али) домработница Качаловой — Нина Самсонова — одно время была Лемешевой, т. е. супруга ее звали Лемешев К.И.! Представь, эта бумага у нас почти в первые же дни появилась, а мы ее так бездарно профукали…
— Я все равно не могу поверить, что наш Карлсон все это придумал… — Сергей поморщился, — И, кстати, Коляныч, почему ты мне не сказал, что Виток участвовала в захвате? Я думал, она просто от стресса сознание потеряла… Жена! Объясни мне, пожалуйста, зачем ты под пули лезла? В неуловимых мстителей не наигралась?
Голос Сережи задрожал, заплывшие глаза недобро засверкали. Господи, я никогда не привыкну, что у Толкунова между гневом и радостью проходит доля секунды…
— Но я же видела, что тебя застрелили, — возмутилась я и уставилась на мужа, — Родной, может, ты уже объяснишь мне, что произошло?
— Честно говоря, своего двойника я видел мельком, — вздохнул Сергей. — Мне Петр с Юлей в двух словах объяснили, о том, что он ….был…, что его застрелили….. Ребята, кстати, поехали за моим джипом. Мерседесу, похоже, каюк настал. Весь в дырках от пуль…
Толкунов еще раз вздохнул, поморщился, отложил в сторону бутерброд и принялся рассказывать.
Как выяснилось, в плен к преступникам он попал практически по собственной воле.
После того, как Сергей прилетел в 16–00 из Турции, получил багаж, забрал со стоянки машину и «сюрпризом», без звонка приехал на Клязьму, события начали разворачиваться как в каком-то дрянном американском боевике.
Сначала мой муж, не застав никого дома (даже Клары), пытался дозвониться мне на мобильный и на работу. Однако мой номер не отвечал, а в офисе кто-то из сотрудников, узнав, что Витолину разыскивает супруг, сообщил, что все начальство (то есть я, Петр Иванович, Николай и Юля) куда-то отъехало по делу Качалова.
Услыхав фамилию человека, с которым мне было строжайше приказано разорвать всяческие отношения, Толкунов дико разозлился. Он приготовился устроить мне настоящий разбор полетов, (то есть, грандиозный скандал), но в этот момент к дому подъехал автомобиль, из которого вышли Колюня и незнакомая Сергею молодая девушка. К удивлению Сергея, наш водитель практически сразу уехал, оставив гостью на крыльце дома. Еще больше поразился мой муж тому, как незнакомка, увидев его, бросилась к нему на шею и расплакалась со словами: «Прости, любимый, прости, я сама во всем виновата. Твоя жена ни при чем»…
Сергею пришлось завести девушку в дом и попытаться узнать, кто она такая и зачем ее привез мой сотрудник. К слову сказать, девушка, немного придя в себя, тоже опешила:
— Вы не Сергей! — закричала она, — Вы не Сергей Толкунов! Признавайтесь, куда вы дели моего Сережу?!
Попытавшись успокоить странную гостью и даже, для верности, продемонстрировав ей свой паспорт, Сережа догадался, что перед ним та самая Настенька, из-за которой он чуть не разругался с женой. Однако наличие девушки и даже ее убежденность в том, что он выдает себя за настоящего Толкунова, (которого куда-то предварительно спрятал), ничего не объясняло. Сергей уже совсем было собрался вызвать милицию, чтобы доблестные стражи порядка, с помощью своих методов разобралась с незваной посетительницей, как Настя схватила телефон и позвонила… Карлу Ивановичу.
Сергей, едва услышав имя и отчество своего друга, выхватил у девушки трубку.
— Какого черта?!! — заорал он. — Что происходит?!!!
Однако Лемешев почти спокойно и очень коротко ответил:
— Все объясню при встрече. Сейчас не могу. Мы с Витолиной ждем тебя в Красной Пахре. Это Калужское шоссе, примерно двадцать пять — тридцать километров от МКАД.
И Карл Иванович продиктовал адрес.
Естественно, Сергей, прихватив для верности рыдающую девицу, тут же выехал на встречу. Зол он был неимоверно. И, конечно же, во всем винил свою жену, устроившую какие-то шпионские игры.
Добрались до места довольно быстро. Едва его машина въехала во двор нужного дома (кстати, за всю дорогу Настя не произнесла ни слова, периодически размазывая по щекам слезы), и едва Толкунов приоткрыл дверь автомобиля, как сзади кто-то со страшной силой ударил его по голове.
«Я впервые понял, что такое — искры из глаз», — почти весело сообщил Толкунов, заставив меня вздрогнуть от ужаса и сострадания.
Очнулся Толкунов в сыром, но довольно теплом подвале, освещенном одной тусклой лампочкой и отвратительно воняющим отхожим местом. На цементном полу рядом с ним сидела женщина, похожая на приведение и опухший, болезненного вида мужчина.
— Вы кто? — спросил Сергей. — Где мы?
Женщина, к ужасу Толкунова, оказалась Татьяной Качаловой. Той самой, чьим делом сейчас теоретически занималась его любимая жена, а мужчина каким-то Генрихом с паучьей фамилией.
Из рассказа обоих пленников следовало, что причина, по которой они все здесь находятся, никому не известна. Что обращаются с ними крайне плохо. Не бьют, правда, но почти не кормят. Да и воды выдают одну бутылку на двое суток. Кстати, еду — полукилограммовый пакет собачьего корма — тоже сбрасывают один раз в два дня. Туалета или раковины в подвале нет. Пленники приспособили для естественных нужд старую кадку из-под квашеной капусты, которая обнаружилась в куче старого строительного хлама.
Кстати, подвал этот, как и дом над подвалом, принадлежал этому самому Генриху и он решительно не понимал, почему его бабушка до сих пор не хватилась внука и не подняла на ноги всю московскую милицию. Тот же самый вопрос задавала себе и Татьяна. Она никак не могла взять в толк, почему ее могущественный муж не организовал розыск пропавшей жены. Таня Качалова была убеждена, что служба безопасности Качалова сумела бы отыскать пленницу в считанные дни.
Надо сказать, что Татьяна держалась значительно лучше Генриха. Только все время сухо, отрывисто кашляла. Из ее рассказа Сергей уяснил, что похитили женщину примерно две недели назад прямо из салона красоты, куда она отправилась со своей подругой. Кто был этой подругой, Толкунов тоже выяснил, но уже значительно позже…
Генриха Паука никто не похищал. Он сам, добровольно, приехал в коттедж, где достраивались баня и гостевой дом, чтобы встретиться с новым прорабом. Накануне бабушка уволила старую бригаду строителей и велела показать дом какому-то «хорошему и опытному строителю», с которым познакомилась совершенно случайно, в дорогом супермаркете на Таганке. Звали прораба … Карл Иванович. Мужчина помог Серафиме Львовне донести пакеты до стоянки такси, потом подвез ее на своей машине к дому, а по пути они разговорились…. Приехав в Пахру, Генрих Михайлович едва успел выйти из автомобиля навстречу приземистому и лысоватому толстяку, как тут же схлопотал по голове от незнакомца, тихо подкравшегося сзади…
За все время заточения пленников из подвала выводили всего дважды. Оба раза от них требовали поставить подпись под какими-то финансовыми бумагами, скорее всего, распоряжениями о переводе денег или выдаче наличных.
Толкунов, как позже выяснилось, провел в плену почти неделю. Хотя ему казалось, что значительно дольше. Часы у него, как и у всех остальных, отобрали. А лампочка, горящая круглые сутки, не давала возможности понять, когда ночь сменяется утром. Татьяна и Сергей коротали время в бессмысленных разговорах, вспоминая общих знакомых, обсуждая некую Витолину Витальевну — случайную «подругу» одной и законную супругу другого.
Генрих Паук (он просил ставить ударение на первый слог) в разговорах участия не принимал, сидел часами с закрытыми глазами, раскачиваясь из стороны в сторону.
О судьбе той девушки, которая приехала вместе с ним в Красную Пахру, Сергей ничего не знал. Собственно, отсутствие какой бы то ни было информации и возможности предугадать, что ждет их в будущем, изматывало больше всего.
Лишь вчера днем, точнее, уже ближе к вечеру, всем заключенным приказали подняться наверх. Рыжий бандит в импровизированной маске, сделанной из обычной старой дырявой лыжной шапки, под дулом пистолета вывел пленников во двор. На улице мела поземка, а на Татьяне было лишь тонкое черно-фиолетовое платье и изящные, правда сильно запачканные замшевые лодочки, поэтому Сергей набросил ей на плечи свой пуловер, оставшись в тонкой черной футболке…
Собственно, этот момент и спровоцировал дальнейшую драку. Бандит, который то ли не так трактовал, а то ли просто испугался взметнувшихся рук Сережи, набросился на Толкунова с кулаками. Естественно, Сергей не мог упустить такого подходящего момента и попытался выбить у охранника из рук оружие. Они сцепились и упали на землю. Однако на помощь к подельнику бросились еще два бандита и исход поединка был предрешен. Ослабевшему человеку трудно сражаться против троих. Сергей это знал, но продолжал драться из последних сил… Вероятно, его били еще и после того, как он потерял сознание. Ничем другим многочисленные синяки, ссадины и ушибы по всему телу Толкунов объяснить не может.
В себя он пришел от жуткого холода и в кромешной темноте. Рядом сидела плачущая Таня и совсем потерянный Генрих.
— Нас заперли в подвале бани, — грустно объяснил Паук. — Она не достроена. Здесь нет ни света, ни отопления. Мы с Таней слышали, как наверху запирали засов и забрасывали входную дверь поленницей. Кстати, на крышку люка они тоже что-то набросали. Похоже, мешки с цементом. Судя по всему, нас привели сюда умирать….
Генрих вздохнул и почти по-бабьи разрыдался:
— Зачем вы полезли в драку?
— Можно подумать, что моя покорность что-нибудь бы изменила, — буркнул Сергей, отчетливо понимая, что при таком холоде, без еды и воды им не продержаться и сутки.
Друзья по несчастью обнялись, тесно прижавшись друг к другу, и надолго замолчали. Толкунову даже в какой-то момент показалось, что он стал согреваться и проваливаться в сладкую дрему. И именно в этот момент его разбудил чей-то хрипловатый басок:
— Эй, есть тут кто живой?
А следом по глазам резанула сладко-яркая, ослепительно-медовая полоса долгожданного света.
Еще через пятнадцать минут Сергей оказался в теплом помещении и… увидел меня. Радость неожиданного освобождения омрачало лишь то, что я лежала в кресле-качалке без сознания. Ну и еще слова, которые Сергей услышал от врача Скорой Помощи, увозившей Татьяну Качалову и какого-то незнакомого высокого красавца с пронзительно серыми глазами: