Я негодующе охнула, а сестра сжала кулаки так сильно, что побелели костяшки пальцев, и с трудом проговорила:
– Я взяла Микку на руки, успокоила ее как могла… И подошла с ней к Карателю.
– Зачем? – спросил Нейт.
Кьяра тяжело сглотнула.
– Я поняла, что если мы просто уйдем, то Микка будет думать, что с ней можно так обращаться, да еще и безнаказанно… А я не хотела, чтобы она свыклась с подобным отношением. Поэтому я подошла к Карателю и потребовала, чтобы он перед ней извинился. Он этого не сделал, и тогда я повысила голос, угрожая, что донесу на него Матушке Алливии.
Ферн тихонько присвистнул. Кьяра бросила на него раздраженный взгляд, но, увидев, что на его лице не было издевки, чуть смягчилась.
– Нас услышали. На шум из корпуса вышли Сестра Милара и двое других Карателей. И когда я разглядела их нашивки, то поняла, что влипла. Мало того, что один из них был первого ранга, – у второго на нашивке, кроме герба Карателей, не было вообще никаких полосок.
Мое дыхание сбилось. Серебристые полоски на нашивках указывали на ранг Карателя: первый ранг – одна полоска, второй – две, третий – три. И лишь одна должность не предполагала наличия полосок. Словно в подтверждение моих мыслей, Кьяра сказала:
– Это был Глава Карателей. Сестра Милара, увидев меня, попыталась отправить нас с Миккой в Сестринский корпус, но… Я была так зла, что во всеуслышание объявила, что Микку обидел Каратель. И тогда… их Глава потребовал объяснений. Мы прошли внутрь, в кабинет Сестры Милары, где в то время находилась Матушка Алливия. И там Глава Карателей попросил меня снять капюшон.
– Разве Прислужницам не запрещено его снимать? – нерешительно спросила я. Конечно, сейчас Кьяра ходила без капюшона, но вряд ли в Квартале эти правила действовали.
Сестра хмыкнула.
– Матушка Алливия пыталась объяснить, что поскольку я еще не прошла испытания, то мне не следует обнажать голову в присутствии посторонних. К сожалению, Глава Карателей знал, что это всего лишь рекомендация, а не жесткое правило. Он добавил, что желает видеть лицо человека, который обвиняет одного из его подчиненных. Тогда я сняла капюшон и рассказала о произошедшем – и того Карателя заставили принести извинения, после чего мне обещали наказать его за подобный поступок. А потом Глава захотел поговорить со мной наедине. – Она слабо улыбнулась. – Только Матушка отказалась уходить. Он не стал с ней спорить, а спросил, как меня зовут. А когда я назвалась, спросил, как мое настоящее имя.
Я не могла оторвать глаз от сестры – ее голос дрожал, когда она продолжила:
– В первую минуту я над ним посмеялась: какое еще настоящее имя? Но он настаивал и обратился к Матушке Алливии, не знает ли она. И Матушка… – На мгновение Кьяра запнулась, – она сказала, что меня зовут Кьяра Дейн и я его дочь.
В гостиной воцарилось неуютное молчание. Я попыталась представить себя на месте Кьяры, но не смогла. Откашлявшись, сестра проговорила:
– Он снял свою маску и представился. У нас оказался одинаковый цвет волос, но я отказывалась верить. Я сказала, что моего отца поглотили Тени. И тогда этот Имрок Дейн предложил мне проверить наше родство.
– Это как? – в недоумении спросил Нейт.
Ему ответил Кинн:
– Йеллион. – Когда Кьяра кивнула, он пояснил: – Камень реагирует на кровь – меняет цвет: от бледно- до бордовофиолетового. Чем ближе родство, тем йеллион темнее.
Кьяра продолжила:
– Я до последнего думала, что всё это недоразумение, какая-то глупая шутка, поэтому и согласилась на проверку – хотела доказать, что не имею с этим типом ничего общего. – Она хмыкнула. – Я ошибалась. Камень показал наше близкое родство.
– Но… если он выяснил, что ты его дочь, почему?.. – я не смогла договорить.
– Почему он отправил меня в Квартал? – Глаза Кьяры презрительно сузились. – Потому что я дремера, вот почему. Он проверил мой дар… А когда убедился, что его у меня нет, сказал, что ему очень жаль, – эти слова она почти выплюнула, – но он вынужден исполнить свой долг. Матушка Алливия пыталась за меня вступиться, но он пригрозил, что обнародует тот факт, что Сестры скрывали дремеру, и их тоже вышлют в Квартал. Матушке пришлось отступить, но она попросила дозволения проводить меня.
После краткого молчания Кьяра с чувством произнесла:
– Ненавижу его! Но пусть его имя хоть раз послужит чему-то хорошему.
Ферн шумно выдохнул и сказал:
– Ну ладно, прочитают они наше письмо… Но я все равно считаю, что отправлять его Карателям – дурацкая затея.
Кьяра посмотрела на него недобрым взглядом, но тут внезапно подал голос Кинн:
– Я согласен с Ферном.
Все удивленно застыли, а у самого Ферна брови поползли вверх, но, прежде чем он как-то прокомментировал эти слова, Кинн повернулся к Кьяре:
– Даже если Каратели прочтут письмо, нельзя надеяться на то, что они свершат правосудие. То, что ты сейчас рассказала, лишний раз подтверждает, что Закон им не указ. – Помолчав, он с горечью сказал: – Ждать от них справедливого суда бесполезно.
Кьяра оторвала от него взгляд и обратилась к Нейту:
– Ты тоже против этой идеи?
Юноша коснулся золотой полусферы в ухе и тут же отдернул руку.
– Не скажу, что эта мысль мне по душе, но… Думаю, нам стоит попробовать.
Сестра посмотрела на меня, и я твердо произнесла:
– Нельзя сидеть сложа руки.
Кьяра тут же попросила найти хорошую бумагу и чернила, а через час показала нам готовое письмо. Оно было составлено сухо, исключительно по делу – даже мой дядя остался бы доволен. Но не это поразило меня: у Кьяры оказался потрясающей красоты почерк – я бы повесила это письмо в рамке на стену, чтобы любоваться.
Заметив наши восхищенные взгляды, сестра немного смутилась и пояснила:
– У меня были занятия каллиграфией почти каждый день на протяжении двенадцати лет.
Бумагу аккуратно сложили, и на обратной стороне Кьяра старательно вывела:
Имроку Дейну, Главе Карателей, от Кьяры Дейн
Глядя на письмо, белеющее на кофейном столике, я почувствовала облегчение: пусть даже из этой затеи ничего не выйдет, но мы хотя бы попытаемся. Всеобщего воодушевления не разделяли лишь скептически настроенный Ферн и хмурый Кинн. Было невероятно странно видеть между ними такое согласие.
Будто прочитав мои мысли, Кинн сказал:
– Письмо не отменяет того, что нам надо сосредоточиться на поисках трессион-отвертки. Мы уже много где искали, но Квартал слишком большой…
Тихо покачав головой, Кьяра спросила:
– Как она выглядит, эта отвертка? Какая-то особенная?
– Нет, как любая другая, только ручка у нее из трессиона – обычно он болотного цвета, иногда сероватый.
Сестра на секунду замерла, а потом задумчиво проговорила:
– А у Мара вы спрашивали?
– У Мара? – изумленно переспросил Ферн. – С чего это?
– Он ведь интересуется механизмами, а уж где механизмы, там и инструменты.
– Мар интересуется механизмами? – с удивлением спросил Нейт. – Раньше он вообще ни к чему не проявлял интерес.
Кьяра пожала плечами.
– Он растет, самое время найти себе занятие.
Кинн слегка нахмурился:
– А как мы объясним, для чего ищем эту отвертку? Нельзя же взять и сказать, что у меня есть дар? После того, что произошло в сквере, меня и так подозревают…
– Нет, про дар говорить нельзя… – согласился Нейт. – Но Вира знает всё о камнях, хотя она и дремера. Скажем, что тебя тоже этому обучали.
Сложив на груди руки, Кьяра решительно сказала:
– Только ничего не говорите про письмо. Когда отправим, тогда и скажем.
– Почему? – спросил Нейт.
– Не хочется никому подавать ложных надежд.
Ферн что-то пробурчал, но под ее холодным взглядом тут же замолк.
Когда на следующий день мы пришли в Оранжерею, особняк показался мне еще более неприветливым и неуютным, чем прежде. Возможно, это ощущение усилилось из-за близости сквера, где был похоронен Сай.
Глерр, Тайли и Люцилла встретили нас в изумрудной гостиной.
Вспомнив наше знакомство, я поразилась, как сильно всё изменилось. Глерр по-прежнему был босиком и в своих излюбленных черных штанах и свободной рубашке, но в его приветствии не было ни холода, ни презрительной насмешки – наоборот, он как будто был рад нас видеть.
Люцилла уже не походила на бездушную куклу: в бледноголубом платье, которое никак не перекликалось с рубашкой Глерра, она смотрела на нас сосредоточенно и серьезно. Я отметила, что сидит она отдельно от юноши – видимо, до сих пор не простила ему того, что он обвинял ее в порче портретов. Честно говоря, такая Люцилла – повзрослевшая, живая – мне нравилась куда больше.
Тайли тоже стала другой. Бледная и слегка встревоженная, она больше не робела от каждого нашего взгляда, как вначале. Наверное, невозможно соприкоснуться со смертью и остаться прежним.
Глерр первым нарушил неловкое молчание:
– Я видел Риссу.
– Что? Когда? Где? – посыпались на него вопросы.
– Сегодня на рассвете. В одном из домов неподалеку от храма.
– Это точно была Рисса? – резко спросил Ферн.
Глерр поднял брови.
– Она скрывалась за шторой, но ее красный жакет трудно спутать с другим. Видимо, она меня тоже заметила и успела сбежать. Я обыскал все ближайшие дома, но ее там не было.
– Ну, по крайней мере, теперь мы знаем, что она жива. Надо будет еще раз обыскать это место, – проговорил Нейт, а затем рассказал о нашем плане с трессион-отверткой и об увлечении Мара механизмами. Тайли охнула:
– Это правда! Я видела, как он возится с какими-то шестеренками…
Мы переглянулись, и Нейт спросил:
– А где он сейчас?
Тайли неуверенно ответила:
– Наверно, в своей комнате или где-то с Донни.
Когда Нейт бросил на Глерра вопросительный взгляд, тот лишь пожал плечами.
– Я что, должен следить за каждым их шагом?
Кьяра недовольно процедила:
– А следовало бы… Тут творится не пойми что, а дети предоставлены сами себе…