Оказалось, что Матвей Сергеевич не просто ушел из дома. Он ушел оттуда нищим, голым, пустым и свободным. Он оставил жене и детям квартиру в Москве и дачу в Подмосковье. Он написал заявление об уходе с работы. А на сберкнижке у стареющего Дон-Жуана оказалось всего полторы тысячи долларов.
— Нет, ты только подумай! — негодовала Лера, — На хрена козе баян? Своей долбанной Эмилии и дочкам-уродкам он оставил все, а я — крутись, как хочешь? Какая такая любовь, если в доме жрать нечего? В гости мы пойти не можем — как же, там все знают Эмми. Протекцию он мне составить не может — «у них так не принято»! — орала несостоявшаяся прима, запивая коньяк водкой. — Словом, все здесь, в этой Москве, как и в нашей гребаной провинции. Такие же чистоплюи и дегенераты!
Марго удивилась еще больше, когда узнала, что Чижова через несколько дней… вернулась в театр, под начало жены бывшего любовника.
— А что прикажешь делать? Работу терять? Хватит, натерялась уже… — безапелляционно заявила она, закусив губу, и больше к истории с Матвеем подруги не возвращались.
Еще какое-то время спустя Чижик огорошила Леру еще одной новостью:
— Я нарыла в Москве чудное агентство. Театральное. Пока не знаю что к чему, но к нам в «Зазеркалье» приезжал мужик, просматривал наш «семейный альбом», а потом приглашал на собеседование в кабинет к Шпартко некоторых актеров. Меня в том числе. Отобрал всего двоих. Теперь мне и Жоре Луговому надо будет подъехать на кастинг. Кого играть пока не знаю, но суть проекта, насколько я поняла, в том, что мы будем изображать известных всей стране лиц. Кстати, — перебила сама себя Лера, — Ты не знаешь, кто такая Качалова?
— Понятия не имею, — честно ответила Марго, а Лера занервничала:
— Черт побери, надо было нам поставить Интернет. Завтра пробы, а я — дура дурой. Я даже не представляю, кто такая эта Качалова. Депутатша? Банкирша? Плохо, что не актриса, а то я бы наверняка слышала.
Как выяснилось потом, кастинг Лера прошла удачно. Теперь она все меньше и меньше говорила о своей работе в театре и все реже появлялась дома, возвращаясь, как правило, далеко за полночь. Когда по утрам подруги вместе пили на кухне чай, глаза Чижовой казались холодными и отсутствующими.
— Ты бы рассказала о вашем сериале? — не утерпела однажды Марго.
— Я не «тыбы», а Валерия Чижова. И о сериале тебе лучше не знать, — угрюмо ответила Лера и принялась сосредоточенно ковырять ногтем клеенку. — Тем более, что мы все дали подписку о неразглашении коммерческой тайны. Могу одно сказать, — добавила Лера после паузы, — если дело выгорит, я свинчу из этой поганючей страны на фиг.
— Что? Пообещали приличный гонорар?
— Приличней не бывает, — буркнула Чижова и уехала на свою новую работу.
А потом она стала приносить с собой домой те самые газетные вырезки и приставать с нескончаемыми вопросами о ее сходстве с Качаловой, женой кандидата в президенты.
Марго многого не понимала в поведении приятельницы и все чаще раздражалась. Сначала девушка думала, что элементарно завидует успехам Чижовой. И стыдилась этих чувств. Но со временем Лере показалось, что ее раздражение вполне оправдано: Чижик совсем не такая белая и пушистая, какой хочет казаться. Да и успехов особых нет, так чему завидовать? Как-то раз поздно вечером к ним домой пришел тот самый Матвей Сергеевич, бывший главный режиссер «Зазеркалья» и два часа плакал на кухне, рассказывая Марго историю своего неудавшегося романа. Сопоставляя услышанное с версией Чижика, Лера четко уяснила, что стареющий режиссер действительно любит ее подругу. Любит и искренне не понимает, почему его бросили.
— Неужели квартира, прописка, эта пресловутая дача и даже работа могли перечеркнуть то высокое, что между нами зарождалось? Неужели Валерия испугалась таких пустяков, как съемная квартира? — рвал на себе седые волосы Матвей Сергеевич. — Ей ведь только тридцать лет! Девочка совсем! Вся жизнь впереди. Я бы для нее в лепешку расшибся. Мы бы все начали заново….
«Ха!» — только и ответила Чижик, когда Лера рассказала ей о визите Матвея. «Поздно пить боржоми, когда почки отвалились!».
Марго поняла, что подругу не переделать и поэтому перестала лезть к ней с душеспасительными беседами.
Однажды, знойным июльским вечером, Чижик приехала в квартиру в театральном гриме и неправдоподобно роскошном вечернем красном платье, украшенном перьями. Прическу женщины украшала диадема из казавшихся нпстоящими рубинов. Стянув с себя длинные алые перчатки и отбросив в сторону сумочку из крокодиловой кожи, Чижик простонала:
— Водка в этом доме есть?
Выяснив, что со спиртным у них туго, Лера достала из сумочки папиросу, завернутую в отдельную бумажку, и с наслаждением закурила.
— Это кайф, Марго! Это самая волшебная трава на свете! Только не советую пробовать, денег не хватит — подруга жадно вдыхала сладковатый дым.
— Чижик, это что? Наркотики? — опешила Лера Моргунова.
— А то! Самые настоящие! И самые дорогущие! Только, тс-с-с…, никому ни слова…. Я сейчас малость передохну и поеду… сдавать реквизит…
Ночевать в ту ночь Валерия Чижова так и не явилась, что, собственно, уже перестало удивлять ее подругу. Зато в те дни, когда женщины все же встречались, Лера отмечала значительные изменения, которые произошли с Чижиком. Актриса стала злой, нервной, раздражительной. Она постоянно злословила в адрес «Зазеркалья», намекала на какие-то фантастические перспективы, которые сулит ей участие в новом проекте, долго и цинично пересказывала сплетни из жизни столичного бомонда. Старые платья и туфли исчезли из ее гардероба. Их сменили несколько элегантных костюмов от титулованных Домов Моды и несколько пар эксклюзивной обуви. Если же Марго, которой тоже очень хотелось выглядеть модно и нарядно, покупала себе какую-нибудь блузку или юбку, Чижова моментально начинала кривить губы:
— Ух, ты! Поздравляю с обноской! Обновкой, прости…оговорилась…
А еще Лере очень не нравился человек, часто звонивший по телефону к ним на квартиру. Голос у него был скрипучий, липкий и обволакивающий. Не застав Чижову, мужчина, не прощаясь, швырял трубку. Чижик называла его «папиком», «счетоводом Вотрубой» и даже установила на свой мобильный рингтон старого шлягера «Бухгалтер, милый мой бухгалтер», определяющий вызов данного абонента. Из этого Марго сделала вывод, что «папик» — не режиссер, а, скорее, спонсор проекта, чьи ухаживания Чижик вынуждена терпеть.
И вот теперь, пять дней назад Лера Чижова исчезла. Точнее, просто ушла, собрав все вещи, все записные книжки, забрав даже полупустые флаконы из под шампуней и гелей и не дождавшись возвращения Марго с работы. Как насмешку и оскорбление восприняла Марго жирный кремовый торт и записку оставленную на кухне: «Не скучай, ай-ай! И в дожди жди-жди!». Записка была отпечатана на принтере. Лера вышвырнула бумажку в мусорное ведро, а торт отнесла пожилой соседке. И лишь потом, когда первая обида схлынула, девушка задумалась о том, что записку мог написать кто угодно.
«Зачем Чижику было меня обижать?» — спросила Марго, прощаясь — «Она, конечно, не образец добродетели, но и не законченная стерва. И, потом, мы же столько лет дружили»…
30 сентября (пятница)
Уезжая от Леры, я чувствовала себя как выжатый лимон. На улице горели фонари, а телефон, случайно мной выключенный днем и теперь возрожденный к жизни, с сердитым рыком выдавал сообщения о десятках пропущенных звонков.
«Вот и все», — думала я, — «Вот и раскрыта тайна Таниного двойника. Правда, особой моей заслуги или «Твиста» в этом нет. Помогло то самое редкое стечение обстоятельств, которое случается раз в жизни. В противном случае моим орлам пришлось бы исколесить половину Москвы, и не факт, что мы бы не плюнули на эту работу, если бы первые поиски оказались тщетными. А так, можно сказать, что свою тысячу долларов аванса я отработала почти на «отлично», потратив, правда, вдвое больше. Татьяну Борисовну Качалову, вдову банкира и не состоявшуюся первую леди России преследовала актриса из шоу двойников, направляемая опытной и бестрепетной рукой режиссера, вознамерившегося снять нетленку на тему «Из жизни олигархов». Псевдо-документальное кино, реалити-шоу, будь оно проклято».
Мне даже не был интересен сюжет и основная канва этого примитивного спектакля. Да и какая разница? Разве останавливаются перед чем-то люди, превратившие похоронные Таниного мужа в продаваемое экранное зрелище и тот «папик», который ангажировал Чижову для своих целей? Вряд ли…
Когда, наконец, такси затормозило у нашего дома, я, все еще пребывая в мрачных раздумьях, потребовала у растерянной, встречающей меня у ворот Клары «ведро» черного кофе, рюмку водки, авокадо и кусок бородинского хлеба с солью и укропом.
— А вас что, на поминках не кормили? — удивилась молдаванка и принялась вспоминать, как угощают людей в таких случаях в ее родных Меренештах, но я только зло фыркнула на домработницу и молча прошла к себе наверх.
Раздевшись и быстро приняв душ, я надела любимый домашний костюм, щелкнула пультом телевизора и плюхнулась в постель. Часы показывали без чего-то девять.
— Кофэ сюдой нести? — сердито поинтересовалась Клара, привидением возникнув в спальне.
— Нет в русском языке слова «сюдой» и слова «кофэ» тоже, — буркнула я и добавила, завернувшись плотнее в одеяло, — Сюда! Неси все сюда.
— Некоторые не знают русского языка, но зато у них мужья дома ночуют, — язвительно сообщила Клара, подбирая с пола разбросанные мной вещи.
— Что?!
— Некоторые не изображают из себя милиционерш и ребенков не разгоняют по Европам, зато потом и не просят ночью им водку приносить….
Я потрясла головой и села на кровати:
— Кларочка, — простонала я вполне миролюбиво, — Когда ты начинаешь путать русские слова и говоришь как узбекский гастарбайтер, значит, у нас что-то произошло. Не томи душу, выкладывай всё как есть. У меня был офигительно тяжелый день…. А тут еще ты….
— А не буду я вам ничего выкладывать! — Клара уперла руки в бока, — Ей тут все звонют и звонют, прям телефон оборвали…. А она президентов хоронит….