Насте стало дурно.
Сергей, не замечая реакции беременной женщины, скороговоркой продолжал:
— Когда я спросил ее, зачем она так поступила, Витолина ответила, что в кризисных ситуациях кто-то должен принимать ответственные решения. А решение об усыплении собаки мог и должен был принять только мужчина. А, следовательно, по ее мнению, я бы потом всю жизнь мучился бы от этого рокового решения, от ответственности…
Я не выдержала, вскочила из-за столика, беспомощно оглядываясь по сторонам, потом снова села, стиснула виски руками и едва слышно прошептала:
— Господи, какая чушь! Моя… наша Неська действительно умерла от рака. На тот момент мы сделали ей несколько операций. Мы знали, что врачи уже вынесли нашей псюхе свой смертельный приговор, что время ее жизни стало измеряться уже не неделями или днями, а часами и минутами, но боролись за жизнь до последнего. Мы оба ночи напролет дежурили у ее матрасика, каждые два часа делали внутривенные уколы, ставили капельницы, кормили из пипетки… Она умерла у Сережи на руках, когда я, буквально на несколько минут отошла, чтобы позвонить друзьям и отменить все предновогодние встречи. Мы не хотели, чтобы кто-то приезжал к нам домой в это страшное время… Неськи не стало за 10 часов до нового года. И я этот день запомню на всю жизнь…
— Но это еще не все, — мертвым голосом пробормотала Настя, — Сережа еще мне сказал, что вы, в принципе, не остановитесь ни перед чем. Потому что не привыкли поступать иначе. Что его первую жену вы выжили из Москвы, даже не дав той закончить институт…. Что вы, не задумываясь, сживете со света и всю мою семью…
Я затрясла головой, не в силах поверить услышанному.
— И тогда я…, — продолжила Настя, переведя дыхание, — Тогда я не выдержала и позвонила маме в Москву. Прямо оттуда. С озера. Трубку взял отец, который мне и сообщил, что мама и Тоська попали в больницу с жуткой кишечной инфекцией… буквально в тот же день, когда к ним приходила какая-то женщина с моей работы и принесла зарплату… По описанию папы, женщина никак не походила на моих коллег. Я это сразу поняла….Это ведь были вы, Витолина?…. Я не предупредила родителей, что сама заберу свои отпускные из офиса в день отъезда в Турцию, так что никто к ним не придет… Вот вы и воспользовались случаем, чтобы свести с моей мамой счеты…. Врачи надеются на благополучный исход, но Тоська сейчас в реанимации…
Девушка подняла на меня покрасневшие, заплаканные глаза, а я беззвучно, как рыба, которую вытащили на берег, только открывала и закрывала рот.
— Но, Настя, нет…
— Зачем вам это было нужно? Ну скажите, зачем, вы их отравили? — девушка вцепилась в мою ладонь горячими, буквально раскаленными пальцами. — Если хотите, я откажусь от вашего мужа, откажусь от всего! Только оставьте нас в покое! Я уеду, исчезну… Ни вы, ни Сережа никогда не услышите о нашей семье. Только не убивайте нас, пожалуйста! Христом Богом прошу!
Я не выдержала и заорала на все кафе:
— Петр Иванович, Коля! Ну подойдите же кто-нибудь… Сделайте что-нибудь! Объясните вы ей, наконец!..
Мои коллеги вскочили из-за столика и быстро направились к нам. Настя, с расширенными от ужаса глазами смотрела на то, как они приближаются. Губы у девушки побелели. Она прижалась к спинке стула, загораживая двумя руками свой абсолютно плоский пока еще живот…
— Нет! Не надо! Пожалуйста!
— Настя, успокойтесь, это мои друзья! Выпейте воды. Черт! Где тут у них вода? Господи, ну посмотрите же вы на меня. Вот, возьмите стакан, здесь сок. Пожалуйста, не бойтесь, — я бормотала какие-то ненужные слова, продолжая сжимать одной рукой Настино плечо, а другой подталкивая ей стакан с уже отпитым мной соком.
Глаза у девушки пару раз моргнули и вдруг стремительно понеслись куда-то вверх, под тонкие, прозрачные, голубоватые веки. Настя тихо выдохнула и стала сползать со стула.
— Врача, срочно! — приказал Колюня появившемуся любопытному официанту, пытаясь поддержать обмякшее хрупкое тельце, — Вы что, не видите, женщине стало плохо…
В этот момент мой мобильный разразился гнусавой мелодией «Чижика-Пыжика». Я мельком взглянула на определитель. Это был рабочий телефон моего мужа. Поняв, что говорить я сейчас совершенно не в состоянии, трубку взял Петр Иванович:
— Алло! — тихо проговорил он. — А, здравствуй-здравствуй, Карл Иванович, ты где? Нет. Нет-нет, я не в курсе, что у вас встреча. Хотя что-то такое она мне говорила… Но я не думал, что встреча с тобой… Вот привез Витолину из дома… Витолина Витальевна, Лемешеву подтверждать встречу? Он тут рядом, подъехал к нашему офису.
— Да-да! Конечно! Пусть срочно едет сюда! — я с отчаяньем посмотрела на Настю, — Может быть, Лемешев ей объяснит, что все это чудовищная ошибка…
— Ага, подъезжай на Таганку, кафе «Джангл»… — Петр с сомнением покосился на Настю, которую обмахивал папкой с меню наш Колюня, — Тут у нас, видишь ли, небольшая проблема, так что в офис мы не поедем. Что? Да, так… Ничего серьезного. Короче, приедешь, все поймешь…. Ага. Понял! Ждем!
Петр Иванович склонился к моему уху:
— Лемешев сказал, что Сергей в Москве. Он с ним связывался. В смысле, Сергей звонил Карлсону. Я так понял, что Тимофеевич тоже хочет тебя увидеть. Но Лемешев считает, что решение о встрече с мужем ты должна принять сама.
— Ну, так я приму! Еще как приму! — я рванула мягкий ворот своего новенького костюма, — Петя, пожалуйста! Пускай все уедут отсюда. А Лемешев с Сергеем наоборот приедут… Пусть мне в глаза расскажут, какая я садистка, которая травит собак и детей, убивает любовниц мужа и науськивает сына на отца….
Хлынувшие Ниагарским водопадом слезы не дали мне договорить до конца. Настя к этому времени уже пришла в себя и, икая, пила сок из моего стакана, глядя на нас троих полными ужаса глазами.
— В общем так, — я отобрала у девушки свой сок, допила его до дна и повернулась к Колюне, — Возьми Настю, ее вещи и отвези в Печатники. Это рядом. Дом ты знаешь. Квартиру тоже. Заодно узнай у ее отца, что там такое произошло с Настиной матерью и ребенком…
— В смысле? — Колюня смотрел, не понимая ни слова.
— Это долго объяснять. Она тебе сама расскажет…
— Она, кто?
— Настя, в смысле, или ее папа. Короче, Галя с Тосей в больнице…После нашего с тобой визита… Если им, вам будет нужна машина, останешься. Может быть, придется куда-то ехать. Возьми мою кредитку. Код ты знаешь. Если потребуется — снимешь деньги.
Настя с отчаяньем посмотрела по очереди на меня, Николая и Петра Ивановича. Я молча, глазами указала Колюне на чемодан, валявшийся у столика и встала из-за стола:
— Послушайте, Настя! Все, что вы рассказали мне — это чудовищное недоразумение. Постарайтесь это понять. Я не знаю, зачем Сергею понадобилось рассказывать вам всю эту чушь, но, поверьте, я не имею никакого отношения к тому, в чем вы меня подозреваете. Езжайте домой. Разбирайтесь с мамой и малышкой. Если хотите, наши сыщики подключатся и выяснят всё о причинах их заболевания. Узнайте, какой нужен врач, лекарства… Словом, не стесняйтесь…А сами, Настя, — выпейте чай, какую-нибудь валерьянку и просто отдохните. Сергей Тимофеевич приедет к вам вечером…. В крайнем случае, я прослежу, чтобы он поступил именно так…
— Хорошо. — Настя надела куртку и направилась к двери. Сделав пару шагов, она обернулась, — Прошу вас. Я очень прошу вас…. Не причиняйте нам вреда. Вы же мать, вы понимаете, что такое ребенок. Дайте мне увидеть мою дочку….
— Черт знает что! Просто какой-то водевиль, — ругнулся Петр Иванович, когда дверь за Настей и нашим приятелем закрылась, издав напоследок мелодичный звон.
Я села на стул и закрыла глаза.
Самое обидное заключалось в том, что, кажется, я знала ответ на все вопросы. Ну, не все, конечно. А те, которые касались нас с Сережей. Моему мужу была просто невыносима мысль о том, что я сейчас стала самостоятельной. Что у меня в жизни, наконец, появилось дело. Господину Толкунову всегда (и он этого не скрывал) была нужна женщина, которая бы сидела дома, делала то, что хочет он, женщина, лишенная собственного мнения и каких-то своих устремлений. Пока я играла по его правилам — не было никаких Насть. После десяти лет, наполненных страстью и великолепным сексом, после следующих десяти лет наполненных сексом спокойным и вселенским умиротворением, между нами так и не возникло равноправия. Хотя это и не мешало любить друг друга. И вот теперь «я вырвалась из плена»… В какой-то офис, в какую-то работу, к каким-то недосягаемым для Сережки Качаловым, с потенциальными Великолепными Гошами в орбите моих интересов. Эх, знал бы он, что эта проклятая работа не занимает даже сотой доли моего сознания. Что в том момент, когда он перестал считать меня своей Женщиной, не научившись видеть во мне Личность, я, как и двадцать лет назад сижу и думаю исключительно о нем….
— Гоша больше не звонил? — вклинился в мои размышления Петр Иванович.
— Ну, ты же все время был рядом, — не открывая глаз, пробормотала я, — Когда б он успел?
— Так я звякну ему? Вы не против?
— Господи, да делай что хочешь… И еще, закажи мне коньяк, что-то у меня голова кружится и плывет все перед глазами.
Петр Иванович шумно задвигал креслом и, судя по дробному топоту, почти бегом отправился к барной стойке. Сколько раз я ему говорила, чтоб не суетился зря. Тем более, сейчас, когда все уже в жизни кончено. Я застонала и попробовала сосредоточиться. Открывать глаза и снова видеть мир, который совсем не изменился с того момента, как я умерла, мне не хотелось. В голове похоронной мелодией звучали Настины слова: «эта дрянь… эта мягкотелая клуша… моя жена садистка,… она сама убила нашу собаку…». Пам-пам-па-парам… Ту-сто-четыре-хороший-самолет… Ничего не хочу. Хочу в Таиланд. Найду себе работу. Сниму нам с Серым квартирку на севере Паттайи. Хотя, нет! Сережке-маленькому нужно учиться. Нужно как-то обустраивать жизнь. Или здесь, или в Европе. Потом он женится. Родит мне внуков, и я превращусь в хорошую, просто отличную бабушку. Ту-сто-четыре-хороший-самолет…