– Так и я подарить могу. Вещь нужная. И дорогая.
– Да, недешевая… Ну, спасибо, раз такое дело… – «Кум» дыхнул на дисплей, протер его рукавом и аккуратно положил на стол. – Только это ничего не меняет. Пятнадцать суток все равно получишь.
– За что?
– За нарушение режима. Начальник изолятора распорядился тебя примерно наказать…
– Спасибо вам большое за заботу.
– Да не за что, я сегодня добрый… – усмехнулся капитан. – Да, кстати, можешь мне еще подарок сделать. Лето на дворе, в отпуска надо ехать, но финансы поют романсы. А я в Сочи хочу, на яхте покататься. Если ты меня проспонсируешь, я тебе камеру хорошую организую, а то живешь в этом гадюшнике с урлой туберкулезной…
– Да нет, мне и так неплохо.
– Что, жадный такой?
Деньги у Вайса были. Ульян переслал приличную сумму его родителям, а они могли «подогреть» опера. Но ему вовсе не хотелось светить своих родителей. Конечно, сведения о них есть в его личном деле, но там записан старый адрес, по которому они до сих пор прописаны. В общем, так просто их не найти. Но если очень захотеть, то возможно все. Только никому они пока не нужны, и поэтому лучше не будить лиха…
– Да нет, просто мне сидеть долго, и к хорошему лучше не привыкать…
– А ты что, уже отвык от хорошего?
– Да вот, пробую.
– И как?
– Вроде бы получается.
– Тогда, считай, что тебе повезло. Сегодня этот процесс ускорится…
Прямо из кабинета начальника оперативной части Вайса отправили в штрафной блок, что находился на верхнем этаже тюремного здания. В общей камере было жарко, но туда через щели в решетке и «ресничках» поступал хоть какой-то воздух. А в карцере к решеткам небольшого оконца под потолком был приварен толстый железный лист. И еще злую шутку сыграл последний этаж – от крыши жарило так, что в камере заживо спечешься. К тому же нары здесь были намертво припечатаны к стене и открывались только на ночь. Сидеть здесь можно было только на низком постаменте с загаженной унитазной чашей, чего Вайс, конечно же, позволить себе не мог.
Сначала он сидел просто на корточках, а когда стало невмоготу, перекочевал на пятую точку опоры. Так и сидел, пока не подали ужин – кружку воды и кусок хлеба.
Хлеб черствый, невкусный, Вайс пытался запихнуть его в себя, но без толку. Зато воду выпил одним глотком, потому что пить в этом адовом пекле хотелось неимоверно.
В камере вода пошла только вечером, из крана над унитазом. Вайс не стал терять драгоценное время, разделся догола, облился с ног до головы. Хоть и теплая, но все равно приятно. Попробовал напиться, но вода имела мерзкий ржавый вкус, и он усомнился в том, что это не отрава.
Вода закончилась так же внезапно, как и появилась. Лимит исчерпался, надо ждать следующего дня.
Ночью перед отбоем появился надзиратель, он снял замок с нижних нар, и Вайс наконец-то смог растянуться во весь рост. Еще бы шайку с водой, веничек, и можно было бы отпариться как в лучшей бане.
Было так душно, что Вайс не мог заснуть, сколько ни пытался. Только под утро духота немного спала, и его все-таки сморил сон. Но чем меньше он спал, тем тяжелее было проснуться. А надзиратель торопил, подгонял, угрожая хлорной взбучкой. Вайсу пришлось соскочить с лежака, который тут же прилепился к стене.
Минут на пятнадцать пошла вода из крана, Вайс не стал медлить и успел ополоснуться, пока она не закончилась. Потом принесли завтрак – все тот же хлеб и кружка чистой питьевой воды…
А вечером ему, помимо ужина, подали соседа по камере. Это был носатый тип с узким, вытянутым вперед лицом. Злые глаза, свирепо искривленный рот.
– Козлы мусорские, мать вашу! – оторвался он на надзирателе, что закрывал за ним дверь с другой стороны.
– Тише, не быкуй! – приложив палец к губам, тихо проговорил Вайс.
– Я не понял, ты че, за мусоров подписываешься? – надвинулся на него арестант.
– Да нет, просто хлорную баню не хочу. Мне и такой хватает…
Косоротый долго и мутно смотрел на него. Он вроде бы и хотел проучить Вайса, но в то же время не решался связываться с ним.
– Сядь, успокойся.
– Да? – Арестант опасно повел плечом, будто собираясь атаковать, но Вайс даже глазом не моргнул.
У него еще было время, чтобы среагировать на более дальнее и опасное движение, но атаки так и не последовало.
– Ты мне рот больше не затыкай, понял! А то порешу! – пригрозил косоротый и присел на корточки, снимая с себя футболку.
Собор о двух куполах, ангелы на облаках, русалка в объятиях рогатого черта. В общем, программа «Ералаш» отдыхает.
– Ты че молчишь? – спросил он, с лютой мутью в глазах глядя на Вайса. Обколотый, что ли? – Я спрашиваю, ты меня понял?
Вайс промолчал. Вокруг никого нет – никто этот цирк не видит, а пришибить этого клоуна он всегда успеет.
– Ты че, крутой?
– А вдруг?
– Да я знаешь на каких делах таких крутых крутил?
Не вытерпев, Вайс все-таки ударил сокамерника. Раскрытой ладонью прямо в лоб. Это обеспечило ему минут пятнадцать спокойствия. Именно столько приходил в себя косоротый.
– Ты че, в натуре, борзый, да? – оклемавшись, с опаской спросил он.
Вайс всего лишь замахнулся, а бузотер тут же дернулся, закрывая лицо руками.
– Шуток не понимаешь, да?
Он вдруг завалился на бок, свернулся калачиком, подложил под голову сложенные вместе ладони и заснул.
Спал до тех пор, пока не появился надзиратель и не пнул его ногой в бок.
– Слышь, ты че творишь, мусор? – поднимаясь, буркнул он себе под нос и мгновенно получил кулаком в «солнышко». Удар у надзирателя четкий, мощный, на загляденье. Вайс даже мысленно зааплодировал ему.
Надзиратель не стал дожидаться, когда бузотер придет в себя, отстегнул оба лежака от стены и ушел. Вайс лег на нижний, а косоротый, очухавшись, забрался на верхнюю, где пожарче. Права качать он не пытался. И заснул довольно быстро.
Утром новичок соскочил с лежака, едва только в камеру зашел надзиратель. Вытягиваться по струнке не стал, представился нехотя. Крыланов его фамилия, зовут Юрий Михайлович. Но, как бы то ни было, порядок был соблюден.
– Я тут че, бузил вчера? – спросил он у Вайса, когда надзиратель ушел.
Взгляд у него усталый, воспаленный, но не было уже в нем вчерашней мути. И беспричинная злость не держала его за горло.
– Было немного.
– Это мы с братвой косяк вчера взорвали. Меня и разнесло. С непривычки. Шестой месяц без подогрева, а тут такая шара…
– Бывает.
– Крылан я, с двести сорок шестой хаты. Может, слышал? – с надеждой спросил арестант.
– Не слышал.
– А сам ты кто?
– Вайс.
– Из двести четырнадцатого люкса?
– Ага, из люкса.
– Слышал я про тебя.
– Ну, про меня многие слышали…
– Ясное дело, шум по всему крытому идет.
– Какой шум?
– Ну, Кощей тебя гадом объявил.
– Не понял! – похолодел Вайс.
Объявить гадом – это все равно что вынести арестанту смертный приговор. Но Кощей не законный вор, и его слова мало что значат. И все равно как обухом по голове.
– Менты общак у вас на хате дернули, а тебя менты увели. Слух пошел, что тебя в ментовскую хату отправили, ну, там где бесы чалятся…
– Это, что ли, ментовская хата?
– Нет, это жопа, не вопрос. Но Кощей думает, что ты общак ментам сдал, за это местечко получше получил. Если бы при себе это держал, так он предъяву тебе кинул, гадом объявил…
– Крыша у него с резьбы съехала.
– Запросто. Такая парилка в хатах, что крыши плавятся… Надо бы маляву передать, что ты в кондее паришься… Слушай, у тебя с мусорами никаких рамсов? А то, может, «кум» спецом слух этот запустил? Ну, что ты общак сдал…
– Не сдавал я общак.
– Так я ж и говорю, что слух это. Чтобы тебя подставить.
– Ну, рамсы с ментами есть, не вопрос…
– Не, что там такое конкретно, я не спрашиваю, – мотнул головой Крылан. – Не мое это – в чужих делах пастись… Да и слушать неохота, – вздохнул он. – Выключиться бы… Жаль, что умереть на время нельзя. Умереть бы на десять суток, а потом ожить…
– Почему нельзя? Можно. Для этого техникой анабиоза нужно владеть. Буддийские монахи, например, владеют. Умирают на время, потом оживают… А тебя что, на десять суток закрыли?
– В кондей – да, на десять. За то, что дурью маялся. А так мне срок светит, тоже на десять, только не суток… Хату выставлял, нормально все было; вдруг терпила домой вернулся, а у меня статуэтка под рукой. Вояка, блин, какой-то древний, меч у него, щит круглый, все такое. Ну, он терпилу мечом этим… башку ему проломил, а статью на меня навесили, – оскалил гниющие зубы Крылан. – Мне в зоне чалиться… Ну да ладно, не впервой… А ты по какому ходу?
– Ход уже третий, а срок будет первый… На этот раз будет…
– И сколько светит?
– Слушай, может, ты и вправду умрешь? – усмехнулся Вайс. – Ну хотя бы до вечера.
– Да надо попробовать, – ничуть не обиделся Крылан.
С корточек он переместился на пятую точку опоры, спиной оперся о доски лежака, закрыл глаза и затих.
В философии восточных единоборств более всего Вайса привлекал рукопашный бой. Но кое-что знал он и о медитации, технике цигун, что позволяло успокаивать сознание, тело и эмоции. В состояние анабиоза погружаться пока не умел, но ведь у него столько времени впереди, чтобы научиться…
То ли он действительно смог войти в состояние транса или просто заснул, но в себя пришел только к обеду. Все тот же хлеб и вода. Но лучше что-то, чем ничего…
– Да, на таком рубоне далеко не уедешь, – зубами перемалывая черствый хлеб, уныло произнес Крылан.
– Бывает и хуже.
– Но реже… Хотя в зонах сейчас не сладко. Раньше хоть работа была, пайку нормальную давали, а сейчас, говорят, с этим туго, промка стоит, плана нет, с кормежкой туго… Если в нормальную зону попадешь, если вдруг от пуза кормить будут, ты, это, особо не налегай. Было у нас однажды, я в Мордве тогда мотал, работы полно, а кормили хреново, а потом хозяина сменили, пайка жирная пошла. Так мне один умный человек сказал: не надо, говорит, брат, от пуза жрать, а то, говорит, трудно будет от хорошего отвыкать. Так и оказалось. Хозяин закабанел, сам хапать стал и другим давать, пайку, гад, урезал. Жрать хотелось, а в миске один только стук. Вот я намучился тогда, пока к этому стуку снова привык. Теперь на многое не претендую. Хотя бывает, срываюсь; в