Я проснулась в пять часов, постояла под обжигающими струями душа, растерла жестким полотенцем до красноты тело и, нарядившись в гостевой махровый халат, поплелась на кухню. Вздохнув, открыла шкафчик, где хранилось десять сортов элитного кофе, но не было лишь одного — моего любимого, и заварила кипятком отдающую шоколадом арабику. С сожалением взглянула на крохотный кусочек сливового пирога, оставшийся со вчерашнего дня, и решила уступить его Эрнсту. Закурив, уселась на подоконник и стала «думать о жизни».
Сколько же мне понадобиться времени, чтобы забыть мужа? Вот вчера вечером, например… Когда почти в полночь мои «твистовцы» наконец разъехались по домам и мы остались с Гошей одни, я, вместо того, чтобы уйти спать или посмотреть телевизор, или просто отдохнуть от всех этих загадок с двойниками, фальшивками и подделками битый час пересказывала Георгию Петровичу историю нашей любви с Толкуновым. Зачем? Я же видела, что Гоше неприятно меня слушать. Он всячески пытался меня остановить. Он даже принес бутылку шампанского и предложил выпить за ту жизнь, которая будет много лучше любых романтических лав-стори… Он, что уж греха таить, даже пытался меня поцеловать… Так нет же! Я не только вырвалась из крепких мужских объятий, но и с мазохистским удовольствием потребовала, чтобы мне, наконец, дали выговориться. В результате опять довела себя до слез и, хлопнув дверью, ушла в спальню, изрыгая проклятия в адрес подлого изменщика и его тургеневской Настеньки. Жить они, видите ли, будут долго и счастливо, да еще и в оффшорной зоне….
Кстати, я же все время собиралась позвонить Карлу Ивановичу и узнать, каким образом я могу отказаться от Сережиного «подарка». Триста лет мне не нужен его бизнес. Да в гробу я его видала. Пусть дом переоформит на сына, положит мальчику на счет сумму, нужную для того, чтобы закончить образование, и… катится, куда хочет.
Вспомнив, что уже три дня назад отключила мобильный телефон (чтобы не напороться на звонок Толкунова), я принялась лихорадочно искать бриллиантовую трубку. Телефон обнаружился в гостевом туалете. Он лежал на стопке чистых полотенец и рыжий качаловский котяра играл с его хрустальной подвеской. Миллионы солнечных зайчиков, отраженных от граней подвески весело плясали на потолке и, если бы не они, я бы в жизни не догадалась, где оставила аппарат.
Кот поприветствовал меня коротким рыком, лениво спрыгнул на пол и медленно подошел к своей миске. Вот черт! Пакет из-под кошачьего корма был абсолютно пуст.
— Ладно, пошли, сейчас найду тебе что-нибудь в холодильнике.
Рыжего великана уговаривать не пришлось. Интересно, станет ли когда-нибудь наш Котя таким же большим и важным? Или так и останется худой и подвижной «гармошкой», как называет его Клара.
Колбасы, сыра или мяса в холодильнике не было. Пришлось предложить котофею холодный голубец. Повозмущавшись для порядка, порычав и побарабанив хвостом, кот умял огромную порцию буквально в мгновение ока. А я включила мобильный. Мгновенно посыпались сообщения о пропущенных звонках. Их было очень много. Но ни одного из знакомых номеров я не обнаружила. Ни сын, ни… Толкунов мне не звонили… Хотя, может быть, мой ребенок сменил номер? Рискуя напороться на бывшего мужа, я набрала номер из последнего сообщения, где указывалось, что «этот абонент просит вас перезвонить».
— Слава Богу, — трубку взяли мгновенно, — Я с тобой никак не могу связаться.
— Телефон был отключен, — ответила я, пытаясь понять, кому я дозвонилась. Голос был знакомым, но не более.
— Как вы там?
— Ну, так себе. В принципе, все нормально… — я решила уточнить, с кем же все-таки говорю, но не успела.
— Толкунов возвращается в Москву.
— Когда? — ахнула я.
— Вероятно сегодня. В крайнем случае, завтра. Так что его подругу будем убирать. Там все переигралось, и мы чуть было не сели в калошу.
— Как переигралось? О чем речь? — я ничего не могла понять.
— Ну, чего я буду тратить деньги, и объяснять тебе это по телефону. Просто прими к сведенью, что убирать будем обеих его баб.
— Куда убирать? — я задрожала.
— На кудыкину гору… — грубо ответил мужчина. — Прекрати строить из себя идиотку…
Связь внезапно прервалась, но я быстро перенабрала номер.
«На вашем счету недостаточно средств…. Пополните счет, или…» — механическим голосом сообщила мне бездушная трубка и подмигнула хрустальной подвеской. Вот черт! Ну вот так всегда… Кстати, когда я умудрилась нацепить на свой телефон это дурацкое украшение? Наверняка Юленька привезла мне сувенир из Турции. Это как раз в ее вкусе.
— Не спится? — заглянул на кухню свежий и, как всегда неотразимый Эрнст, — А почему такие испуганные глаза?
— Гоша, мне только что сказали, что Сережа прилетает в Москву…
— Соскучилась? — невесело хмыкнул Георгий.
— Да не перебивайте меня! — я заорала, — Мне только что сказали, что Толкунов прилетает, поэтому обеих его баб будут срочно убирать…
— Каких баб? Что ты несешь?
— Да откуда я знаю, каких? Настю и эту… Инну, наверное. Раз об этом сообщили мне, то не меня точно.
— Стоп машина! Давай спокойно… — Гоша отхлебнул кофе из моей чашки и закурил, — Во-первых, кто тебе это сказал? С кем ты говорила?
— Откуда я знаю с кем. Голос знакомый, но, честно говоря, я не поняла…
— Так перезвони и спроси.
— Какие мы умные!!! У меня деньги на телефоне кончились. Вот — и я в доказательство протянула Эрнсту трубку, словно по ее внешнему виду можно было судить о балансе моего лицевого счета.
Георгий Петрович перестал глупо улыбаться.
— Откуда у тебя телефон Качаловой?
— Это мой телефон!
— Это — аппарат Татьяны Борисовны. Она забыла его в Москве и уже десять раз звонила, просила меня его отыскать. Я клятвенно пообещал заблокировать ее номер, но… забыл.
— Это мой телефон! — Я повысила голос, — Чем вы слушаете? Я звонила по пропущенному номеру, и МНЕ сообщили о прилете МОЕГО мужа. При чем здесь Качалова?
— Минутку, — сказал Эрнст, вышел в коридор и через минуту вернулся обратно, — Если это ТВОЙ телефон, то что я тогда держу в руках? — он протянул мне абсолютно идентичную трубку, правда, без хрустальной подвески.
— Где ты его взял? — спросила я дрожащим голосом.
— В кармане твоего плаща, — ответил, как отрезал Гоша и нахмурился. — Теперь еще раз быстро, внятно и без истерик говоришь, что тебе сказали по телефону?
Мне пришлось повторить. Пока я рассказывала, Эрнст быстро просматривал в Татьянином аппарате журнал пропущенных звонков и переписывал номера к себе в блокнот.
— Жди здесь, и никому, пожалуйста, не звони, — сказал он и ушел к себе.
Я уже запомнила, что все телефонные разговоры Эрнст предпочитает вести без посторонних. Мой собственный телефон он тоже, на всякий случай, унес с собой. Помаявшись пять минут без дела, я решила приготовить какой-нибудь простенький завтрак, а точнее, поджарить хлеб.
Почему-то возвращаться на Клязьму мне абсолютно перехотелось. Я нахмурила лоб.
… Если утром звонили настоящей Качаловой, то почему ей рассказали о Толкунове? Если звонили Чижовой, то, теоретически, рассказать о Толкунове могли, но только в том случае, если меня вычислили. В том смысле, что я никакая не Вика из Запорожья, а сыщица Витолина Толкунова, мешающая чьим-то коварным планам… В таком случае, «подруга», которую нужно убрать, — это я. Я и, вероятно, Настенька. Бред какой-то…
Схватив листок бумаги, я попыталась начертить хоть какую-то схему, наметить хоть какой-то план действий.
Итак.
Есть Чижова, которая заменила Качалову. Через шесть месяцев она станет наследницей финансовой империи. Но, насколько я знаю, нужно будет подписывать какие-то бумаги, чеки, документы…. Более того, для того, чтобы уже сейчас получать в банке немалые суммы, подпись Качаловой должна быть подлинной. О том, что любой документ с подписью Татьяны Борисовны будут дотошно проверять эксперты, мне сообщил Гоша. Следовательно, настоящая Качалова должна быть жива, как минимум, еще полгода. Тогда, где она?
Я потерла переносицу, чихнула и потрясла головой…
А что, если допустить, что и внук Моториной, Генрих Михайлович Паук (ударение на первом слоге) — это тоже фальшивка? Он ведь тоже унаследовал несколько миллионов Серафимы Львовны, и тоже очень удачно сбежал за границу?
— Гоша! — во всю мощь заорала я, — Гоша! Мне кажется, я все поняла!
Георгий Петрович не откликнулся, а я стала лихорадочно записывать разбегающиеся мысли.
Суть аферы, по моему мнению, сводится к следующему. Некая криминальная группа выбирает очень состоятельного человека. Желательно, чтобы у него был всего один наследник. После того, как жертвы назначены, а роли распределены, составляется подробнейшее досье. Дальше к работе приступают профессиональные актеры, изображающие «тень отца Гамлета». Двойники особо не прячутся. Ведь, как верно заметила Татьяна Качалова, никто не обращал внимания на двойника, принимая его за саму Татьяну. Вот только бедная женщина, которой постоянно являлся собственный призрак, постепенно сходила с ума. Скорее всего, мошенникам это было нужно для того, чтобы окружающие обязательно отметили какие-то изменения в обычном поведении Качаловой, ее странности и т. п. Потому что потом, когда прозвучат финальные аккорды пьесы и Сергей Иванович Качалов отправится на тот свет, вслед за ним исчезнет и настоящая Качалова. А Призрак выйдет из тени…. Выйдет, став на несколько миллионов долларов богаче. А любые «проколы» в поведении двойника можно будет объяснить предшествующей «неадекватностью» его прототипа и благополучно уехать лечить нервы за границу…. Что ж, аферисты действовали талантливо и с размахом. Если предположить, что в схему могли быть включены десятки состоятельных жертв, то преступники прокололись всего два раза. Один раз с Качаловой, второй — с Серафимой Львовной. Обе женщины решили обратиться к сыщикам. И, не сговариваясь, выбрали «Твист». Одна — благодаря тому, что прочитала в журнале наше объявление — единственное, кстати, об услугах детективов. А Серафиму Львовну, вероятно, привлек наш адрес. Ведь Таганка совсем недалеко от Печатников и пожилой женщине было легко к нам добираться. Я продолжила записи.