Она уходила, и он этого не хотел.
— Погодите! — Она повернулась. Сердце у него прыгнуло, как у подростка. — Я хотел сказать… спасибо. Меня зовут бен-Раби. Мойше бен-Раби.
Ну не жалкое ли начало? Но она ответила быстрой легкой улыбкой.
— Я знаю, Мойше. Помню по твоим документам. А я — Кольридж. Амарантина Амариллис Изольда Галадриэль де Кольридж-и-Гутьерец. — Она чуть прыснула, когда у него брови полезли на лоб. — Матушка любила читать. А вообще-то меня зовут Эми.
Наступила долгая и неуверенная пауза. Тот самый период неуверенной прелюдии к возможным отношениям, когда не знаешь, можно ли рискнуть еще чуть-чуть.
— Я тоже работаю в системе жидкостных трубопроводов.
Он кивнул. Она оставила дверь чуть приоткрытой. И ясно было, что ему решать — входить или нет.
Какие-то слова появились, но было поздно. Она уходила. Ладно, может быть, позже.
На ум вернулось «Я хочу», подстегнутое приглашением этой девушки. Не эта ли женщина — та, что ему нужна? Нет. Ничего похожего, хотя, если она будет рядом, это может оказаться маслом на волны его мозга.
Уже давно искал он свой Грааль. Хотя он и считал, что в отношениях с ними он урод, все же иногда женщины на его пути попадались. Ни одна из них не была панацеей. Всегда на его пути становился призрак Элис.
В общепринятом смысле мало кто из агентов Бюро был полностью психически нормален. Туда намеренно брали одержимых. Бен-Раби считал, что из нормального человека хорошего оперативника не выйдет.
Вообще, чтобы пойти в разведку, надо быть сумасшедшим.
И он усмехнулся сам над собой.
Лихтер вздрогнул, качнулся, толкнул в спину. Он направился к траулеру на орбите. Мойше смотрел на Мауса, который находился на три ряда впереди. Маленький монголоид дрожал, как паралитик. Кажется, единственное, чего он во всей вселенной боялся, — это взлета и выхода на орбиту. На все остальное его реакции были не более бурными, чем у камня.
— А Крыса-то перетрусила.
Сангарийка улыбалась ему через проход. Как она там оказалась, он не видел. Неужели с него мало было головной боли, так теперь еще и это?
Глава четвертая:3047 н. эБылые дни, сломанные крылья
Маус был прав. Несколько дней от местной банды не было ни слуху ни духу. Напряжение оставило Нивена. Он начал вживаться в свою легенду.
Для начала он стал просматривать психиатрическую статистику Города Ангелов. Бюро запланировало его легенду так, чтобы собрать потенциально интересную информацию и ввести противника в сомнение.
С виду не существовало разумной причины тратить все время первостепенного агента на сбор информации по профилю психических заболеваний в захолустном окраинном городе. Еще меньше смысла было бы в этом для Стардастера. А данные оказались интересными. Ему стала нравиться эта работа.
А потом он встретил эту женщину. Она на миг материализовалась на краю его поля зрения. Длинная, гибкая, темноволосая. А высокая, большая, твердая грудь навсегда застыла в его памяти ошеломляющей голограммой.
Она исчезла прежде, чем он успел разглядеть ее получше.
Документы у него упали на пол. Он подхватил их, гадая, не принял ли только что желаемое за действительное. Такие буфера…
Это была страсть с первого взгляда. А она выходила из-за угла большого металлического ящика, открыв рот от любопытства. Нивен заглянул в ее черные глаза и снова рассыпал бумаги. На ее лице было написано недоумение.
— Что-нибудь случилось?
— Просто я неуклюжий. Вы так неожиданно появились…
Ему всегда было с женщинами неловко. Особенно с теми, которые так сильно и так сразу его к себе притягивали.
Уже годы такого не бывало, чтобы женщина вот так сразу его возбудила. Он сам себе поражался.
Заложенная в него жесткая программа не предотвратила ни спирания в груди, ни дрожания вспотевших рук. Как у подростка. Полный идиотизм. И он ничего не мог с собой поделать.
Он знал, что после будет есть себя поедом за слабость. Так всегда бывало.
Он снова зашелестел бумагами.
Она улыбнулась:
— Позвольте мне.
И присела, складывая его заметки.
«Мона Лиза, — подумал он, глядя вниз в глубокий вырез ее блузки. — Точно такой же рот. И то же лицо. Только с веснушками».
Косметики на ней не было. И волосы она не обрабатывала ничем, кроме шампуня. Они были расчесаны прямо и висели дико и свободно, с намеком на натуральный завив.
«Она меня превратила в желе», — подумал он. И попытался что-то сказать. Хоть что-нибудь. Но ничего не мог придумать, что не было бы идиотским или пресным. Но он хотел ее узнать. Хотел ее.
— Вы здесь работаете? — выдавил он из пересохшего горла. Прохрипел. И ждал, что она засмеется.
Он знал, что она не здешняя служащая. Уже два дня он провел в зале протоколов. И никого, кроме нее, здесь не встретил, если не считать старую грымзу, которая объяснила ему систему хранения и время от времени следила, чтобы он не нацарапал где-нибудь похабную надпись или не бросил гранату в туалет.
Пока он работал по своей легенде, Маус шатался по городу в поисках ключа, которым можно было бы провернуть всю операцию. А заранее заготовленные звукозаписи создавали впечатление, что он с головой ушел в работу в номере гостиницы.
— Нет, я сюда пришла за материалом для своей работы. А вы?
— Исследования. Проект для корпорации «Убичи». Ох! Гундакар Нивен. Доктор. Не медицины, социальной психологии.
— В самом деле? — Она улыбнулась, отчего стала еще желаннее. — Я думаю, вам уже это говорили. Вы не похожи на доктора.
— Слышал. — Ему не пришлось особенно стараться, чтобы вложить горечь в этот ответ. Он был уроженцем родного мира. И эту часть легенды поддерживать было легко. — Когда ты со Старой Земли, каждый считает…
Социальные неудобства, связанные с рождением на Старой Земле, если их правильно подать, можно превратить в серьезное преимущество. Уроженцы Внешних Миров без всякой разумной причины испытывали чувство вины за то, во что превратился родной мир. Но это жители Земли превратили ее в тот ад, которым она стала.
Покинуть родной мир желающие могли свободно. Только желающих было раз, два и обчелся. Люди с жилкой авантюризма покинули Землю еще в первое столетие космических полетов, в годы Первой Экспансии и других ранних миграций. Остальные уезжали по колониальному набору, поскольку планетарное правительство Земли за прощение долгов продавало приличный объем мобилизованной рабочей силы. Те туземцы, что хотели вырваться с планеты насовсем, обычно выбирали военную службу.
Нивен не подозревал, что она может быть сангарийкой. И думал, что на теме Старой Земли набрал очки.
— Вы, наверное, исключение… Прошу прощения. Это была грубость.
— Это было предубеждение.
Она подала ему его заметки и надулась:
— Я же попросила прощения.
— Вы его получили. Я не ожидаю, что человек со стороны поймет, что такое Старая Земля. Я сам ее не понимаю. Вы не представитесь?
— Ох, простите. Мария Штрехльшвайтер. Я — хемопсихиатр. Здесь у меня интернатура. А вообще-то я с Большой Сахарной Горы. — На секунду показалось, что она отвлеклась на какую-то свою мысль. — Мне еще один год остался.
— Я там бывал, — ответил Нивен. — Там великолепно.
«Стоп, — сказал он сам себе. — Срываешься». Доктор Гундакар Нивен на Большой Сахарной Горе не бывал ни разу.
— Я скучаю по дому. Я думала, что Сломанные Крылья — это будет экзотично и романтично. Из-за названия, понимаете? И я думала, что у меня будет случай разобраться в себе. Дома на это никогда нет времени.
Нивен ответил только взглядом. Он хотел, чтобы она продолжала говорить, чтобы оставалась здесь, но не знал, что сказать.
— Старая история. Я забеременела по молодости лет, вышла замуж, бросила учиться. Когда он пропал, пришлось найти работу… Потом все же вернулась к учебе… — Она улыбнулась ему, как сообщнику. — И никакого толку не было сюда лететь. От собственной боли никуда, не денешься.
— Один мой друг мне говорил, что убежать невозможно. То, от чего ты бежишь, на самом деле внутри тебя.
— Такое говорил землянин?
— Мы не совсем неандертальцы.
— Извините.
— Не за что. Вы правы. Мы летим в пропасть. Если бы не Луна-Командная и не Корпоративный Центр, мы бы уже скатились обратно в темные века. Ладно, хватит об этом. А не пойти ли нам перекусить? Время ленча.
Он сам себе удивился. Редко он бывал так смел.
— Конечно, почему бы и нет? Отличный случай поговорить с кем-то, кто не провел всю свою жизнь на этой канализационной станции. Вы понимаете, о чем я?
— Могу догадаться.
— Вам оплачивают расходы? Только не поймите меня неправильно. Я не пытаюсь сэкономить, только уже целую вечность не ела в приличном месте.
— Мы найдем такое.
«Все, что хотите, леди, только не исчезайте, пока я не соберусь с духом и не заговорю о том, о чем хочу говорить».
— Где тебя черти носили? — подступил к нему Маус. Нивен ввалился в номер за полночь. — Я уже боялся, что тебя прихватили.
— Извини, мамуля. Больше не буду.
— Твою мать! Док нашел себе подружку.
— А ты думал, у тебя эксклюзивное право на…
— Ладно, понял. Остынь. Но в следующий раз свистни мне. Чтобы я не нажил себе геморрой от волнения. Слушай, я поймал это дело.
— Что именно? Триппер?
— Нет, я понял, зачем мы здесь. Звездная пыль.
— Так мы это знали. Зачем иначе такая хитрозадая двойная легенда?
— Не мелкая партия. И не случайная поставка. Столько звездной пыли, что резидентом на захолустную планету послали проктора Семьи.
— Это ту толстую шлюху?
— Ага. Потому что Город Ангелов — это перевалочный пункт для всего этого края Рукава. Разговор о миллиарде стелларов в месяц.
— Разговор о том, что у тебя крыша съехала. Тут кораблей не хватит на такой объем контрабанды.
— Хватит. Если на самом деле возить не надо. Если отправлять ее отсюда из легального источника и под маркировкой чего-нибудь легального. Если у тебя вся таможня в кармане, и корабли, и команды, и шкипера…