Но в словах Эми был смысл. Он узнал пока лишь очень немногих. Необычное меньшинство. А необщительное большинство могло представлять собой что-нибудь совсем другое.
Она вышла из ванной.
— Застегни мне молнию, пожалуйста. — И, отвечая на вопрос, добавила: — Мы живем не только заемной жизнью. Просто, во-первых, ты видел пока лишь немногих людей, как ты сам сказал. А во-вторых, это флот. Ты же не станешь выносить суждение о всей Конфедерации по одному из кораблей флота? Верфи и ясли — там все по-другому. За исключением того, что, когда мы работаем, мы стараемся превратить жизнь в игру, чтобы оттолкнуть скуку и страх. Вряд ли мы сильно отличаемся от космонавтов флота. Как бы там ни было, а ты еще нас настоящих не видел. Ты только видишь нашу Реакцию на вас.
Что это за верфи такие? Все время в разговорах сейнеров они проскакивали. У звездных рыбаков есть планета, спрятанная где-то в стороне от больших дорог? Это не так уж невозможно. В архивах сохранились сведения о местонахождении десятков ранних поселений, разрушенных в Лунных войнах… Он уже собрался было спросить, как вспомнил совет Мауса насчет не напирать.
В цивилизации сейнеров было много, много больше, чем мог даже подозревать любой житель Конфедерации. За те крохи информации, которые они с Маусом уже собрали, заинтересованные люди заплатят целое состояние. Если он будет расширять свои познания с такой скоростью…
То ему дадут по возвращении еще одну медаль. Это он мог сказать наверняка. А он предпочел бы этот проклятый год отпуска, наконец.
Вечеринка была точной копией предыдущей. Те же люди, та же музыка. Те же разговоры и споры. Только они с Эми были на этот раз другими. Они пили осмотрительно и пытались понять, что с ними происходит.
Участники вечеринки были моложе, и они с Эми несколько тяготились этим разрывом, хотя хозяйка и старалась, как могла, включить их в общий ход веселья. Мойше не ощущал себя незваным — всего лишь был не в своей тарелке. Он подумал, что и раньше был здесь некоторой аномалией, но не заметил этого, занятый своим.
Это Эми организовала приглашение? Если да, то зачем? Очередная интрига Киндервоорта? И Ярл, и Маус, кажется, охотно их сводили.
Почему он все время задает себе вопросы? И сомневается во всем? Почему у него такое чувство, что он теряет свое место в мире?
Они обнимались. Пили. Тени сгущались. Они узнавали прошлое друг друга. Он узнал, что она когда-то делала аборт от человека, который хотел на ней жениться, но был ей неприятен. Он подавил искушение спросить, зачем тогда она вообще легла с ним в постель.
Еще он узнал, что она боится половых сношений из-за какого-то своего недостатка. Какого? Она уклонилась от объяснения. Он не настаивал.
Время летело. Вечеринка дошла до зенита и катилась дальше. Они с Эми оставались до тех пор, пока не разошлись все остальные.
Уйти они боялись больше, чем злоупотребить гостеприимством. Каюта окружала их стенами знакомой клетки. Взаимодействие шло по правилам вежливости по отношению к хозяйке. Расширение этих пределов выводило за границу безопасного.
Но та же вежливость требовала уйти раньше, чем они слишком надоедят кузине Эми.
Неощутимая разница между прошлой и этой неделей всплыла в голове у каждого, когда они вернулись к каюте бен-Раби. Эми была напугана и не знала, чего хочет. Он тоже. На этот раз — они оба знали — что-то случится. То Самое, как называли это дети в те годы, когда в нем проснулось ощущение пола.
Как дети, они хотели и боялись. Приятное единение, к которому они стремились, таило риск мучительной боли.
Так сказывались шрамы от грехов прошлого. Оба так боялись повторения старых ошибок, что почти бросили попытки строить жизнь снова.
Мойше с легким удивлением наблюдал за процессами в собственном мозгу. Отстраненная часть его сознания не могла понять, что происходит. Он вполне благополучно пережил не одну любовную историю. Даже с сангарийкой. Откуда же такая регрессия в подростковый возраст и смущение, как во времена Элис?
Наступило долгое, напряженное, неловкое мгновение, когда судьба ночи застыла в шатком равновесии на лезвии обоюдоострого меча. Эми смотрела, как он медленно слезает со скутера. Потом она с решительной гримасой ткнула вилку скутера в зарядную сеть.
Мойше ощутил наплыв облегчения. Она избавила его от необходимости решать. Если что будет не так, ответственность на ней.
Но они нервничали и боялись. Напряжение проявилось в виде временной импотенции и трудного введения. Они все время шептались, уговаривая друг друга, что все хорошо. Бен-Раби не мог не вспомнить своего первого раза, с Элис. Они тогда оба были девственны.
Тогда, как и теперь, они смогли достигнуть главного лишь после долгих трудов. Хотя теперь задачу облегчал опыт.
В пиковый момент Мойше ощутил у себя в паху поток теплой влаги — нечто, что он раньше относил исключительно к области порнографии.
Эми вскрикнула. Она потеряла контроль над мочевым пузырем.
Бен-Раби, окрыленный таким оглушительным доказательством своих мужских достоинств, рассмеялся и рухнул на нее, крепко обнимая.
Она подумала, что он смеется над ней.
Ногти Эми вспороли его кожу, посыпались гневные слова. Она попыталась ударить его коленом. Он откатился в сторону, ошеломленно пытаясь что-то сказать.
С распущенными волосами, мокрая от пота, волоча за собой мятую мокрую простыню, Эми вылетела в коридор. Когда бен-Раби успел влезть в штаны, она уже убежала на сотню метров, забыв скутер, пытаясь на ходу завернуться в простыню.
— Эми, вернись! Эми! Прости меня!
Поздно. Она не слушала. Он побежал было за ней, но остановился, когда из кают стали выглядывать заинтересованные лица.
Он вернулся назад и стал думать, что же он натворил.
Он задел ее больное место. Должно быть, такое случалось с ней раньше и причиняло ей много горя. Вот почему она так боялась. Но все же она пришла к нему, надеясь на понимание.
А он заржал.
— Идиот! — Он швырнул подушку в стену. Потом: — Она должна была меня предупредить…
Тут он понял, что именно это она и сделала — намеком.
Надо было что-то сделать, пока ее гнев не окаменел ненавистью.
И он пытался. Очень усердно пытался. Он вернул ее одежду с длинным извиняющимся письмом. Он звонил, но она не отвечала. Он зашел к Киндервоорту и просил его помочь, но это тоже оказалось без толку.
Их пути больше не пересекались. На работу она не вернулась. Загнать ее в угол и заставить слушать возможности не было.
Меч упал.
Новым его начальником, тоже из людей Киндервоорта, был маленький и противный тип по имени Лайл Брюс. Этот человек был предубежден и необщителен. Еще он был нетерпим и грубо несправедлив. Ремонт надо было делать только так, как он говорил, хотя понимал он в этом еще меньше Эми.
Маус и Мойше в ответ только мило улыбались. И Брюс просто выходил из себя.
— Скоро его уберут, — пообещал Маус. — Это очередной тест, который Киндервоорт с нами проводит.
— Долго он не протянет, — подтвердил бен-Раби. — Мы его кротостью доведем до инфаркта.
И бен-Раби оказался прав. На следующую неделю Брюса заменил человек из контроля повреждений. Мартин Кинг не был особенно дружелюбен, но и враждебности не проявлял. Он был человек предубежденный, но умел подавлять свои предубеждения во имя «Даниона». Ничего, что мешало бы их работе, он не делал.
Однажды после конца смены он обратился к бен-Раби:
— Я должен вас отвести к Киндервоорту.
— Да? Зачем?
— Он не сказал.
— А как же ужин?
— Что-нибудь придумаем.
— Что ж, пойдем.
Кабинет Киндервоорта был обставлен в уютном английском стиле середины девятнадцатого века. Много черного дерева, ряды книг. Настоящий камин.
— Садись, Мойше, — предложил Киндервоорт. — Как она, жизнь?
Бен-Раби пожал плечами.
— Дурацкий вопрос, да? — Киндервоорт встал, обошел стол и сел на его угол. — Это разговор не деловой, так что расслабься. — Он помолчал. — Нет, это не совсем правда. Все Рано или поздно оказывается имеющим отношение к делу. Я хочу поговорить с тобой об Эми. Не возражаешь?
— Почему бы и нет?
В конце концов, именно к этому человеку он прибежал, когда все рушилось.
— Дело-то личное. Я боялся, что тебе это может быть неприятно.
— Так и есть.
— Что ж, это честно. Я тоже буду честен. Я хочу помочь, поскольку вы — мои друзья. Не слишком близкие, но друзья.
Разумеется, у меня тут есть и профессиональный интерес. Неприятностей такого рода впереди ожидается немало, а для «Даниона» это плохо. Я хочу найти способ сгладить такие противоречия.
«Хорошо отрепетированная речь», — подумал Мойше.
— Ты хочешь использовать нас с Эми как морских свинок?
— В определенном смысле. Но это не просто эксперимент. Главное здесь все-таки вы.
Мойше старался подавить свою реакцию на выступление Киндервоорта, отодвинуть злость и негодование на такое вмешательство…
Вертящееся видение звезд и тьмы. Образ пылающего пистолета на бархатном фоне. Никогда это видение не было таким сильным, таким детальным. Гнев сменился страхом. Что происходит? Что значит это смертное видение для его подсознания?
— Мойше! Что с тобой?
Киндервоорт склонился над ним, глядя ему в глаза. Голос его звучал откуда-то издалека.
Бен-Раби пытался найти ответ, но язык не слушался. В голове заплясали призраки. Невозможно было сосредоточить внимание.
В правую глазницу вдвинули пылающий лом.
— Мигрень! — выдохнул он.
На этот раз она обрушилась внезапно. Без обычного мелькания пятнышек или геометрических фигур перед приступом. Только призраки, пистолет и странно знакомое звездное небо.
Бен-Раби застонал. Сам дьявол топтал сейчас его череп, стараясь сплюснуть до размеров горошины.
Киндервоорт бросился обратно за стол, вытащил что-то из ящика, метнулся в ванную и вернулся с таблетками и водой. Бен-Раби смотрел на это почти без интереса. В его вселенной доминирующей силой была боль. Была только она и он… А теперь еще и голоса.