергеем Ивановичем Качаловым. «За свои сорок два года, — сдержанным и полным скорби голосом вещал диктор — Сергей Иванович доказал всем россиянам, что наша страна — это государство нового типа, свободное, демократичное, правовое. Начав свой путь обычным инженером на умирающем московском предприятии, Качалов добился такого авторитета у всех рабочих и служащих автогиганта, что сумел сначала возродить завод, приватизировав его, потом создал тысячи новых рабочих мест по всей стране, восстанавливая другие предприятия отрасли. Наконец он основал один из самых авторитетных банков страны — Первый Коллективный, собрал под знамена своей партии «Народная воля» единомышленников и очень достойно, наравне с другими кандидатами участвовал в последних президентских выборах».
Я вздохнула. Жалко Качалова, что там говорить. «Сердце Сергея Ивановича не выдержало колоссальной нагрузки. Увы, смерть всегда выбирает лучших. Светлая ему память».
Конечно, смерть выбирает лучших. Только, если верить словам Георгия Петровича, кто-то очень сильно помог безобразной старухе с косой сделать этот самый выбор. Ни деньги, ни авторитет, ни добрые дела, ни даже собственная серьезная служба безопасности не помогли Качалову защитить сначала свою жену от глупейшего покушения, а потом и себя от фатального исхода.
А что, если Эрнст преувеличивает? Могло быть и так, что Качалов действительно перенервничал из-за ранения Татьяны, выпил лекарство, которое кто-то, может та же Любовь Павловна готовил для себя? Ведь тот препарат, о котором мне рассказывал Гоша, все-таки продают в аптеках. Значит, для кого-то он не яд, а панацея?
Утром, как всегда без будильника, я проснулась в шесть часов. Унюхав аромат кофе, спустилась на кухню. Там уже вовсю кипела жизнь. Клара готовила Сереже завтрак, а сам он, с дымящейся чашкой любимой арабики в руке, что-то читал в своем ноутбуке.
— Привет ранним пташкам! — весело поприветствовал меня Толкунов, захлопывая компьютер.
— А ты что, так и не ложился? — я искренне не помнила, спал Сережа рядом со мной или нет.
— Какой там! Я приехал час назад. Думал покемарить до восьми, а потом решил, что высплюсь в самолете.
Клара сердито шмякнула на фарфоровую тарелку увесистый половник горячей геркулесовой каши:
— Работают, работают, работнички… А потом жены к ним по больницам мотаются.
— Клара Петровна, ты что? — улыбаясь каким-то своим мыслям, спросил Сережа, подвигая тарелку и аккуратно выкладывая в центр бежевой аппетитной горки огромный кусок сливочного масла.
— А то! — похоже, наша домработница была настроена по-боевому, — Одна вон, до полуночи книжки разбирает. Чьи-то!!! А еще до того, — Клара принялась ябедничать — собрала тут всю свою частную милицию… Уж я и так, и сяк намекала оглоедам — устала женщина. За мужа переволновалась, дайте отдохнуть. Так нет! Пока всё кофэ не выпили, не разошлись.
— Клара, побойся Бога! — я искренне возмутилась, — Да мы так каждый вечер собираемся.
— Молчи уж, горюшко! Так да не так! — Клара решительно вздернула подбородок, — Я не знаю, как ты, Тимофеевич, себя чувствуешь, а на ней ведь лица нет. И это ей, а не тебе на курорт надо. Что ж ты жену не берешь?
— Клара Петровна, а вам не кажется, что это не ваше дело? — Толкунов терпеть не мог, когда люди начинали себя вести с ним фамильярно. Правда, он редко делал им замечания.
— Уж, конечно, не мое, — Клара фыркнула и вышла из комнаты. Обернувшись от дверей, проговорила с непередаваемым сарказмом, — Ладно. Простите, хозяин. Отдыхайте там себе, поправляйте здоровье. А мы уж тут, как-нибудь…
— Что это с ней? — Сережа нахмурился и даже отодвинул от себя тарелку, — Вы что поссорились?
— Да нет же! Я сама не понимаю… — не ожидая утреннего скандала, возникшего буквально на пустом месте, я растерялась и потому тоже выбежала за Кларой.
Пожилая молдаванка рыдала в коридоре.
— Кларочка, милая, что произошло? — я обняла женщину за плечи, оглядывая полочку у зеркала в поисках платка или салфетки.
— Эх, Витолинушка, солнце мое, душа изболелась, — Клара уткнулась мне в плечо. — Тащишь все на себе, тащишь… А в благодарность что?
— Господи, Клара! — до меня начало доходить, — Ты устала, верно? Тебе тоже нужно поехать отдохнуть, вместе с Юленькой? Да? Как же я сразу не догадалась..
— Тьфу, ты, прости Господи! — Клара отстранилась и с укоризной покачала головой, — Разве ж обо мне речь… Э-ха-ха… Грехи наши тяжкие….
Махнув в сердцах рукой, домработница направилась в ванную и загрохотала там каким-то ведрами или тазами.
Провожали Сережу мы уже вполне мирно. Чтобы не отвлекать моих сотрудников от работы, Сергей вызвал из издательства водителя своего зама. Теперь он с сомнением оглядывал небольшую синюю малолитражку, не очень понимая, как он, с его почти двухметровым ростом в ней поместится. Хорошо Лемешеву — метр с кепкой. Ему и в Запорожце было бы удобно. Наконец, кряхтя и отодвинув пассажирское сидение почти до упора назад, Толкунов втиснулся в малюсенький Шевроле. Два его огромных чемодана едва влезли в миниатюрный багажник. Наконец, машинка укатила в аэропорт, а мы с Кларой отправились в дом.
— Ты сегодня планируешь что? Или как? — зачем-то поинтересовалась Клара.
— Ну, как всегда, через час на работу. А ты почему спрашиваешь? — я искренне не поняла вопроса.
— Да ты платье черное приготовила и косынку тоже черную. Я уж, грешным делом подумала, не хоронить ли кого собралась?
— Ну да! Я же говорила тебе, Качалов умер. Сегодня похороны в двенадцать. — Мне пришлось внимательно заглянуть в темные молдаванские глаза, — Ох, темнишь ты что-то Клара Петровна. Выкладывай, что тебя мучает?
— Да не мучает, а просто интересно, — Клара запнулась, — Ты почему мужа одного на курорт отпустила? Мало тебе историй со всякими девками? Еще хочешь?
Я облегченно рассмеялась:
— Боже мой, ну, конечно! Теперь мне все понятно! Ты же еще ничего не знаешь, — я обняла преданную помощницу, — Толкунов ни в чем не виноват. И чтобы ты совсем успокоилась, я тебе сообщу служебную тайну. Сергей Тимофеевич заплатил гонорар нашему агентству, чтобы мы с этой Настенькой разобрались.
— И много заплатил? — Клара сурово уставилась мне прямо в глаза.
— Много… Много тысяч долларов.
— А, ну тогда, наверное, не виноват, — домработница почему-то отвела взгляд и сообщила — Пойду белье доглажу.
30 сентября (пятница, утро)
Сказать, что я не люблю похороны — значит, ничего не сказать. А ведь говорят, что в Москве существует даже какая-то каста прахопочитателей, которых хлебом не корми, дай понаблюдать чужое горе. Уж не знаю, какая там философия у этих антихристов — наверняка ведь чем-то духовным, нравственным прикрываются, — но у нормального человека вид рыдающих родственников должен вызывать самые сильные и, увы, совсем не положительные эмоции. Я, например, похорон отчаянно боюсь. И если бы отпевание происходило в любом другом месте,