— Никто, — пролепетала я, — Это Клара сейчас вот ко мне приехала и… ударилась об угол тумбочки.
— Клара? В девять вечера? Кто же ее пустил?
Похоже, Эрнст мне не поверил.
— Никто особо ее и не удерживал, — я старательно выкручивалась, — Просто она мне термос с бульоном привезла, ну и…, в общем, определенные женские штучки. Словом, не важно.
— А, ну тогда ладно. Отдыхай. Не буду больше тебя отвлекать. Кларе привет передавай. Скажи, что ее голубцы я вспоминаю каждый день. Утром я к тебе заеду.
Нажав отбой, я устало и затравленно посмотрела на друзей.
Все сидели, понуро опустив головы. Только Клара, получившая неожиданный комплимент от Георгия Петровича, смущенная и страшно довольная возилась с посудными полотенцами, аккуратно развешивая их на специальные крючочки. Для меня стало очевидно, что решение сейчас предстоит принять мне. Подозрения в отношение моего мужа, которые так легко и словно походя высказал Гоша, снимали с моих коллег всю ответственность. Они бы с радостью помогли Толкунову, если бы он попал в беду. Но бросаться на поиски и тем более на выручку человека, который возможно совершил тяжкое преступление — это уже совершенно другое…
Прежде чем уговорить их незамедлительно ехать в Красную Пахру, нам надо было расставить все точки над «i».
— В общем так… — я откашлялась, — Я знаю, что Эрнст отличный профессионал. Что всему, что он говорит по делу можно верить. И я ни минуты не сомневаюсь в правдивости его слов. Вероятно, Настю действительно подтолкнули к самоубийству, или просто подтолкнули…., скажем, угрожая ей пистолетом. Это факт. То, что девушка прибыла с кем-то на место своей будущей смерти в автомобиле, возможно даже в Пежо, это тоже факт. Я это не отрицаю. Как не отрицаю, что Сергей курит сигареты «Парламент», когда нет любимой трубки, и носит сорок третий размер обуви. Но такой же размер у тысяч других мужчин! И «Парламент» — совсем не редкий сорт табака, который мог бы точно указать на Толкунова….
Сережа в беде. Я это чувствую.
Неужели вам ничего не сказал его чемодан, подарки, которые мы только что разбирали, фотографии из Турции, наконец? Даже если он был влюблен в Настю — нас он бросать не собирался.
— Так в том-то и беда, — вздохнул Колюня, — Я тоже по Настиным словам понял именно так… Что-то у них расклеилось. Что-то ее тревожило…. Она даже ехать к нам домой сначала не хотела. Но я позвонил Сергею Тимофеевичу, сказал, что нахожусь в доме той самой Христенко, по поводу которой он…., как это сказать, просил провести расследование…. И Тимофеевич велел мне срочно привезти к нему Настю.
— А Настя слышала твои слова?
— Нет…. Откуда? Я разговаривал на кухне, а Настя в это время звонила Карлу Ивановичу, просила его узнать, хороший ли врач лечит ее маму в Боткинской больнице.
— Какому Карлу Ивановичу?
— Так нашему же… Лемешеву! Бухгалтеру Сергея Тимофеевича.
— Лемешев никогда не был знаком с Настенькой, — прошептала я. — Он мне сам это подтвердил, когда мы с ним обедали в японском ресторане. Он узнал о любовнице своего друга только в Питере. Хотя и подозревал давно что-то подобное, когда Пежо для незнакомой женщины покупал….
Колюня пожал плечами и вздохнул:
— Видать обманул вас, Витолина Витальевна, наш бухгалтер….
И тут в голове моей словно вспыхнула тысячеваттная лампочка. Отдельные фрагменты, детали и факты молниеносно сложились в цельную картину. Вот только озвучить ее я пока не могла. Не имела права. У меня не было самого главного козыря, без которого уже всё остальное становится не важным: я не знала, где мой муж!
Тем не менее, необходимо было сделать один звонок.
Я решительно набрала номер:
— Алло? Слушаю вас, Витолина Витальевна, — голос был настороженным, но привычно вежливым.
— Добрый вечер, Карл Иванович. Мы с вами можем встретиться?
— Господи, что еще случилось? Вы где? — Лемешев не на шутку перепугался. Но для меня уже не было секретом — почему.
— Я дома. И со мной все в порядке. А вот к вам у меня есть несколько неприятных вопросов.
— Витолиночка, — заблеял Карл Иванович, — Милочка… Что ж так официально… Мы вроде на «ты» перешли, нет? Если ты по поводу Сережи, то у меня с ним, увы, нет связи. Я понимаю твое состояние, но сейчас ничем тебе помочь не смогу. Ты ведь в курсе, что Сергей Тимофеевич с молодой невестой уехали из страны?
Мне пришлось набрать в легкие побольше воздуха, чтобы та черная ненависть к настоящему Иуде, продавшему нашу многолетнюю дружбу, продавшего меня и моего сына за тридцать несчастных серебряников, не затопила меня с головой:
— Молодая невеста господина Толкунова, — я старалась не выходить из себя, — сейчас находится в судебном морге. А вот, где мой муж я очень бы хотела узнать.
— Господи, милая, не думаешь ли ты…, что я… — Лемешев закашлялся.
Я брезгливо отодвинула трубку от уха, словно бывший Сережин друг и партнер мог меня забрызгать ядовитой слюной.
— Я думаю…, точнее, я уверена, Карл Иванович, что вы с самого начала были в курсе Сережиных отношений с этой девушкой. Более того, я убеждена, что вы-то ее ему и подсунули! У Толкунова никогда не входило в привычку посещать книжные магазины и беседовать с персоналом. Этим занимались вы и начальник пиар-службы Ольга Матвеевна. Но тут вдруг…, надо же, какое совпадение, Толкунов сам приходит в магазин и влюбляется в продавщицу! Это вы их свели! Вы!!! Зная Сергея, вы легко могли предположить, что он никогда не сможет жить на две семьи, работать на два фронта. А если он уйдет от меня, то ему совесть не позволит жить со мной и сыном в одном городе, в одной стране… Толкунов терпеть не может сложности. Он, по-своему, деликатный и порядочный человек. Так вот…
Мне пришлось еще раз глубоко вздохнуть. Каждое произнесенное слово гулкой болью отдавалось в груди, словно я не проговаривала, а глотала раскаленные булыжники фраз:
— По вашим расчетом Толкунов и Настя должны были обязательно уехать из страны, тем более, у нас есть недвижимость за рубежом и ему было куда уезжать. — Я перевела дыхание.
Колюня, Петр Иванович, Юленька и Клара смотрели на меня во все глаза. Собравшись с мыслями, я продолжила:
— Вы первым узнали о Настиной беременности и, уверена, внушили Сереже мысль поторопить отъезд, чтобы избежать скандала. При этом, вы рассчитывали на то, что, известие об измене Толкунова заставит меня навсегда вычеркну его из сердца и из памяти. Что я не буду его разыскивать, умолять вернуться, просить о чем-то. Вы не учли одну мелочь! Вы даже не подозревали о том, что порядочность Сережи заставит его сделать прощальный подарок — переписать все имущество, весь бизнес на мое имя. А ставка ведь делалась именно на то, что после отъезда Толкунова первым лицом в издательстве с совершенно неограниченными полномочиями останетесь вы! Поэтому вы и подтолкнули меня к решению отказаться от наследства и подписать нужные бумаги. Вы даже не поленились нотариуса привезти в кафе. Вам так сильно не терпелось почувствовать себя полноправным хозяином?
Эй, вы меня слушаете?
Мне показалось, или в трубке действительно раздался сдержанный смешок. По лицам своих друзей я догадалась, что мне ничего не померещилось. Это подтвердил и ответ Лемешева.
— Господи, Витолиночка, какой ты еще, право слово, ребенок… — голос заместителя Толкунова звучал почти радостно. — Я-то думал, что там случилось, не приведи, бог, конечно? Ты ведь приболела. Может быть с головой какие проблемы приключились… А ты, наверное, бразильских сериалов насмотрелась? Вся беда от них, от сериалов этих. Даже умные женщины начинают нести чушь…
С каждой произнесенной фразой голос Лемешева леденел и крепчал. Веселость быстро сменилась откровенным раздражением:
— Да! Я прекрасно знал о Насте. Ну и что? Что я должен был делать? Бежать тебе жаловаться? Но, прости, детка, Сергей мне ближе. Да и не по-мужски это…. Если хочешь знать, ты, и только ты виновата во всем. Ты превратилась в клушу, в курицу, в вареную рыбу. Сергея потянуло на молодость и свежесть… Что тебя удивляет? Можешь спросить у бывшего мужа, если, конечно, ты его когда-нибудь разыщешь, в чем я сильно сомневаюсь… Так вот, можешь спросить Сергея, сколько раз я просил его не пороть горячку и оставить отношения с Настей за кадром семьи. Он меня не послушал. И… и… и теперь я думаю, что совершенно правильно.
Из телефона понеслись отрывистые гудки. Лемешев бросил трубку. Я сидела, не в силах поднять глаза. Клара тихонько плакала в углу кухни. Внезапно я почувствовала, как тяжелая крепкая рука легла мне на плечо. Уткнувшись в нее носом, я уловила едва ощутимый запах сигарет и какого-то очень безыскусного «мужского» мыла. Петр Иванович накрыл мне голову второй рукой и даже слегка потрепал по волосам:
— Ничего, девочка, ничего. Плюнь и разотри. Ты мне лучше на два вопроса ответь…
Петр Иванович приподнял двумя пальцами мое лицо и цепко взглянул в глаза:
— Всего два вопроса. Первый звучит так: почему Карл Иванович не удивился известию о том, что Настя мертва?
— А второй?… — я замерла в недобром предчувствии.
— Почему Лемешев уверен, что Сергей не вернется в семью? Точнее, что ты его не разыщешь?… Настя мертва. Ближе, чем ты у Тимофеевича никого не было, и нет. А? Сыщица? Что скажешь?
— Скажу, что надо срочно звонить Гоше… — с цыганской страстью в голосе произнесла я, — Гоша — он великолепный! Гоша — моя самая последняя надежда!
Клара со злостью сплюнула. Юленька смущенно улыбнулась и отвернулась к темному окну. Колюня хихикнул, а старший следователь щелкнул меня пальцами по носу и вынес вердикт:
— Даже самые умные женщины с головой не дружат. Это точно! Посему, Николай, предлагаю тебе прогреть движок и выдвигаться в район Пахры. Пусть наши дамы подежурят у телефона, а мы с тобой проверим коттедж Паука и заодно побеседуем с ментами.
— Есть, командир! — подхватился с места Колюня.
— Возьми в буфете пару бутылок вискаря для гайцов.
— Может водки?