Утром я встала с больной головой. Накаркала. Умывшись и почистив зубы, я забралась обратно в постель. Гори оно все ясным пламенем. Сегодня воскресенье. И меня бросил муж.
На тумбочке заголосил мобильник. Я потянулась к трубке, но, увидев, кто мне звонит, отдернула руку. К разговору с Сергеем я была абсолютно не готова. Через пять минут звонок повторился, но теперь надрывался домашний телефон. Прислушавшись, я различила, как по лестнице, в направлении моей спальни, шлепает Клара. Еще через минуту раздался настойчивый стук в дверь.
Я притихла.
— Да стучу я, Тимофеевич, стучу, — раздалось из коридора, — Может, она в душе? Чего, говоришь? Цветы? Розы? А…, да! Вчера привезли букет. Я ей его на тумбочку поставила. Ладно, я скажу, что вы звонили…. Скажу, говорю! — Клара повысила голос, — Как там у вас погода в Турции? Дождя нет? А у нас вчера целый день шел. Ну, ладно, отдыхайте там. Не скучайте…
Клара последний раз стукнула кулаком по двери и отправилась обратно. А я поняла, что просто не смогу улежать в кровати. Надо сообразить, каким образом донести до нашей домработницы информацию о том, что мы с Сережей, скорее всего, скоро расстанемся. Насколько я знала нашу преданную молдаванку, она вряд ли позволит мне сдаться без боя и оставить ее любимого хозяина в безраздельном пользовании Настеньки. Хотя, если судить по рассказу Антонины Степановны, кроме Настеньки у Сережи есть еще какая-то женщина, с холодным и неприятным именем Инна. И она, пожалуй, имеет на моего мужа почти такое же влияние, как и Христенко. Такое же, если не большее…
Собрав волю в кулак, я быстро подкрасила лицо и спустилась на кухню.
— Ты вчера пьяная приехала, что ли? — недобро встретила меня Клара.
— Клара, а почему ты мне тыкаешь? — я поджала губы.
— Чего я делаю? — растерялась наша домработница.
— Почему ты разговариваешь со мной таким тоном? — я быстро прошла к плите и поставила на огонь турку, предварительно налив в нее воды. — И запомни. В моем доме я могу вести себя как угодно. И ни ты, ни твоя племянница, ни даже мой муж, не в праве мне задавать никаких вопросов.
— Значит, пьяная, — удовлетворенно хмыкнула Клара, — Оно и понятно. Кот из дома — мыши пляшут….
— Это твой кот пляшет со своей девкой! — Взвизгнула я и неожиданно разревелась, — А мне сейчас ни до тебя, ни до него нет никакого дела…
Клара охнула, схватилась за сердце и тяжело опустилась на стул.
— Витальевна, это что ж? Это, правда, что ли? — запричитала она. — Тимофеевич со своей шалавой в Турцию укатил? — она перекрестилась и внезапно резко повысила голос, — Убью Юльку, задушу заразу! Это она мне, родной тетке решила лапшу на уши вешать? А то я не слышала, как она с Петром шушукалась. И ведь заболтала меня позавчера совсем. Померещилось мне, дескать, и все тут. Ну, вернись только в Москву, горемычная, живо уши оторву….
— Да при чем тут Юля? — я отвернулась к окну, — И она, и Петр Иванович, и Колюня хотели как лучше… Только что уж тут попишешь?
— А ты точно знаешь? — Клара тронула меня за плечо мягкой рукой, — Точно уверена, что Тимофеевич с той… с этой…. уехал?
Собравшись с силами, я рассказала Кларе о своей встрече с родителями Настеньки. Вода в турке давно выкипела, и теперь по кухне разносился кисловатый запах раскаленного металла.
— Да уж, — вздохнула горько домработница, — Неисповедимы пути твои, Господи…. Чего ж делать-то теперь, а, Витальевна?
Звонок домофона не дал мне ответить. Я взглянула на голубоватую панель и ахнула. Возле наших ворот топтался Георгий Петрович.
— Открой, пожалуйста, — крикнула я на бегу Кларе и заперлась в гостевом туалете, чтобы хоть чуть-чуть привести себя в порядок. Рыжий Котя слез со стиральной машины и, мурлыкая, потерся о мои колени. Я машинально погладила шелковую шерстку и горько вздохнула.
Куда же я теперь пойду? Где буду жить? Куда денутся наши звери: Герда, Лиса, этот вот любимый Сережкин кот и попугай Федечка? Как мне обо всем рассказать сыну? Хорошо, что сейчас у меня есть работа. Как минимум, денег хватит на то, чтобы снять на первое время квартиру или даже дом. Здесь я, это даже не обсуждается, не останусь ни за какие коврижки…
Убедившись, что слезы насухо вытерты жестким полотенцем, а кожа лица пламенеет от ледяной воды, я пригладила волосы расческой и вернулась на кухню. Но у плиты по-прежнему топталась одна Клара.
— А где Георгий Петрович? — недоуменно спросила я.
— Дак, он, это,…. сказал, что обождет в машине. — Ты уезжаешь, что ли куда?
— Да. Нужно отлучиться ненадолго по делам, — коротко ответила я и припустила в спальню, лихорадочно придумывая, что мне такое одеть, чтобы было тепло и удобно. Наряжаться не хотелось. Меня знобило и тошнило одновременно.
Выбрав пушистый коричневый свитер и такие же, шоколадного оттенка, вельветовые джинсы, я набросила легкую болоньевую куртку и выбежала из дома. Уже в машине Эрнста я спохватилась, что мой кошелек, телефон, как, впрочем, и сумочка, остались в спальне. Но возвращаться не стала.
— Витолина Витальевна, — улыбнулся Георгий Петрович, открывая мне дверь автомобиля, — Вам говорили, что вы самая очаровательная сыщица столицы?
Я напряглась:
— Вы это к чему?
— К слову. Просто к слову. — Эрнст завел мотор и плавно отъехал от нашего дома. — Знаете, я вот уже почти неделю ловлю себя на мысли о том, что только общение с вами как-то скрашивает события последних дней. Вам это не кажется странным?
— Вы заигрываете со мной, что ли? — я не знала, как реагировать на его слова.
— Почему же? Просто констатирую факт. — Гоша вздохнул, — Точнее, если быть предельно откровенным, я только с вами могу сейчас свободно общаться, не подозревая вас в том, в чем вынужден подозревать остальных.
— Это потому что у меня есть алиби?
— Это потому, что у вас нет абсолютно никакого мотива.
Мы выехали на шоссе, и машина резко прибавила скорость.
— Ну, рассказывайте, наконец, что вам такого удалось отрыть? — Гоша повернулся ко мне и подмигнул.
По мере моего повествования, лицо Эрнста все больше и больше хмурилось. Когда я дошла до эпизода с красным платьем, в котором актриса Чижова появлялась у себя в квартире на Ленинском проспекте, Георгий Петрович легко, сквозь зубы, ругнулся:
— Черт, это было четвертого июля…
— Что? — не поняла я.
— Ничего, проехали…
Не знаю зачем, но кроме сообщения о двойнике Качаловой из театра «Зазеркалье» я решила рассказать Гоше и о деле покойной Моториной.
— Да…. Кино становится совсем интересным, — присвистнул Георгий Петрович, когда я закончила повествование, а его джип замер у дома на Старозачатьевском.
— Ну, что, готовы к встрече с Татьяной? — спросил он, и вышел из машины.
— В принципе, да, — ответила я храбро и уточнила, — А почему мы не заехали во двор?
— А потому что мы с вами, уважаемая Витолина, сейчас пойдем в ресторан «Тбилисо», — беря меня под локоть, объяснил Гоша, — Там я вас оставлю на некоторое время, и вернусь вместе с Татьяной. И уже в ресторане мы поговорим без помех.
— Простите, вы что, всерьез предполагаете, что ваша квартира на прослушке? — я не могла поверить в абсурдность ситуации. — Но вы же сами следите за безопасностью Качаловых. У вас есть все способы, чтобы не допустить наличия в доме жучков, камер и так далее…
— А кто говорит о технике? — подмигнул мне на прощание Качалов, показав пальцем на тяжелую дубовую дверь, за которой находился вход в «Тбилисо». Поняв, что отправиться в ресторан мне суждено одной, я смело направилась к выложенным мозаикой ступеням. «А денег-то у меня нет ни копья, — пронеслась в голове неуместная мысль, — Что если Эрнст не вернется? У меня без телефона и позвонить-то не получится».
Решив, что подстраховаться нужно обязательно, я спустилась в прохладное нутро грузинского заведения.
— Завтракать? Обедать? — подошел ко мне приветливый официант в летах.
— Да! — ответила я утвердительно на оба вопроса сразу и добавила — Только сначала помыть руки и позвонить. Мой телефон разряжен.
С непроницаемым выражением лица официант принял у меня куртку, проводил к дамской комнате, а затем встретил у двери небольшого уютного зала, протягивая мобильный и походя интересуясь:
— Желаете кушать здесь? Или проводить вас в кабинет?
— Наверное, в кабинет, — неуверенно пробормотала я и стала по памяти набирать номер Колюни. Трубку никто не взял. Я решила позвонить домой.
— Алло, — мгновенно ответила Клара, — Дом Витолины Толкуновой. Кто говорит?
Ого! Клара мгновенно вычеркнула Сережу из списка любимых хозяев.
— Клара, это я.
— Витолиночка! Откуда? — обрадовалась молдаванка. — Кошелек в спальне швырнула, сумку не взяла, телефон на постели оставила.
— Потому и звоню. Найди срочно Колю, пусть он едет в сторону Старозачатьевского… Там ему будет надо зайти…
— А чего его искать, — перебила меня домработница, — Он у меня тут рядом сидит, злой как собака.
— Дай ему трубку.
— Алло? — голос Колюни звучал встревожено, — Вы где, Витолина Витальевна?
— В данный момент в ресторане «Тбилисо». Будь другом, возьми деньги и телефон и подъезжай в район Старозачатьевского. Скорее всего, я буду в ресторане. Если нет, то найдешь в моем мобильном телефон Георгия Петровича и уточнишь, где мы находимся. Ты все понял?
— Еду, — коротко ответил Колюня и, помолчав минутку, добавил — Вы там, как, вообще?
— В полном шоколаде, — буркнула я и нажала кнопку «отбой».
Через пять минут рядом со мной вновь появился официант, зажег на столе свечу и поставил пепельницу.
— Ну что? Выбрали что-нибудь? — учтиво поинтересовался пожилой грузин.
— Принесите мне лобио, сациви и аджипсандали, я даже не потрудилась открыть меню, уверенная в том, что все эти традиционные грузинские блюда в ресторане обязательно есть.
— Лобио из красной фасоли, или из зеленой? — уточнил кавказец.
— Из красной. И попросите повара не жалеть перца.