Задача Юли сильно усложнилась. Ей надо было проверить оба отеля, постараться засечь Сергея Тимофеевича с Настей или без нее в одном из них, и, самое главное, не попасться на глаза моему мужу. Каково же было удивление Юленьки, когда оказалось, что Толкунов зарегистрировался сразу в двух отелях. Решив начать слежку с удаленного «Мирамара», Настя утром следующего дня вызвала такси. Прохаживаясь у ворот своего отеля в ожидании машины, девушка вдруг заметила, как из ворот соседнего «Амари» вышла щебечущая Настенька и… господин Толкунов.
— Ну а дальше… вот, — покраснела Юля и показала глазами на видеокамеру, лежащую на кухонном столе.
Понимая, что смотреть пленку в присутствии своих друзей у меня не хватит сил, я тяжело поднялась со стула, взяла камеру и молча пошла к себе в спальню.
Вспомнив, что в тумбочке у Сережи есть маленькая фляжка виски, я открутила пробку, сделала несколько глотков прямо из горлышка, зачем-то плотно задернула шторы и, не раздеваясь, плюхнулась на кровать. До самого страшного момента в истории моего супружества оставались считанные минуты. К счастью, вместе со мной в комнату пробрался рыжий Котя. Прижав к себе мурлыкающего кота и проглотив подступающие слезы, я нажала на кнопку «play».
В прыгающем прямоугольнике экрана появилась худенькая и отчаянно молодая Настенька в легкомысленном голубом сарафане. Она что-то говорила, но посторонние шумы от автомобилей, хруста гравия под ногами, выкриков местных торговцев, записанные Юлей на камеру, не позволяли разобрать слова. Через несколько мгновений девушку догнал мой муж. Он, смеясь, нахлобучил Насте на голову большую панаму, обнял за плечи, поцеловал в точеную шейку и парочка, прилепившись друг к другу, стала удаляться от объектива….
Я перевела дыхание.
Кадры сменились. Настя и Сережа находились в небольшой турецкой лавке. Юля следила за «объектом» через стеклянную витрину. Судя по всему, Сергей покупал Насте купальник. Он дурачился, прикладывая крохотный лифчик к своей груди. Его яркая оранжевая футболка — когда только успел купить такую — дьявольским огнем плясала у меня перед глазами. Затем пара удалилась куда-то в глубь помещения и я, до рези в глазах всматриваясь в крохотный экран, сообразила, что Настенька с Сережей скрылись в примерочной кабине.
Я тихо охнула и потерла рукой сердце.
Вот и следующая картина. Здесь звук был записан довольно чисто.
— Сережа, я так счастлива, — произнесла Настя, потягивая через соломинку какой-то коктейль. Пара сидела в баре, на берегу моря. Настя — лицом к объективу. Сережа — спиной. Периодически в кадр попадали ветки каких-то растений. Вероятно, Юленька снимала из кустов.
— Малыш, может, ты поешь что-нибудь? — спросил Сережка каким-то чужим голосом, — Тебе ведь нужно есть за двоих.
— Ой, — Настя засмеялась, — Скажешь тоже…Тут нас кормят как на убой! Я на завтраке так налопалась, что теперь до вечера есть не захочу.
— Солнышко мое, — произнес мой муж, с очень знакомой мне интонацией, наклонился вперед и поцеловал Настины пальцы, — А хочешь, мы через неделю улетим еще куда-нибудь? На Мальдивы? В Таиланд?
Только не в Таиланд, чуть не застонала я.
— Сереженька, а маленькому это не вредно?
— Настена, мы же договорились… Не маленькому, а маленькой… Сын у меня уже есть. Теперь будет только дочка! И пусть наш Светик сразу же привыкает путешествовать с родителями….
Решив, что с меня довольно, я выключила камеру и вытащила кассету. Судя по тому, что отсмотрела я только ее десятую часть, компромата Юленька привезла предостаточно. Слава Богу, что мне не пришлось наблюдать откровенных постельных сцен, жарких объятий и слышать слов, которые влюбленные говорят друг другу в особых ситуациях.
Я дотянулась до тумбочки и сделала еще несколько глотков виски.
Поздравляю вас, Витолина Витальевна, вот вы и пополнили огромную армию женщин, которые в народе называют «брошенки».
«А я шикарная, мадам Брошкина» — фальшиво пропела я и с силой запустила кассетой в стенку.
Затылок немилосердно заломило. Я вздохнула и взяла мобильный телефон.
«Приезжай срочно. Мы с папой разводимся».
Я отчетливо понимала, что слать такую эсэмэску сыну жестоко. Но что я могла поделать, если мир рушился, а никого, кто мог бы удержать меня от падения в пропасть, рядом не было…
4 октября (вторник)
Выходить на завтрак мне не хотелось. Вставать тоже. Ночь, проведенная без сна, лишила меня последних сил. Я лежала и тупо смотрела в потолок.
— Витолиночка, — Клара сидела на кровати рядом со мной и гладила мою руку, — Не убивайся ты так… Ну сама подумай, разве ж это горе? Неужто, конец света наступил? Вот послушай, что я тебе скажу. У тебя там, рядом с работой монастырь есть. Название я только забыла. В монастыре том похоронена святая Матренушка. Мы с Петром днем туда съездим, привезем тебе цветочек от Матренушки, иконку, землицу с могилки. Наши бабы говорят, что она всем женщинам помогает, всех скорбящих утешает. Нужно цветочек засушить, а потом с водой выпить. И вернется твой Тимофеевич… Как побитая собака прибежит. Верное дело я тебе говорю.
— Какой цветок, Клара? — я с тоской посмотрела на пожилую женщину, — Мне удавиться хочется. Ты что, действительно не понимаешь, что жизнь кончилась? Я ведь не злюсь на Сережу. И не хочу, чтобы он, как побитая собака…. Мне просто нет в этом мире места. Понимаешь?
— Смертный грех уныние твое! Вот, ей Богу, смертный. — Клара перекрестилась, — Ты чего это удумала? А сын? А мы? Вона, гляди, сколько людей тебя любит и жалеет. Ты думаешь, одна ты ночью маялась? Юлька моя рыдьмя рыдала. Петя с Николаем по три пачки папирос высадили. На работу не поехали. Сидят неприкаянные и чем тебе помочь — не знают.
В этот момент в дверь осторожно постучали.
— Чегой-то? — вскинулась Клара.
— Не помешаю? — в комнату, распространяя запах элитного парфюма и мгновенно заполняя собой пространство просторной спальни вошел Гоша Великолепный.
— Как вы здесь оказались?… — икнула я и натянула одеяло до подбородка.
— Честно говоря, — улыбаясь одними глазами проговорил Георгий Петрович, — приехал по делу… Но так получилось, что… В общем, Николай мне вкратце рассказал, что у вас тут семейные неприятности. И знаете, Витолина Витальевна, что я вам скажу…
— Что? — пролепетала я, понимая, что подобного позора я Колюне никогда не прощу.
— Что я очень рад! — Эрнст вытащил из кармана пачку сигарет и учтиво поинтересовался — Можно закурить?
— Нет уж! — вмешалась Клара, — Курите себе в коридоре. А еще лучше на улице. Витолине нужен покой.
— Допустим, уважаемая, покой ей абсолютно не нужен. — Гоша ослепительно улыбнулся домработнице, отчего та отчаянно покраснела. — Я, безусловно, покурю в коридоре, но и вы не задерживайтесь. У меня есть для вас очень важная информация.
— Для нас? — растеряно переспросила Клара — Это и для меня тоже?
— Ну, вы же добрый друг Витолины Витальевны и у нее от вас секретов нет. А значит и мне скрывать нечего.
Гоша подмигнул мне и вышел из спальни.
— Это что было? — перекрестилась Клара. — Он тебе кто? Это ж банкира охранник, который надысь приезжал.
— Он по работе, — промямлила я и покраснела. — Ладно, придется встать. Ты пока свари Георгию Петровичу кофе.
— Ой, мамочки, — заохала молдаванка, — Прямо в спальню… Прямо в спальню… Хорошо хоть Тимофеевич не видел.
На последних словах Клара прикусила язык и бегом выскочила за дверь. А я, пошатываясь от бессонной ночи, отправилась умываться.
Постаравшись хоть как-то закрасить круги под глазами и освежив цвет лица при помощи уютного розового свитерка, я, зачем-то, на манер Клары, перекрестилась и вышла на лестницу. Из кухни доносились раскаты хохота. Я остолбенела. Потом, какой уж раз за неделю, на цыпочках спустилась на первый этаж и замерла в коридоре.
— Ой, Петрович, — смеялась Клара, — Скажешь тоже! Как это я буду свахой работать? Да меня Витолина из дома выгонит…
— А я, — перебил ее бодрый голос Петра Ивановича, — сразу заметил, что ты, Георгий, на нашу Витолину запал. Мастерство не пропьешь…. У меня глаз — алмаз! Только что ж это получается? С корабля на бал? Нет, брат, права Клара, выгонит нас Витолина Витальевна.
— А вот и не выгонит, — вмешался Колюня, — Она меня позавчера раз десять по ошибке Гошей назвала. Представляете?
Я пулей взлетела обратно в спальню и заперла дверь. Боже, что у нас происходит? Зачем приехал Эрнст? О каком сватовстве они говорят?
Сердце у меня отчаянно заколотилось. Но плакать, правда, больше не хотелось. Я челноком засновала от окна к кровати. Какой ужас! Как мне теперь смотреть в глаза Гоше? А своим коллегам? Они-то из-за меня переживают, а я, получается, у них за спиной романы кручу. Вот стыдоба….
В дверь постучали. Я в отчаянье метнулась в ванную, потом выбежала оттуда, поняв, что прятаться глупо, и открыла дверь.
На пороге стоял Георгий Петрович.
— Подслушивала? — спросил он.
— С чего это вы взяли? — я не знала куда деть глаза.
— Как говорит Петр Иванович — мастерство не пропьешь. Грош бы мне была цена, как начальнику службы безопасности, если бы я твое появление прозевал.
— А мы перешли на ты? — я покраснела.
— Ну да, давно уже… Ты не заметила?
— Георгий Петрович, — я отступила в глубину комнаты, — Может быть, вы мне объясните, что происходит.
— С удовольствием, — сказал Гоша и уселся прямо в джинсах на мою разобранную постель. — Вы… Ты… Ты мне очень понравилась еще в самую первую встречу. И я, грешным делом, решил, что постараюсь отбить тебя у мужа. Когда, конечно, про мужа все выяснил. Но потом все так закрутилось, что не до амуров мне стало. Да и о своем Толкунове ты говорила с такой теплотой, что мне казалось, будто мои шансы равны нулю. А потом я сопоставил кое-какие факты, кое-что выяснил по собственным каналам, даже, извини, посмотрел папку с делом Толкунова и Христенко…
— Кто ее тебе показал? — ахнула я.