Антонина Степановна всю жизнь проработала техничкой. Сначала в санчасти Депо, потом в районной «полуклинике» (женщина очень смешно выговаривала это слово), теперь вот в женской… Для дополнительного заработка Антонина Степановна подрядилась мыть полы в своем подъезде, вот и общалась с соседями запросто, без церемоний. И семью Жихаревых, вместо которых полгода назад вселились Христенко, тоже отлично знала.
Противный был этот Жихарев, — вспоминала старушка, — Ни тебе здрасьте, ни до свидания…. Глаза мармеладные, а сам хитрющий. Он тоже на железной дороге работал, его туда еще пацаном покойный муж Антонины Степановны устроил. Сначала все в гости бегал, по работе советовался да на начальство жаловался. А как Иван Тарасович помер, так Жихарев стал у них в депо, в профкоме пороги обивать, чтобы соседку выселить. Своему приятелю хотел жилплощадь сосватать. Да не вышло у него ничего. Сначала, правда, пожилой женщине пришлось срочно из Тюмени внучку выписывать, чтоб квартиру не отобрали. Ну а потом разобрались… Квартира-то не ведомственная, и выселить ее никто права не имел. Но злобу на соседа Антонина Степановна затаила лютую. Потому и обрадовалась сильно, когда весной узнала, что в квартиру Жихарева въезжают новые жильцы.
Семья Христенко соседке сразу понравились, и внучка ее, Люська, с их дочкой, Настей, подружилась. Они оказались ровесницами, да и работа у обеих девушек была похожая. Только Настя в книжном магазине торговала, а Люська — в ювелирном, на проспекте Мира. От внучки бабка и услыхала, что за Настей ухаживает какой-то бизнесмен. Узнав, что ухажер женат, Антонина Степановна попыталась поговорить с Настиной мамой, Галиной, но та только посмеялась.
— Они вообще-то странные малость, — вынесла вердикт старушка, — Дитё завели на старости лет. Дочке многое позволяли. Но не алкаши и не тунеядцы, и то хорошо…
Летом Настин ухажер стал бывать у девушки почти каждый вечер. Он привозил ее с работы на большой черной машине, заходил домой. Правда, больше чем на час никогда не задерживался. А Настя, после того, как кавалер уезжал, прибегала к Люське и шушукалась с ней аж до ночи.
Старушка со злорадством отметила, что Настин жених часто выбегал из подъезда, якобы покурить. А на самом деле, чтобы позвонить по телефону. Жену, наверное, успокаивал, оглоед….
Старушка отвлеклась на проходящую женщину с большой сумкой на колесиках.
— Матвеевна, здорово живешь! Ты куда это ездила? Опять на рынок? Не можешь свою толстозадую дочку отправить? Ну, гляди-гляди, надорвес-с-си когда, за лекарствами не прибегай.
Мы с Колюней заерзали в нетерпении, ожидая продолжения рассказа. Антонина Степановна степенно откашлялась, потом высказала мнение о том, что я перестала походить на покойницу и, не торопясь, продолжила повествование:
В самом конце августа, числа тридцатого, все было сначала как обычно. Приехала с работы Люська. Бабка накормила ее жареной картошкой, посмотрела сериал и села у окна с вязанием, пока еще не совсем стемнело. В девять часов примерно приехала Настя со своим женихом. Но в этот раз он вышел «покурить» почти сразу, как только они зашли в квартиру. На крыльце подъезда два соседа с верхних этажей пили пиво и громко матерились. Вот и пришлось Настиному ухажеру отходить со своим телефоном аж под окна Антонины Степановны. Пенсионерка волей-неволей прислушалась. Как она и подозревала, разговаривал бизнесмен с женщиной, которую звали Инна.
— Ты это что ли? — вопросительно взглянула бабулька мне прямо в глаза.
Я отрицательно покачала головой.
— Значит, у твоего Дона Хуана — (я даже не сразу поняла, о ком речь) — еще одна зазноба есть, — припечатала любительница бразильских сериалов. — Я почему-то так и подумала…
Разговор Антонина Степановна запомнила почти дословно, поскольку много раз слышала похожие слова по телевизору:
— Инна, сколько мне еще ждать?….. У меня нет сил! …. Ты мне месяц назад говорила, что вот-вот… Я уже не могу. Я скоро сорвусь… Эта глупая курица, Настя, собирается решить все по-хорошему… Ты не можешь не понимать, что она, в конце концов, это сделает. И плакали тогда мои деньги…. Тебе легко говорить, а меня уже тошнит и от Насти, и от ее придурочных родителей, и от перспективы стать отцом…. Короче, если в конце сентября я не уеду из страны — пеняй на себя. Я разорву все наши отношения!
Положив трубку, мужчина добавил несколько непечатных выражений, выкурил сигарету и вернулся в подъезд.
Бабку от окна словно ветром сдуло. Она смело ринулась в квартиру Христенко. Однако дверь открыл сам прелюбодей.
— Мне Настю, — попыталась отодвинуть жениха старушка.
— Извините, но Настя в ванной, после работы, — мужчина улыбнулся.
— Я все слышала, — угрожающе произнесла Антонина Степановна и добавила — И все расскажу Насте!
— А вы лечиться не пробовали? — грубо спросил нахал, и захлопнул дверь прямо перед носом у соседки.
Правда, уехал он в это вечер очень быстро. И Настя с ним укатила. Рассмотрев большое эмалированное ведро и плетеную корзину, Степановна сделала вывод, что парочка отправилась на дачу. Решив не откладывать разговор с девушкой, соседка все караулила, когда та придет к ним домой. Но Настя, как показалось Антонине Степановне, стала с той поры избегать встречи не только с ней, но и с Люськой. Поразмыслив маленько, старушка пришла к выводу, что чужая душа потемки, а потому просто отворачивалась, когда видела в окно подъезжающий автомобиль с любовниками.
Однако, примерно на прошлой неделе, женщина увидела у себя на работе, в женской «полуклинике», свою молодую соседку. Заметив, в какой кабинет вошла девушка, старушка выяснила после ее ухода у врача, Ольги Даниловны, что Христенко ждет ребенка. Поскольку аборт Настя делать не планировала, а воспринимала свою беременность с радостью, гинеколог не побоялась рассказать Антонине Степановне правду.
А третьего дня, примерно, Настя ворвалась в квартиру соседей — сияющая и довольная:
— Вот, — покрутила она рукой перед своей подружкой и ее бабушкой — Сережа подарил мне кольцо с бриллиантом. Я вам не хотела раньше показывать, чтоб не сглазить… Тем более, что Сережа меня предупреждал о том, что вы пытаетесь его шантажировать… Но теперь все равно! Я на вас, Антона Степановна, зла не держу! Сережа подал на развод, и завтра мы улетаем в Турцию!
Собственно говоря, Настя и забегала-то затем, чтобы одолжить у Люськи ее чемодан. Своего-то не оказалось. Подружка чемодан одолжила, но после ухода Настеньки задумчиво произнесла:
— Красиво стелет Настин жених. А сам навешал ей лапшу на уши. Бриллиант! Да ему цена — три копейки. Это даже не фионит. И в каком подземном переходе он его купил?
Люське можно было верить. Проработав в ювелирном магазине почти три года, девушка отлично разбиралась в драгоценностях.
Старушка закончила рассказ и внимательно на меня посмотрела.
— Ну и что? Полегчало тебе?
Я не очень понимала, что она хочет от меня услышать в ответ. Зато Колюня искренне заверил Антонину Степановну в том, что ее сведения цены не имеют, и даже вызвался проводить старушку до подъезда.
Я рассеяно смотрела в окно.
1 октября (суббота) — 2 октября (воскресенье).
По дороге домой мы дружно молчали. Николай решил не ночевать в нашем доме и уехал, пообещав завтра быть не позднее одиннадцати утра. Скользнув тенью в свою комнату, боясь столкнуться с Кларой, я тщательно заперла дверь спальни и включила свет. На тумбочке, прямо рядом с нашей кроватью, стоял роскошный букет розовых роз…
В кармане плаща, который я забыла снять в прихожей, зазвонил телефон. Вздрогнув, я поднесла трубку к глазам. На дисплее высветился номер Георгия Петровича. Поймав себя на мысли о том, что обрадовалась этому звонку, я нажала на зеленую кнопку.
— Витолина Витальевна?
— Добрый вечер, Георгий…
Эрнст сделал вид, что не заметил пропущенного отчества.
— А я ждал весь день вашего звонка, ждал…. А сейчас вот решил перезвонить сам.
— Ой, простите. Так неловко получилось…, — Я совсем забыла о том, что мы условились встретиться с ним и Качаловой.
— Только не вздумайте оправдываться, — я почувствовала, что мой собеседник улыбается, — Такой очаровательной женщине это не к лицу.
— Но я, правда, совсем закрутилась…
— Я так и понял.
— И что мы будем делать?
— А давайте поступим так… — Эрнст помолчал, — Я завтра заеду за вами часиков в десять. И мы отправимся куда-нибудь завтракать.
— Куда-нибудь — это к Качаловым? — я пока не могла понять игривый тон моего собеседника.
— Ну же, Витолина… — Георгий тоже очень ловко опустил мое отчество, — Мы же договорились ничего не обсуждать по телефону…
— Да почему, черт подери? — взорвалась я. — У меня, что, в телефоне хренова туча жучков? Или это ваш номер прослушивают?
— У вас что-то произошло? — мгновенно сменил тон Георгий Петрович.
— Ничего такого, отчего не хотелось бы застрелиться… — буркнула я.
— Может быть, мне нужно подъехать к вам прямо сейчас?
— Да не нуждаюсь я в сочувствующих! — ляпнула я и осеклась. С чего это я решила, что охраннику Качалова есть дело до моих истерик. Он ведь просто выполняет свою работу. — Простите, бога ради. Голова целый день раскалывается.
— Тогда, как условились, завтра? — тон Эрнста стал предельно сдержанным и официальным.
— Да! — коротко ответила я и швырнула трубку на кровать.
— Витолина! Ты дома, что ли? — раздался из-за двери голос Клары.
— Как видишь, — буркнула я, стаскивая с себя одежду.
— Выйти не хочешь?
— Не хочу.
— А у меня весь день сердце ныло…
Я спохватилась:
— Клара, как ты себя чувствуешь?
— Тебе Николай утром нажаловался?
— Не важно, кто… — я начала злиться — Так у тебя все в порядке?
— Считай, что да, — с непередаваемой интонацией произнесла наша домработница и застучала тапками по лестнице.
Преодолев желание догнать ее и рассказать обо всем, что свалилось на меня в этот день, я прошлепала в душ, быстро ополоснулась и легла в кровать. Розы на тумбочке пахли дешевым освежителем воздуха…